— Николай Николаевич, полмиллиона — население нескольких среднерусских городов. И это ежегодная «жатва» инсульта. Многим ли удается вернуться в строй?

— К сожалению, смертность при инсульте достаточно велика: кто-то гибнет практически сразу, максимум через месяц после «удара». Таких примерно пятая часть. Еще столько же уходит в течение года. Но и из выживших счастливчиков к труду возвращается всего лишь процентов пятнадцать-двадцать. Остальные остаются инвалидами.

— Медицина бессильна? Или так можно сказать только о медицине российской?

—Скорее последнее. Потенциальные возможности российских специалистов сегодня очень велики, а вот реальные — ограничены. Инсульт всегда был заболеванием одним из самых «дорогих», если говорить о лечении. Сегодня это особенно заметно. Притом, что теперь есть очень эффективные препараты. Они помогают даже при заболеваниях, которые раньше считались приговором. Но вот беда: принимать эти лекарства, бывает, приходится годами, а то и в течение всей жизни, а они по большей части не российского производства и очень дороги даже за рубежом. И такое положение вещей для многих тоже равноценно приговору.

— Но ведь есть категории больных, которым лекарства положены бесплатно. Неужели неврологические больные к ним не принадлежат?

— Конечно, принадлежат. Но только в составленных для этих больных «бесплатных» списках большинства современных, эффективных препаратов вы не найдете. Именно по причине их дороговизны. Закупки-то по этому списку финансируются из бюджета. А в графе «медицина» там не слишком-то внушительные цифры.

— И на какой дате застряла фармацевтическая промышленность, если судить по этим спискам?

— Если говорить о неврологии, большинство «новейших» препаратов в них десятилетней давности. А что такое для науки десять лет? Вечность!

— Получается, россиянам болеть не с руки. Или уж жить, не болея, или сразу помирать? А болеть лучше ехать в какую-нибудь развитую страну?

— Это и происходит. Кстати, у нас заболеваемость инсультом и смертность от него вдвое выше, чем в Европе. А с лечением, как видите, туговато. Хотя, вы же знаете, есть и среди россиян «счастливчики», могущие себе позволить сколь угодно дорогое лечение чего угодно. Но это далеко не вся Россия. Есть, к примеру, такое заболевание — мышечная дистония. Его еще называют кривошеей. У больного возникает перенапряжение мышц с одной стороны шеи, и голова оказывается вынужденно повернутой. В таком же состоянии могут оказаться и другие группы мышц — мышцы руки, лица.

— Общедоступное лечение неэффективно?

— Лечение общедоступными препаратами может быть долгим и не всегда успешным. Но есть другой способ (практикуемый, кстати, во всем мире). Можно сделать укол ботулинического токсина — всего один, но достаточно дорогой, долларов сто стоит. И симптомы хотя бы на время уйдут. Таким же образом сегодня в идеале необходимо помогать и во время реабилитации после мозгового инсульта. Вы наверняка видели людей, «приволакивающих» ногу или держащих в неестественно напряженном положении руку. Это так называемая спастика (высокое напряжение мышц). Убрать ее помогает та же инъекция. Правда, не одна, но с интервалом в четыре-шесть месяцев. То есть лечение еще дороже. А сегодня за подобные инъекции легко платят в основном только те, кто таким образом борется не за качество жизни, не за саму жизнь, а... с морщинками на лбу и вокруг глаз: этот препарат очень хорошо расслабляет и лицевые мышцы тоже — лицо становится моложе.

Впрочем, если говорить о стоимости лечения, то на этот счет были проведены специальные исследования. И оказалось, что когда больных лечат относительно недорогими лекарствами, курс получается настолько малоэффективным и длинным, что в итоге выливается бюджету в те же деньги, что и лечение быстрое, эффективное.

— Помогли эти исследования изменить приоритеты тех, кто решает, какое лекарство сделать для граждан России бесплатным, а каким пусть пользуются в меру своих возможностей?

— Я бы не сказал. Хотя как удовлетворить все потребности при тощем кошельке? Да все это и понятно. Но за такого рода пониманиями и непониманиями — конкретные человеческие судьбы. К примеру, в последние два года я и мои коллеги с болью наблюдаем ухудшение состояния некоторых пациентов нашей клиники, которого могло бы и не быть. Речь идет о рассеянном склерозе. Им страдает 150-200 тысяч россиян молодого и среднего возраста.

— Рассеянный склероз — это когда, как и при ревматизме, выходит из-под контроля собственная иммунная система?

— Примерно так. Иммунная система начинает агрессию против некоторых тканей центральной нервной системы. В итоге нарушается проведение нервного импульса — у больного возникает слабость в конечностях, ухудшаются чувствительность, зрение. Инвалидность, как и при многих неврологических заболеваниях, наступает быстро. Состояние ухудшается скачкообразно — во время обострений.

— И часто бывают обострения?

— Два-три в год. После каждого обострившиеся симптомы либо слабеют, либо «консервируются» до следующего ухудшения при следующем обострении. Поэтому принципиально важно, чтобы обострения эти происходили как можно реже. И сегодня есть препараты, снижающие их вероятность процентов на тридцать-сорок. Но они чрезвычайно дороги, а принимать их необходимо постоянно. В итоге стоимость годового курса получается тысяч десять долларов. Кто сегодня может себе это позволить? Раньше минздрав закупал их, и из ста тысяч больных по всей России примерно тысяча таким образом держалась «на плаву». В нашей клинике это лекарство получали около ста человек. Теперь лечение прервано, и атаки участились.

— Все это трагично. Тем более что подобная картина наблюдается, наверное, и при других неврологических заболеваниях? Или все-таки есть такие, при которых вопрос стоимости лечения не стоит так остро?

— Есть. К примеру, эпилепсия. В семидесяти процентах случаев нам имеющимися средствами удается убирать все симптомы заболевания. Но есть все-таки категория больных, при лечении которых встает та же проблема: препараты, которые способны помочь им (кстати, новые), тоже очень дороги.

Помогаем мы сохранять работоспособность и даже довольно высокую активность и страдающим болезнью Паркинсона. При своевременном обращении и правильном лечении они активны в течение 15-20 лет заболевания. И, тем не менее, проблема та же: состояние в итоге ухудшается. Инвалидами становятся многие. А мы не можем себе позволить лечить больных так, как это делают во всем мире.

— А что такое «своевременное обращение», к примеру, при инсульте? Он ведь наиболее распространен?

— Да, инсульт сейчас проблема номер один в мире. И помочь больному невозможно, если он попал в руки врачей поздно. Так что будьте к себе внимательны. Если при инфаркте сильно болит сердце, то здесь ничего не болит. Просто вдруг немеет, к примеру, рука или нарушаются ни с того ни с сего походка, речь, резко снижается чувствительность, появляются слабость, головокружение. Срочно вызывайте «скорую». «Скорая» должна доставлять таких больных в специализированное ангеоневрологическое отделение. Если «скорая» приедет сразу и если это отделение хорошо оснащено, у больного есть шанс не только выжить, но и сохранить трудоспособность.

— Судя по вашему тону, с оснащением отделений есть проблемы?

— Да, вы знаете, у нас даже в Москве во многих подобных отделениях нет компьютерной томографии. Это препятствует постановке точного диагноза, а без него врач может концентрировать усилия только на том, чтобы сохранить жизнь больному. Но ведь мало того, что обидно упускать существующие возможности помочь, это же еще и конкретные человеческие судьбы. Есть два внешне похожих, но, тем не менее, различных состояния: кровоизлияние в мозг и ишемический инсульт (или инфаркт мозга). И лечатся эти состояния, естественно, по-разному. Если больной попадает в руки врачей в первые несколько часов начала заболевания и есть возможность поставить точный диагноз, то можно помочь очень эффективно.

— Николай Николаевич, инсульт — настолько серьезное изменение в организме, что к нему, как я понимаю, человек долго и упорно «стремится» не один год. Каковы факторы риска?

— Курение, алкоголь, стресс, гипокинезия, сахарный диабет и сопутствующее ему ожирение — все это факторы риска, и не только инсульта. И главный из них — гипертония: риск гипертоника получить инсульт в десять раз выше, чем у человека без гипертонии. Увеличивается риск, если инсульты были у родственников. А многие ли гипертоники знают о том, что они больны? Как показали исследования, только половина (остальные кровяное давление никогда и не мерили). И только четверть из этих знающих о своей гипертонии правильно лечатся.

И еще одна деталь. При гипертонии голова может и не болеть, а если и болит, то не обязательно из-за повышенного давления. Сама же гипертония может себя никак не проявлять, пока не разовьется стенокардия, инфаркт миокарда, инсульт — много заболеваний может развиться. Поэтому ее называют тихим убийцей. Пытаться самому понять, отчего болит голова, неправильно. Даже врачи, когда заболевают, себя по-настоящему лечить не могут. И с диагнозом легко ошибаются — такова особенность психической оценки собственного состояния.

— И все-таки вряд ли народ при малейшем недомогании станет вызывать «скорую». Так что предостерегите от самого опасного.

— Если боли в одной стороне головы, если при этом «мушки перед глазами», тошнота и даже рвота — это, скорее всего приступ мигрени. Мигренью, кстати, страдают от семи до десяти процентов взрослого населения страны. Приступ может лишить трудоспособности на день-два, но это, пожалуй, и все его последствия. Можно принять, к примеру, парацетамол или аспирин и переждать. Хотя есть более действенные, но опять-таки более дорогие препараты.

— Многие считают универсальным лекарством но-шпу.

— А вот но-шпа при мигрени как раз и не помогает, а иногда даже и ухудшает состояние. Ничего универсального быть не может — слишком разные причины могут быть у головной боли. Разные причины и устраняются по-разному, так что самолечение может быть вредным.

Вела беседу Ольга Викторова