Длинными вечерам, а иногда и ночами папа мне много рассказывал о своей жизни в деревне, в Москве, о войнах - Финской и Отечественной. А теперь пришла моя очередь рассказать о нем, чтобы помнили внуки и правнуки о своем деде.
«И так во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди,
так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки».
От Матфея Святое благословение,
двенадцатая заповедь,
глава седьмая
22 июня 1941 года Иван Егорович Соломатин встретил в Гороховецких лагерях. Ему было 30 лет. В Красной Армии он служил с 1931 года шофером: закончив срочную службу сержантом, остался на сверхсрочную в звании старшины автороты. Воевал на Финской войне старшиной роты обеспечения полка легких танков Т-26. После войны его направили в Рязанское бронетанковое училище на краткосрочные офицерские курсы.
Весной 1941 года младший лейтенант Соломатин, командир танка Т-26, в составе вновь созданного танкового корпуса был направлен на учения в Гороховецкие лагеря.
В начале войны танковый полк, роту обеспечения погрузили на два эшелона и направили на Запад. До Белоруссии добрались в середине июля. Часто поезд стоял - то повреждены пути, то где-то разбомбили составы… Враг был уже рядом. Командир полка хотел разгрузиться с платформ и своим ходом пойти вперед. Но не было приказа от вышестощего командования. А на следующий день налетевшие немецкие штурмовики буквально растерзали оба эшелона, хотя они были в нескольких километрах друг от друга.
От эшелона, где находился отец, уцелел один танк. Его почти на руках, используя подручные материалы, спустили с платформы на железнодорожную насыпь выжившие после налета члены экипажей и взвода охраны. Осталось человек двадцать, а было их больше сотни… Молодой майор, командир полка, с которым отец воевал еще в Финскую (тогда он был капитаном – командиром танкового батальона), принял командование. Из экипажа отца остался в живых механик-водитель Коля Скачков, тракторист из Рязанской области.
Когда комполка приказал обеспечить движение танка, Николай, немного повозившись, запустил двигатель. Нашелся и стрелок. Павел, 1941 года призыва, прошел курс молодого бойца и освоил стрельбу из пушки и пулемета. Вообще-то в бою стрелку приходилось заряжать пушку и стрелять из пулемета, из пушки, как правило, стрелял в командир танка. Пока занимались танком, живые собрали мертвых и забросали песком с насыпи.
На моторный отсек положили несколько тяжелораненых и двинулись по железнодорожным путям к видневшемуся переезду.
Нужно было уйти от железной дороги, но с обеих сторон к насыпи подступало болото. От переезда свернули к югу и вскоре добрались до перекрестка. С запада был слышен шум приближающихся автомашин. Из-за густых и высоких кустов не было видно движущейся техники. Командир приказал готовиться к бою, но отец, по характерному завыванию машин, предположил, что это наши – немцы на «захарах» не ездили. На перекресток вскоре действительно выехали два ЗИС-5. Оказалось, что первый эшелон тоже разбомбили. Осталось человек пятнадцать и два ЗИСа на ходу. Из командиров – один капитан спецотдела. Капитан доложил, что когда они выбирались на дорогу, слышали какой-то грохот с запада. Заглушили двигатели - уже явно был слышен звук двигателей и лязг гусениц – шли танки.
Комполка приказал свернуть на узкую дорогу, ведущую на восток, где вплотную подступали болота, и срочно валить деревья, растущие кое-где на кочках и островках, чтобы перекрыть ими дорогу. Метрах в двухстах от дороги стали закапывать танк. Танк превратили в ДОТ и у поваленных деревьев заняли огневую позицию. Из оружия было пяток винтовок, пистолеты и гранаты.
Уже стемнело, а немцев все не было. Послали двух людей в разведку. Часа через три они вернулись, оказалось, колонна немецких средних танков стоит километрах в пяти от нас. Колонна остановилась на ночь, экипажи вышли из машин, шумно разговаривали, играли на губных гармошках, готовили еду – в общем, отдыхали.
Точное количество танков разведчики сосчитать не смогли. Но их было больше 6. Командир решил, что ввязываться в бой всем нецелесообразно, могут все погибнуть. Он оставил с танком экипаж, а остальные на автомобилях должны были вернуться к населенному пункту, километрах в 15-20 от станции, мимо которого проезжали до бомбежки. Если там еще оставались наши войска, можно было закрепиться и остановить вражескую танковую колонну.
Светало. Комполка построил оставшихся красноармейцев и напротив экипажи Т-26. Обратился к отцу: «Товарищ младший лейтенант, вам поручается задержать, а может и остановаить продвижение колонны танков противника. Стоять до конца! Это надо было понимать «на смерть». Так все и поняли. Командир подошел, обнял членов экипажа. Когда обнял отца, сказал - «Иван Егорович, я вас знаю еще с Финской, более опытного и ответственного командира здесь нет. Поэтому примените весь свой опыт. Первый выстрел может решить все. А пока прощайте - может еще свидимся.» Отвернулся и побежал к грузовикам, в которых уже разместились остатки личного состава танкового полка.
Отец обратился к экипажу: «Ребята, как вы поняли, нас оставили здесь стоять до конца, а правильнее сказать до смерти. Но чтобы вы не опускали руки, я поясню наше положение: дорога узкая, по бокам вплотную подступает болото. Если нам удастся остановить первый танк – она будет закупорена. Поэтому наш выстрел должен быть не только первым, но и точным. Уже светает, нужно все тщательно проверить – пушку, пулемет, очистить сектор обстрела».
Когда рассвело, послышался дальний рокот моторов, который становился все громче. По нашим прикидкам, был еще вариант: танки могли пойти на юг по широкой дороге. Не случилось: над дорогой поплыли густые клубы пыли и дыма. Первым двигался мотоциклист, за ним танк. Завал из деревьев они увидели издалека. Несколькими выстрелами из пушки разнесли его в прах. Из клубов дыма и пыли выскочил еще мотоциклист – увидел второй завал и, приняв в сторону, остановился. Тут же вывалился танк. По движению пушки вниз было видно, что он готовится прямой наводкой расправиться со вторым завалом, но отец опередил его на несколько секунд. Первый снаряд из сорокопятки попал в гусеницу. Подбитый танк начал разворачиваться и, когда «разулся», стал поперек дороги. Не успел развернуть пушку, как получил второй снаряд под башню и ее, очевидно, заклинило, а из моторного отсека повалил черный дым. В это же время заработал пулемет, установленный на мотоцикле. Пули застучали по лобовой броне Т-26. Паша длинной очередью срезал обоих мотоциклистов. Из подбитого танка вылезали танкисты. Когда стрелок перенес огонь на танк, немцы уже кувыркнулись из люка на ту сторону.
Второй танк хотел объехать подбитый, чтобы увеличить сектор обстрела, так как наш танк оставался в мертвой зоне, но его гусеница заскользила по крутой насыпи. Наш танк остался в мертвой зоне. Да и мы видели только верх башни вражеского танка. Все выстрелы прошли мимо.
Немецкие танки попробовали обстрелять нас издалека навесными выстрелами, но снаряды разрывались далеко за нашим танком. Немцы зацепили сползший танк и потянули его на дорогу. Бок башни был весь на виду и, улучив момент, отец всадил бронебойный снаряд.
От выстрела сдетонировал боезапас в башне немецкого танка, он взорвался, башню снесло, и она рухнула под откос. В это же время взорвался и первый танк. Башня осталась на месте, может быть потому, что были открыты люки. На дороге полыхали два огромных костра в туче пыли и дыма. Позади их гудели и рычали танки. Что они там еще придумали? Потом гул стал удаляться и - тишина. Огонь на горящих танках стал утихать. Отец приказал механику-водителю проверить - что там, за «кострами».
Осторожно, на четвереньках, пополз механик по откосу дороги. Подобрался к горящим танкам, вскочил во весь рост и закричал: «Ура! Фрицы укатили!» Оставив стрелка у пулемета, отец побежал к механику. Осмотрелся: дорога закупорена наглухо.
С мотоцикла сняли пулемет, два автомата с подсумками и быстрее к своей машине.
«Ребята, нам нужно быстрее отсюда уезжать – немцы могут вызвать авиацию» - сказал отец.
Осмотрели свой танк. Сзади траншея была открыта, и было видно, что вода подступила к днищу танка. Хорошо еще, когда заезжали в траншею, под гусеницы подложили бревна, а с боков натолкали мелких деревьев и кустарник, что не дало плывуну затянуть шасси.
Коля, опытный тракторист, прогрел двигатель, а потом резко выдернул танк из траншеи.
Нужно как можно быстрее оторваться от места боя. Отъехав километра полтора, они услышали позади грохот бомбежки, а через некоторое время танк как бы подкинуло сзади, над ними пролетел самолет и стал делать разворот. Бомба разорвалась позади танка, и летчик решил добить его.
«Стоять! Покинуть машину!», - закричал отец, схватил саперку, выскочил из танка на обочину дороги. За ним выскочил стрелок, и они залегли в небольшой канаве по левую сторону дороги. А механик вылез из своего люка и залег с правой стороны.
Самолет, почти на бреющем полете, сбросил бомбу. Больше отец ничего не видел и не слышал. Очнулся он в темноте, засыпанный землей. Но под ним было воздушное пространство – несмотря на экстремальную ситуацию, он все сделал по инструкции: стоял на четвереньках, а под ним лежала лопата. Немного опомнившись, стал подгребать землю под себя. Над ним земли оказалось всего-то с полметра, но если бы лежал плашмя – подняться бы не смог. Когда вылез из-под земли, увидел, что танк лежит на боку и горит. Башня, перелетев через него, оказалась в воде – торчала только пушка.
Бомба взорвалась рядом с танком с правой стороны. Своим корпусом танк как бы защитил командира и стрелка от полного погребения. Раздумывать было некогда. Нужно было откапывать членов экипажа. Стрелок, как запомнил отец, лежал в метрах трех впереди.
Первым же шурфом наткнулся на ноги. Пройдя метра на полтора вперед, стал откапывать ему голову. Земля была рыхлая. Добрался быстро. Очистил голову и лицо. Павел был без сознания, но пульс на шее прощупывался.
Пока откапывал тело, стрелок пришел в себя и с трудом выбрался, как говорится, на свет Божий. Лопату тоже быстро откопали, ведь нужно было срочно искать водителя. На другой стороне земли лежало гораздо больше. Прикинув место, стали копать шурфы метра через полтора, чтобы не пропустить тела. Прокопали две ямы до твердого грунта - нет. Начали в разные стороны еще по шурфу – нет. Стрелок стал сдавать. Отец выкопал уже третий шурф, а стрелок ковыряется со вторым. «Товарищ лейтенант», – говорит он – «все равно мы его не найдем, давайте прекратим напрасные поиски!».
Отец достал пистолет: «Если ты сейчас же не возьмешь лопату и не будешь копать – пристрелю!» - объясняться сил не было.
Стрелок, не отводя глаз от ТТ, нащупал лопату и быстро-быстро стал копать. Отец ему сказал: «Пока мы не найдем Колю, живого или мертвого – отсюда никто из нас не уйдет». Стрелок почему-то шепотом сказал: «Есть!», - и тут лопата воткнулась во что-то упругое. Разгребли – тело. Добрались до головы. Водитель был без сознания, но пульс прощупывался. Его спасло то, что был запас воздуха, потому что он лежал ничком, но на четвереньках.
При помощи искусственного дыхания с трудом привели его в чувство, но двигаться Коля не мог – сильная контузия. Что же делать? Нести его никто не мог – сами еле стояли на ногах. Припекало солнце. Оттащили его в тень, упали рядом и стали обдумывать свое положение. Как добраться до своих?
Отец вспомнил, что когда снимали пулемет с мотоцикла, обратил внимание на то, что мотоцикл-то был цел. Сжечь его в спешке не успели. Оставив ребят приходить в себя, превозмогая боль и усталость, он двинулся к месту боя.
Полтора километра он преодолел с трудом, несколько раз отдыхал. На месте второго завала зияли огромные воронки от авиабомб. Но мотоцикл стоял у подбитого танка. Он был цел и невредим. Отец осмотрел его – заправлен полностью и колеса не спущены. Завелся, правда, не сразу. Но в опытных руках быстро затарахтел. Теперь его нужно было провести между воронками, что было достаточно сложно. На душе полегчало, когда выбрался на ровную дорогу. Через пять минут уже был у своего экипажа. Помогли механику-водителю забраться в люльку, а стрелок сел позади – и вперед!
Населенный пункт оказался в километрах двадцати и, подъехав ближе, они увидели завал на дороге из деревьев, бревен и других каких-то массивных предметов. Остановились метрах в пятидесяти – за баррикадой тишина, а кто за ней неизвестно. Отец приказал стрелку спешиться и по обочинам дороги стали продвигаться к завалу.
Вдруг сбоку выскочил танкист в шлеме, комбинезоне (он узнал наших) и побежал навстречу. Отец тоже узнал лейтенанта – командира экипажа своего полка. Они обнялись. Пошли к мотоциклу. Все уселись, а в завале уже разбирали проезд. Так они оказались у своих.
Населенный пункт был каким-то районным центром. Здесь собралось много красноармейцев ¬- танкисты без танков, летчики без самолетов, артиллеристы без орудий. Остатки стрелковой дивизии, потрепанной в боях.
Отец по указанию своего товарища подъехал к дому, где располагался штаб с остатками танкового полка. Когда командир выслушал подробный доклад, подошел, обнял отца и сказал: «Я, честно, не ожидал вашего возвращения, но чтобы за одно утро столько наворотить и столько пережить - ушам своим не верю!». В разговор вступил особист: «Можно верить и не верить, но проверить надо, - как это легкий танк мог остановить и повернуть колонну средних танков, да еще вернуться целым и невредимым на немецком мотоцикле. Нужно срочно усилисть оборону на этом направлении, а экипаж под арест, пока не разберемся что к чему».
Комполка попросил отца подождать во дворе, и началась громкая перебранка. Командир настоял, чтобы послать на место боя проверяющего и подтвердить или опровергнуть доклад командира танка Соломатина. А капитан спецотдела добавил, что если Т-26 брошен, то расстрелять весь экипаж. Комполка приказал лейтенанту-танкисту поехать на мотоцикле к месту боя и убедиться в правдивости доклада. В последнюю минуту в коляску заскочил капитан-особист – решил проверить все лично. А злополучный экипаж, предварительно накормив, закрыли в сарае, стоящем во дворе дома. В первый раз за несколько суток три танкиста заснули - отключились моментально, зарывшись в душистое сено.
Разбудили их только на следующее утро. Прошлым вечером вернулись особист с лейтенантом и подтвердили доклад командира танка Соломатина, даже привезли документы двух немецких мотоциклистов. Комполка приказал составить рапорт о проведенном бое и добавил, что за такой бой нужно наградить, да только сейчас не до того.
Через несколько дней появились какие-то командиры с предписанием отобрать танкистов, летчиков, артиллеристов без техники. Собрали около сотни человек и на трех автомобилях ЗИС-5 отправили на восток: под Смоленском формировали укрепрайон.
Отец опять получил Т-26. После обороны Смоленска с боями отступали к Москве. Под Москвой были тяжелые бои зимой 1941-1942 годов. В начале 1942 года где-то под Ржевом танк подбили и, покидая машину, отец получил осколочное ранение в правую лопатку. Механик со стрелком вытащили его с поля боя и отправили в медсанбат. Больше стрелка он не встречал, а вот с механиком-водителем довелось, видимо не зря отец его так упорно откапывал…
Медсанбат попал под минометный обстрел. К своему ранению отец получил осколочное ранение в живот и провалялся в госпитале до осени 1942 года.
Осенью 1942 года начали формировать отдельные танковые полки.
Из госпиталя, вместо комендантского сборного пункта, его по запросу направили в отдельный танковый. К своему удивлению там его встретил подполковник – его командир полка еще с Финской войны. В 1941 году он вместе с отобранными «технарями» отправил рапорт командованию танкового корпуса о судьбе своего полка и, на всякий случай, наградные документы на весь экипаж Т-26 с описанием боя, подтвержденные подписью капитана-особиста. Вот и получилось, что в конце 1942 года отец попал в отдельный танковый, как в родной дом – командир сумел найти несколько офицеров, еще воевавших на Финской войне.
Вместе с новым танком Т-34 он получил награду за первый бой – орден Красной Звезды. В составе отдельного танкового полка дошел до Польши. В конце войны полк вернулся в район города Каменец-Подольска.
После подавления крупных групп немцев и бендеровцев, офицерам разрешили пригласить семьи. Мы (трое детей и мама) приехали в небольшое село, где располагался танковый взвод из трех машин Т-34, которыми командовал отец – гвардии капитан бронетанковых войск.
Были частые тревоги, но боев с участием танков не происходило. Через полгода, летом 1946 года, после шумной ночи с движением танков, отец велел нам собираться и возвращаться на родину в город Елец. Через неделю приехал сам. Мне было 5 лет, и я не понимал в чем дело. Позже я узнал, что в одну из ночей бендеровцы вырезали семью командира танка, убив его сына и жену. Его товарищ, командир второго танка, когда увидел трупы, завел свою машину и начал давить хаты. Отец сумел заскочить в люк башни и заглушить двигатель. Но, тот уже успел развалить две хаты, правда, без жертв – хозяева успели разбежаться.
О случившимся отец радировал в Каменец-Подольск командиру полка. Приехало начальство. Комполка отвел отца в сторону и сказал, чтобы он срочно отправлял семью на родину. Лейтенанту-«мстителю» уже ничем не поможешь – его сразу арестовали. Отцу срочно оформили демобилизацию, и через неделю он был уже дома.
После нескольких дней отдыха, встреч, воспоминаний нужно было думать о работе. В горкоме партии предлагали начальником автоколонны, но отец пошел работать шофером.
Через два года нас постигло несчастье. На крутом спуске в автомобиле оборвалась центральная тормозная тяга и, чтобы не погубить десятки людей, отец увел ЗИС-5 в кювет. Погиб один пассажир. Отца осудили на три года. Через месяц он сообщил, что находится в Москве в Таганской тюрьме и строит высотное здание на Котельнической набережной. Танкиста быстро переучили на штукатура-каменщика, и уже через полгода он стал бригадиром отделочников.
Время было смурное, шла «сучья война»: некоторые воры по приказу администрации избивали «воров в законе», вплоть до убийств, заставляя работать. Обычно «мужики» трудились, а воры закрывались в комнатах и играли в карты.
В одной из драк был убит вор-«законник» и его тут же захоронили под слоем бетона. Случайно это увидел штукатур из бригады отца и все ему рассказал. На следующий день тот штукатур пропал на стройке. Очевидно, кто-то услышал их разговор. На следующий день отец как бригадир обратился к заму по режиму тюрьмы и сказал, что за забором высотки он не отойдет от охраны.
Его оставили в тюрьме и через несколько дней отправили на Краснопресненскую пересылку. Два месяца держали в одиночке, а в ноябре наладили на этап в Воркуту. Теплушка была набита «тяжеловесниками» со сроками от 15 до 25 лет. Отцу досталось место на полу у дверей вагона. Он плохо почувствовал себя еще в одиночке, а после нескольких суток у продуваемых дверей, у него начался сильный кашель, поднялась температура. Через несколько дней он впал в забытье, потеряв сознание. На очередной остановке его хотели выбросить из вагона на прицепной полувагон вместе с умершими, а это была бы неминуемая смерть.
Но один из зеков, покуривая у печки, стал присматриваться к умирающему мужику. Он узнал своего командира-спасителя. Это был Коля Скок, бывший механик-водитель. Отца оттащили к печке, освободив для него место. По какой-то цепочке Николай связался с начальником охраны этапа, и в Ухте отца сняли с поезда, отправив в больничку ближайшего лагеря. Там, придя в себя, он прочитал записку, которую написал Николай.
А судьба механика сложилась так.
В 1942 году полгода воевал на Т-26. В одном из боев танк подбили, а он, раненый, попал в плен. Бежал из лагеря военнопленных и до 1944 года воевал в партизанах. При освобождении партизанской территории, вместо зачисления в ряды Красной Армии дали 10 лет и отправили в Сибирь, где-то за Уралом бежал. Пристал к банде. И вот вором «в законе», с «четвертаком» за плечами направлялся этапом на Воркуту. Позже сообщили, что этот этап ушел на строительство «мертвой дороги» от Воркуты на Салехард и Норильск. Там, в северных болотах и оборвалась жизнь механика-водителя Николая Скачкова, вместе с сотнями тысяч таких же строителей.
Отца выходил пожилой врач-еврей, который отсидел 10 лет с 1937 года. Родные врача погибли в войну, и он остался работать и жить при больничке в лагере. Когда отец отправился от болезни (а было у него крупозное воспаление легких), его направили в Усть-Ижимлаг, и там он благополучно отработал расконвоированным шофером.
Вернулся домой в 1951 году и до пенсии проработал шофером на автобусах.
Скончался мой отец, Иван Егорович, в 1997 году в возрасте 86 лет.
Прости, Господи, ему все согрешения вольные и невольные. Вечная память ему за пережитые страдания, невзгоды и мучения. Царствие ему небесное!
С благодарностью за подаренную жизнь, сын Владимир Иванович Соломатин.