Издавна славились тульские оружейники своим неподражаемым мастерством. Созданное ими роскошное оружие, различные изящные "субтильные" металлические вещи украшали дворцы царей и аристократии, стоявшей у кормила власти. Высоко ценил их "великолепный князь Тавриды" Г. А. Потемкин. Он как президент Военной коллегии имел прямое отношение к Тульскому оружейному заводу и, обладая великолепным подбором таких изделий, с гордостью показывал их высокопоставленным русским и иностранным гостям. Для совершенствования мастеров в таких художественных работах он предписал тульскому наместнику генералу М. Н. Кречетникову направить нескольких оружейников в Англию. Для этого избрали двух молодых оружейников - Алексея Сурнина и Якова Леонтьева.
Сурнин происходил из старинной оружейной семьи. "Казенного кузнеца Ваську Васильева сына Сурнина" называет писцовая книга 1677 г. Леонтьевы известны с начала XVIII века. Позднее из этой фамилии вышли мастера художественной отделки оружия. Алексей и Яков были молоды, но выделялись способностями, поэтому в одном из писем Потемкин и назвал их "тульскими художниками". Родителям, "чтоб не терпели нужды" при долгом отсутствии сыновей, назначили пособие от казны.
Туляки прибыли в Петербург в начале 1785 г. Навигация на Балтике кончилась, и они направились в Лондон сухопутьем, возможно, с одним из дипломатических курьеров. Путникам открылись неведомые страны. Дорожные впечатления и встречи расширили их кругозор, пробудили новые интересы и стремления.
Сурнин и Леонтьев прибыли в Лондон только к ноябрю 1785 г. и поступили на попечение русского посла в Англии графа Семена Романовича Воронцова (1744-1832). Этот талантливый дипломат с достоинством и твердостью представлял интересы России, имел широкие общественно - политические связи в Англии, хорошо знал военное дело и потому оказал большое влияние на судьбу тульских оружейников.
Сурнина и Леонтьева определили в пансион изучать английский язык и рисование. Очевидно, предполагалось дать им достаточно широкую техническую подготовку. Но, отправив оружейников в Англию, Потемкин вскоре забыл о своей затее, о переводе денег на их содержание. Туляки терпели лишения, вошли в долги. Пребывание в пансионе затянулось и дало достаточно времени для знакомства со столицей. Пытливо наблюдая контрасты большого города, где при "свободном состоянии" народа благоденствовали одни, а трудились и бедствовали другие, они скоро поняли, какова "хорошая жизнь" за морем...
Только летом 1787 г. , когда долгожданные деньги наконец поступили, обучение в пансионе завершилось. Сурнин и Леонтьев направились в Бирмингем и Шеффилд "для примечания стальных мануфактур и употребляемых на оных машин". В Бирмингеме они познакомились с выделкой замков, пуговиц, пряжек, бытовых изящных вещиц, которые пользовались большим спросом.
С. Р. Воронцов "ранее сам служил в армии" и видел существенные недостатки изготовляемого в России оружия. Поэтому он считал, что "гораздо полезнее будет для Отечества, чтобы на наших оружейных заводах умели делать то, что необходимо, нежели чтобы доставить петиметрам (щеголям, франтам.- В. А.) нашим способы украситься прелестными нарядами, хорошо вышлифованными шпагами, блестящими пряжками, цепочками и тому подобным". По этим соображениям Воронцов и приказал определить Сурнина и Леонтьева к "лучшим здешним оружейным мастерам" и 7(18) июля 1788 г. написал об этом Кречетникову. Но англичане, "не желая выпускать ремесла из своего отечества", отказывались принять русских учеников, угрожая исключить из цеха мастеров, которые это сделают. С большим трудом удалось определить Сурнина к "первому оружейному мастеру" Генри Ноку, а Леонтьева - к Дурсу Эггу. Пользуясь удобным случаем, они взяли с русского правительства очень высокую плату - 120-150 фунтов в год (от 960 до 1200 русских рублей).
Сурнин вскоре проявил талант и трудолюбие, что обеспечило ему особое расположение Нока. "Сей честный и совершенно преданный России художник, - писал позднее Сурнин, - сообщал мне без малейшего закрытия все тайны своего художества, препоручив мне смотрение над всеми работами и над двумястами преискусных подмастерьев". Сурнин мог подробно изучить и новейшие образцы оружия, и процесс их изготовления. Он стал надежным помощником Ноку, и тот, желая удержать его у себя, соглашался снизить в дальнейшем плату за обучение.
Сурнин получил заслуженное признание среди английских оружейников. Сам Воронцов признал, что он "неутомим в приобретении успехов в пользу России". Но в Петербурге почти забыли о туляках. Сурнин и Леонтьев продолжали терпеть лишения, делали долги. Их стали склонять навсегда остаться в Англии. Сурнин не уступил соблазнам, он горячо любил свою Родину и только ей хотел служить до конца. Леонтьев оказался малодушным, "вдался в беспорядочную жизнь", бежал от мастера и скитался на чужбине. Пути земляков навсегда разошлись...
Происшедшее встревожило Воронцова. 9 июля 1790 г. он писал своему брату президенту Коммерц - коллегии: "Прошло более трех лет, как были отправлены два тульских оружейника, чтобы усовершенствовать себя в мастерстве. Один из них повернул слишком плохо. Другой столь же честен, сколь и превосходен в Своём искусстве, ему более нечему учиться. Я хочу отправить его обратно, когда Кречетников пишет мне, чтобы оставить его еще. Для этого я делаю представление, что недалека опасность его лишиться: он может жениться здесь, может обосноваться в стране, где при способности, которую он имеет, сможет заработать более чем двести фунтов стерлингов в год" (до 1600 рублей).
Вряд ли Воронцов имел основания сомневаться в намерениях Сурнина. Но ухудшение англо - русских отношений в 1790 - 1791 гг. побуждало к возвращению Сурнина на Родину. Воронцов, 8 августа 1791 г. отправляя его в Россию, сообщил об этом президенту Военной коллегии Г. А. Потемкину письмом. Рекомендуя его покровительству князя, Воронцов писал, что, посещая "здешние города и заводы для примечания машин, разных инструментов", Суриин приобрел некоторые из них. По мнению Воронцова, используя их, можно будет "делать все разные части ружей с таковою точностью, что сколько б тысяч оных заказано ни было, то все части годны будут ко всякому замку". Здесь прямо говорится о том, что, изучив производственный опыт Англии, Сурнин мог обеспечить выработку взаимозаменяемых деталей замка, важную для установления полной взаимозаменяемости в оружии.
Перечень машин, приложенный к письму Воронцова, не дает их технической характеристики, но две из них предназначались для "делания замков". Возможности этих станков не стоит преувеличивать. Промышленный переворот только начинался, и английский инженер Бентам признавал, что мало сделано пока для "замены неверности человеческой руки неизменной точностью машины".
Воронцов высоко ценил личные качества Сурнина. Благородный патриотизм Сурнина, стремление его отдать все знания и силы на службу Родине тронули даже такого надменного англомана, как князь Воронцов, поэтому сохранил он на долгие годы память о Сурнине и уважение к простому тульскому оружейнику.
Нетерпеливо ожидал Сурнин встречи с желанной Родиной. В начале 1792 г. он после долгих лет, проведенных на чужбине, прибыл в Петербург. Теперь предстояло получить назначение.
Военная коллегия решила поручить ему "в смотрение" оружейный завод, который намечали строить в Олонецкой губернии. Пока дело решалось, Сурнин съездил в Тулу. Он вновь оказался в семье и среди старых друзей, нашел время для "точного обозрения" заводских работ. Задуманная в 1779-1782 гг. перестройка завода "каменным зданием" не осуществилась; "машины" и строения обветшали. Фавориты наместников своевольно вмешивались в дела завода, что привело его в "жалкое положение" (по свидетельству А. Т. Болотова). Сурнин не мог смириться с этим и хотел остаться в Туле. Его поддержал наместник М. Н. Кречетников, который просил дать Сурнину "приличное награждение и хотя бы небольшую золотую медаль для отличия и одобрения его, так и побуждения тульских мастеровых к снисканию у него нужных познаний". Прося о "награждении", сам Кречетников не проявил особой щедрости, назначив Сурнину... всего 20 рублей в месяц.
В январе 1792 г. Сурнину поручалось "первейшее и главное попечение иметь о поправлении (совершенствовании.- В. А.) замков оружейных". "В полную команду" ему предоставлялись для обучения молодые способные оружейники. Одновременно он должен был сделать "полное ружье на английский манер", установить выплавку инструментальной и пружинной стали и выделку инструмента, которым оружейники "весьма недостаточны". Так впервые определился круг деятельности Сурнина.
Правившие заводом чиновники дворяне видели в Сурнине простого казенного оружейника и оказали ему "весьма неприятную встречу". Свыкшись с рутиной в производстве, они не собирались поддерживать его начинаний: Сурнин оказался в унизительном положении. В марте 1792 г. он был вынужден обратиться в Военную коллегию, прося дать ему "некоторое отличие", т. е. чин, который бы обеспечил его права и возможности. С ответом не торопились. Это заставило Сурнина вскоре через главноначальствующего артиллерией графа П. А. Зубова обратиться к Екатерине II с просьбой устроить его судьбу "к пользе отечества таким образом, дабы застарелые и вредные злоупотребления не могли препятствовать моей ревности". Сурнин особо называет "новоизобретенный оружейный замок с одним только шурупом" и "духовое", т. е. пневматическое ружье, вывезенное из Англии. Но он занимался и самостоятельным творчеством. "Пистолет, сделанный мною в свободные часы, прилагается в оригинале, который, зарядив один раз, производит десять выстрелов в полторы минуты. Таковой же конструкции можно сделать и карабины".
Над многозарядными системами оружия тогда работали во многих странах (Вильсон, Мортимер - Лондон, И. В. Полин - Тула и др.). И это свидетельствует о широте технических интересов Сурнина. В 1983 г. в фондах Ивановского историко - краеведческого музея обнаружен дорожный пистолет с надписью "Патент А. Сурнина" - единственное дошедшее до нас его изделие.
Деловая, проникнутая сознанием собственного достоинства записка А. Сурнина еще полнее раскрывает его личность. Это вышедший из народа талант, который борется с застарелыми предубеждениями, отстаивая свое право на творческий труд для блага Родины.
Обращение имело неожиданные последствия. Пока нового оружейного завода в Олонецкой губернии не построили, Сурнин в июле 1792 г. был оставлен в Туле, что отвечало его желаниям. Он начал большую работу по совершенствованию и самого оружия и его производства.
В распоряжение Сурнина назначили 18 оружейников всех специальностей "для делания образцовых армейских ружей, признанных в Англии наилучшими". Пять ружей разного калибра были представлены им графу П. А. Зубову, и это, возможно, имело отношение к введению в армии в 1793 г. нового пехотного ружья.
Мастера вели работы по домам, имея "великий недостаток в мастерских инструментах". Сурнин предложил установить их выделку в заводе и завести небольшую "пилозубную фабрику". Он впервые пытался организовать инструментальное хозяйство для облегчения труда и повышения производительности.
Много внимания уделил Сурнин и "узким местам" технологического процесса, предложив оковывать детали замка "по размеру форме", устроить машину для окончательной отделки канала ствола, исправить точильную машину, чтобы "стволы точились равностенные". Он заботился, чтобы "во время сражения на штыках" стволы не могли погнуться. Сурнин хорошо видел перспективы механизации производства, но эти замыслы осуществили уже позднее другие.
10 февраля 1794 г. , как "показавший на опыте искусство свое в делании различного рода огнестрельных оружий", Сурнян был назначен "мастером оружейного дела и надзирателем всего до дела ружья касающегося" с жалованьем 500 рублей в год. Ему поручались и руководство производством, и окончательный контроль оружия "собственным его клеймом". Это открывало широкие возможности. Через год его произвели в прапорщики - чин 14- го, последнего класса. На большее в самодержавно - крепостнической России не мог рассчитывать казенный оружейник!
Россия в 1798 г. вступила в коалицию монархических держав Европы для борьбы против Французской республики. Предстояли новые заказы на оружие. Военная коллегия предписывала изготовлять все детали оружия "такой равноты, чтобы к каждому того рода оружию годились", т. е. они должны были отвечать требованию взаимозаменяемости. Этот принцип получил признание еще в середине XVIII в. , но завод оставался мануфактурой, основанной на ремесленном труде, что осложняло его осуществление.
Сурнину было поручено составить "Правила", обеспечивавшие при выделке оружия "совершенную пропорцию и равноту одной вещи с другой". Предстояло пересмотреть весь производственный процесс. Эти сложные работы были проведены в короткий срок к сентябрю 1798 г. Сурнин, тесно связанный с оружейниками, имел из них надежных помощников: Я. Крапивенцева, М. Воротникова, И. Лисицына, И. Полина, Т. Панаргина, И. Бакулева и опытных мастеров из цехов. "Правила" одобрило заводское правление. Они определили технологический процесс изготовления деталей с указанием инструмента, приспособлений, рабочих и поверочных лекал.
Сурниным было составлено и "Описание лекалам, проймам, машинам (приспособлениям.- В. А.), заведенным на предмет возделывания огнестрельного оружия с таковою аккуратностью, чтоб все части одного ружья ко всем прочим употреблены быть могли". Это не дошедшее до нас "Описание" неопровержимо свидетельствует о том, что надежные основы производству оружия с взаимозаменяемостью деталей в Туле были положены трудами Сурнина и его ближайших помощников. В этом безусловно заслуга Сурнина.
Нет сведений, как Сурнин ввел в действие новые "Правила". Но увеличение выхода оружия за время войны России с Францией в 1805 - 1806 гг. показывает, что он успешно завершил свои работы.
10 декабря 1806 г. по повелению Александра I в "награду отличных трудов и ревности к службе" Сурнину была выдана тысяча рублей. Даже царское правительство, равнодушное к людям из народа, признало его заслуги.
Долголетний опыт и знания обеспечили Сурнину известность и авторитет. Его жаловали императоры, знало сановное начальство. Гордый вельможа С. Р. Воронцов не забыл его за долгие годы. В 1805 г. в письме к сыну, ехавшему в Тулу, он характеризовал Сурнина как "человека, достойного уважения, способного привести заводы в лучшее состояние".
Но Сурнин знал цену преходящему вниманию "сильных мира сего" и свято хранил старые испытанные связи с друзьями юности и с товарищами по работе, помощниками в замыслах и трудах. Мы мало знаем о его личной жизни. Он не искал выгодных партий и по влечению сердца женился на дочери отставного писца Ефросиний Ивановне Соколовой. Супруги, имея трех сыновей и трех дочерей, скромно жили в небольшом доме в Чулковской слободе. В тихом домашнем быту они едва ли выделялись среди прочих зажиточных оружейников, и лишь рассказы хозяина о юных годах, о далекой Англии порой привлекали любопытных соседей.
Напряженный труд давал себя знать. С начала лета 1811 г. имя Сурнина не встречается в заводской переписке. По - видимому, после длительной болезни он скончался 17 августа 1811 г. , едва достигнув возраста сорока четырех лет. Время не пощадило его могилы на Чулковском кладбище.
Сурнин не пережил "грозы двенадцатого года". Но его труд способствовал обеспечению армии оружием. То единообразие деталей тульских ружей, о котором с торжеством писал в 1826 г. академик И. X. Гамель, было подготовлено трудами Сурнина.
В царской России мало интересовались талантами из народа. Имя Сурнина почти забылось. Лишь много лет спустя, в 1905 г. , изучая историю Тульского оружейного завода, С. А. Зыбин обратил внимание на необычные обстоятельства его жизни. Он сопоставил некоторые факты биографии Сурнина с известным сказом о тульском Левше и стальной блохе Н. С. Лескова и усмотрел несомненные совпадения. В статье на страницах "Оружейного сборника" Зыбин выступил с утверждением, что "Сказ" Лескова - литературная обработка тульской легенды и прототипами ее героя являются не кто иные, как Сурнин и Леонтьев, которые "слились в одну личность с двойственным характером Левши". Зыбину почему - то было неизвестно, что уже в 1882 г. Н. С. Лесков заявил в печати: "... я весь этот рассказ сочинил в мае прошлого года, и Левша есть лицо, мною выдуманное" (подчеркнуто Н. С. Лесковым).
Замысел "Сказа" шел от пословицы "Туляки блоху подковали" и традиций народного творчества. Нет оснований говорить о прямой связи образа Левши с обстоятельствами жизни Сурнина, тем более, что Лескову не могли быть известны документы, впервые выявленные Зыбиным в 1905 г. Но совпадение фактов, относящихся к пребыванию Сурнина в Англии, с сюжетными мотивами "Сказа" Лескова не случайно. Вспомним эпизод, где англичане соблазняют Левшу "большой образованностью", даже возможностью женитьбы. Именно эти обстоятельства отмечены С. Р. Воронцовым в письме к брату 9 июля 1790 г. , опубликованном в 1876 г. в IX томе "Архива кн. Воронцова", подготовленном П. И. Бартеневым - либеральным историком и пушкинистом. Тот же Бартенев в издаваемом им журнале "Русский архив" в 1879 г. поместил и другое письмо Воронцова неизвестному лицу (возможно, члену Иностранной коллегии В. А. Моркову) от 9 августа 1791 г. В нем он рекомендовал ему Сурнина - "человека примерного поведения и отменного искусства", который "предпочел возвратиться на Родину, хотя здесь, в Лондоне, мог зарабатывать с лишком двести гиней в год. Товарищ его, пьяница и вовсе не такой искусный мастер, не захотел уезжать". И здесь опять ситуация, явно отразившаяся в "Сказе" Лескова.
Остается предполагать, что Н. С. Лесков был знаком с этими документальными публикациями. П. И. Бартенев был достаточно известен в литературных кругах, и его издания, конечно, были в руках такого писателя, как Н. С. Лесков. Следовательно, письма С. Р. Воронцова прямо повлияли на развитие сюжета "Сказа", в котором отразились некоторые факты биографии Сурнина. Но следует согласиться с мнением литературоведов, что они послужили для писателя "лишь одним из элементов повествования о талантливом русском мастере". Таким и был Алексей Сурнин, один из выдающихся деятелей отечественной техники, который отдал всю жизнь совершенствованию родного ему оружейного дела.