Су Минь (КНР), Владимир Давыдов, кафедра политических наук Российского университета дружбы народов

Cовременная политология крайне противоречиво описывает международный терроризм. Вот некоторые оказавшиеся, как говорится, под рукой, определения опасного и нецивилизованного соседства. По определению профессора А.А.Силина, терроризм — это: «…Психическое недомогание социума, типичное для так называемых смутных времен, выглядит, благодаря психоанализу, столь же естественно и неизбежно, что и обычная болезнь тела и души. В данном контексте терроризм можно рассматривать как наиболее острую форму этой болезни».1

Турецкий философ Харун Яхья (Аднан Октар) увидел в терроризме признаки культа: «Терроризм — ничто иное, как сатанинский ритуал кровопускания».2

Гость газеты «Завтра», экономист С.А.Сибиряков утверждает, что международный терроризм — следствие глубокого недовольства беднейшей части землян пресыщенным «золотым миллиардом» и одновременно, попытка того же «золотого миллиарда» манипулировать этим недовольством в своих целях. И в качестве примера ссылается на палестино-израильский конфликт, длительное противостояние в котором, мол, предопределено разницей в уровне месячных доходов — 2,5 тысяч долларов у израильтянина и 10 долларов у палестинца3…

Если это закономерность, то как она применима к РФ, КНР или другой стране? Экономический детерминизм С.А.Сибирякова, как представляется, все же имеет пределы. Поедут ли моджахеды — сделаем такое гипотетическое допущение — воевать в арктических широтах, если местное население останется лояльным Центру? Хотя точно не известно, как ненцы, чукчи или эвенки относятся к «золотому миллиарду»…

Словом, упомянутые публицистические определения терроризма, как и большинство других, к сожалению, уводят в сторону от важнейших критериев глобального социально-деструктивного явления, природой которого является непосредственное принуждение, насилие. Когда это обстоятельство не берется в расчет, то размывается представление о международном терроризме, который в таком случае мало, чем отличается от информационной, психологической войн, экстремизма.

Прежде чем мы попытаемся составить фото-робот и назовем особые приметы серийного преступника, промышляющего убийствами по политическим и иным мотивам, — дифференцируем понятия «война», «вооруженный конфликт», «терроризм».

Эти понятия близкие, но отнюдь не тождественные. Война — откровенная форма насилия, форма устрашения противника, не исключающая его физического устранения. Как справедливо отмечает доктор философских наук В.Серебрянников, «ХХ столетие, увы, сблизило понятия войны и терроризма». В наше время произошел необратимый сдвиг: все войны стали массовыми и террористическими. Боевая операция, обращенная против населения на вражеской территории, — обыденный факт, «оправданный» элемент военных действий. Это же правомерно сказать о диверсиях: взрывы мостов, стратегических объектов, устранение политических деятелей, чуть ли не слились с террористическими актами.

Террористические акты как часть военных операций (убийство вождей, полководцев из стана противника; террористические акты как повод к войне и т.д.) известны с античности. К.Маркс даже ставил знак равенства между формой ведения войны и способом управления завоеванными территориями. Например, татаро-монголы, по словам К.Маркса, «установили режим массового террора, причем разорения и массовые убийства стали его постоянными институтами».4

Да, суть войны в уничтожении потенциала врага, его способности к сопротивлению. Вероятно, для командира части или соединения действующей армии общественное мнение гражданского населения противостоящей стороны, важно. Но оно вторично по отношению к тактическим и стратегическим целям войны. Тогда как для руководителей террористических операций, уничтожение того или иного объекта, или количество жертв в стане противника, важны не абсолютными величинами, а как травма общественного сознания, парализующая волю к сопротивлению государства, на территории которого проводятся силовые акции. Да и ответная реакция государства на террористические выпады далеко не однозначно воспринимается в обществе.

Дж.Сорос, к примеру, на страницах своей книги заключает: «Охота на террористов, превращенная в войну, неизбежно приводит к невинным жертвам. Чем больше невинных жертв, тем сильнее негодование и вероятность превращения жертвы в преступника»5. Трудно не согласиться с логикой г-на Сороса, порицающего правительство США за военную акцию в Афганистане и Ираке. Вашингтон явно превысил «пределы допустимой обороны» и администрация Дж.Буша нашла превосходный повод для «проведения политики американского превосходства военными силами»6 в проблемном регионе.

К сожалению, самокритичностью, объективностью Дж.Сороса обладают далеко не все американские аналитики. Мы, к примеру, не могли оставить без внимания весьма спорное утверждение профессора юриспруденции Алана М.Дершовица (Гарвардский университет, США). Этот автор в клише времен «холодной войны» пишет, что Китай и бывший Советский Союз (!) предписывали средствам массовой информации всеобъемлющий запрет на информацию о терактах7…

Господину юристу должно быть известно, что правоохранительные органы всех стран в интересах борьбы с терроризмом взаимодействуют со СМИ. Формы такого сотрудничества самые различные: от дезинформации до замалчивания деталей теракта. Политический режим в данном случае лишь фон, на котором функционируют силовые структуры, борющиеся с преступниками.

Однако вернемся к сравнительным характеристикам насильственных действий. Военные конфликты возникают, как правило, из-за относительно частных причин: территориальных притязаний, пограничных споров, этнополитических столкновений и других противоречий. Война — это вооруженный конфликт особого рода, высшая форма легитимного насилия. В ней проявляются совокупности частных и общих причин, усиленных политическими, этнополитическими, идеологическими и иными противоречиями системного характера.

В отличие от конфликта, война объемлет все общество, она подчиняет интересам противоборства все ресурсы государства и общества. Вооруженная борьба становится главным, решающим средством достижения определенных политических целей. При этом используются и другие формы борьбы — политические, экономические, дипломатические, психологические и т.д.

Война и военный конфликт своим ходом и исходом оказывают неодинаковое влияние на последующее развитие стран-участниц, международной военно-политической обстановки. Конфликты не влекут за собой глубокой перестройки общественных систем воюющих сторон. Во время военного конфликта, как правило, перестают действовать нормы международного права, применяемые с объявлением состояния войны.

Согласно наиболее распространенному среди российских специалистов мнению, все вооруженные конфликты делятся по трем основаниям: 1) социально-политическому, 2) правовому, 3) стратегическому.8

По первому основанию их различают: а) по отношению к национальным интересам — соответствуют национальным интересам или нет; б) по типу противоречий — политические, экономические, территориальные, этнические, религиозные; в) социально-политическому составу сторон — межгосударственные, национально-освободительные и гражданские; г) по характеру политических целей — преследуют захватнические цели, с целью восстановления (поддержания) международного мира, в защиту суверенитета и территориальной целостности.

По второму основанию они подразделяются: на нарушающие международное право и ведущиеся с учетом норм международного права.

А по третьему основанию войны и вооруженные конфликты различаются: а) по масштабу — военные акции, локальные, мировые, скоротечные, затяжные, коалиционные и двусторонние войны; б) по способу ведения боевых действий — наступательные, оборонительные, маневренные, позиционные; в) по применяемым средствам — ядерные и с применением обычных средств поражения; г) по напряженности — высокой, средней и низкой интенсивности.7

Как правило, все виды политического конфликта носят антагонистический, непримиримый характер. Следовательно, такой конфликт не исключает применения крайних форм насилия (террористических актов в том числе). Антагонизм воюющих определяет продолжительность борьбы. Даже явная и быстрая победа одной из сторон не исчерпывает противостояния. Проигравшая сторона, как правило, уходит в подполье для накопления сил, поиска союзников и возобновления борьбы.

Внутриполитические вооруженные конфликты тесным образом сопряжены с международной, политической и экономической жизнью. И ни один внутриполитический вооруженный конфликт не остается без внимания международного сообщества. Причем последствия «внимания» третьих стран могут быть двоякими. Вмешательство внешних сил может стать началом крупного международного конфликта или, напротив — привести к временному урегулированию конфликта, замирению сторон.

Методологическим основанием определения разновидностей внутриполитических вооруженных конфликтов являются: тип противоречий, лежащих в основе конфликта; содержание форм и методов применяемого вооруженного насилия.

Война — апофеоз насилия. Она объемлет все известные формы борьбы: от захвата заложников, шантажа, до применения оружия массового поражения. Одним из оснований идентификации войны, вооруженного конфликта и международного терроризма, на наш взгляд, может быть масштаб применения сил и средств враждующими сторонами.

Постулаты военного искусства гласят, что стратегические операции возможны лишь в рамках полномасштабной войны. Границы вооруженного конфликта не выходят за рамки оперативно-тактических действий сторон. Тогда как собственно террористический акт или его нейтрализация (даже если при этом задействованы силы и средства регулярной армии и спецслужб) укладывается в масштаб тактического боестолкновения.

Терроризм — малая модель войны (по определению Генерального прокурора РФ В.Устинова — особый вид войны),9 которую начинает и прекращает по своему усмотрению, как правило, сам инициатор боевых действий. Терроризм использует  часть военно-силового арсенала принуждения, подавления и диктата, умело маскируется в защитные цвета войны. Разработчики и исполнители террористических актов заимствуют тактику боевых навыков и приемов регулярных войск, спецслужб, собственной и других стран. «Берут уроки» военного дела у бывших противников, вербуют в свои отряды по методике регулярных и иррегулярных (партизанских), повстанческих сил.

Терроризм ведет «кочевой образ жизни», от локального конфликта к конфликту, путешествует с наемниками, пополняя боевой опыт, совершенствуясь. Терроризм мобилен. Он способен менять позиции, менять театр военных действий (ТВД). Скажем, добившись тактического успеха или проиграв на одном фланге, «геншатаб ландскнехтов» замораживает боевые действия, но продолжает шантажировать своих противников, не прибегая к силе. Несмотря на периодическое «дремотное состояние» боевых ячеек, ни на один день не приостанавливается подготовка его структур, не прекращается анализ и контроль ситуации в регионах и государствах, представляющих интерес для «менеджеров международного терроризма». Структуры, планирующие и исполняющие радикальные акции политической борьбы, постоянно совершенствуются. Шлифуется тактика насилия, обновляется арсенал сил и средств.

Международный терроризм восприимчив к научно-техническим новациям и, не в пример регулярным армиям, быстрее перевооружается. Благодаря новым технологическим разработкам терроризм способен создавать «ассиметричную угрозу» государствам с помощью химического и биологического оружия. И то и другое может попасть в руки экстремистов: а) от «нестабильных режимов»; б) по причине возможных изъянов в системе охраны. Диверсии на объектах ядерной энергетики, гидротехнических сооружениях, предприятиях химической промышленности могут привести к непоправимым последствиям, затрагивающим интересы мирового сообщества.

Террористический акт — своего рода инструмент конфликтного социально– политического столкновения, возникающего на определенной стадии вызревания общественных противоречий, когда они своевременно не снимаются и одна из противоборствующих сторон (или обе сразу), ввиду действительного или мнимого ущемления своих интересов и прав, обращается к террору, чтобы таким образом радикально разрешить конфликт и устранить противоречия. Для определения наиболее адекватных характеристик терроризма отправной точкой может стать положение, согласно которому не всякое насилие — это терроризм, но любой терроризм — это насилие. Физическое или психологическое. Как представляется, терроризм — это стратегия, посредством которой, находящаяся не у власти группа может вызвать насильственные социальные изменения: а) государственный переворот, б) восстание, в) партизанскую войну…

В зависимости от обстановки, терроризм может носить системный, наступательный и массовый характер, использовать тактику непредсказуемых атак. Этим он оказывает дестабилизирующее воздействие, как на отдельные лица, так и на все общество в целом. В условиях тотального террора никто не может чувствовать себя в безопасности. Сначала тревога перед неизвестностью, затем нагнетание страха («страх — это конечная цель, а не побочный продукт терроризма»). Терроризм в таком контексте становится «способом управления социумом посредством превентивного устрашения» и отличается объектами воздействий. Промежуточная или непосредственная цель — жертвы конкретного акта, а конечная или основная цель — удар по органам власти и широким слоям населения, по общественному мнению в целом. Это так называемый «коллективный акт». Его цель — дестабилизация положения правительства, деморализация или создание панических настроений в обществе в целом.

Современные СМИ, особенно телевидение, вольно или невольно усиливают эффект террористического акта. Так, по данным Фонда «Общественное мнение», на другой день после трагедии «Норд-Оста», 68% опрошенных ждали теракта по месту проживания — от пензенской деревни до дальневосточного города. А 70% респондентов испытывали чувство ужаса. 24% зрителей, посмотревших жестокие телерепортажи о терактах, испытали посттравматический синдром.10

При этом террористы направляют свои действия одновременно на несколько объектов: специфически тактические, как правило, объявленные террористами, а также преследуются более широкие стратегические цели, которые могут подразумеваться с учетом выбора тактики и целей террористов. Международные террористы, беря в заложники жителей Буденновска, зрителей спектакля «Норд-Ост», демонстрировали намерение «остановить агрессию России в Чечне». Устроители этих акций, очевидно, понимали, что ответ насилием на насилие контрпродуктивен, но осознанно шли на крайние меры. Как справедливо заметил Е.Примаков, независимо от мотивации, «террор…никогда не имел и не имеет исторической перспективы».11

При всем обилии дефиниций, классификаторы, на наш взгляд, допускают ошибку, поскольку не ограничивают понятие «международный терроризм» как форму насильственного разрешения конфликта от других форм насилия, в том числе легитимных. Многие из перечисленных категорий либо дублируют классификацию экстремизма, либо фиксируют одну из неотъемлемых черт всех проявлений терроризма (любая разновидность терроризма воздействует на психологию, превращается в форму политической борьбы, а по правовой составляющей расценивается как преступление).

В пользу подобного заключения говорят и те обстоятельства, что в отличии, скажем, от вооруженного мятежа, бунта, которые могут возникнуть стихийно, террористический акт (серия терактов), как правило, тщательно, то есть преднамеренно, готовится. Авторы этих строк категорически не согласны с г-ном Харуном Яхья, который утверждает, что «Террористы определяют  мишени своей атаки без разбора».12 Боевики, исполнители вооруженной акции, в деталях планируют «акцию устрашения», нередко предусматривая несколько вариантов, согласованных с остальными участниками по месту и времени проведения теракта. Это, во-первых.

А во-вторых, повстанцы, участники бунта, захваченные порывом, стихией выступления, не обязательно руководствуются корыстными мотивами. Тогда как террористам платят «за риск».13 К примеру, у боевиков, участников террористических групп на Северном Кавказе существуют жесткие тарифы: за подрыв автомобиля, бронетранспортера, танка, установку фугаса и т. д. Терроризм — это прибыльный бизнес. При этом не исключается моральное поощрение боевиков, стимулирование, подогреваемое фанатизмом, ксенофобией, личными мотивами мести.14

Сказав о «роде занятий» и мотивах террористов, необходимо при составлении фото-робота указать и на другие особые приметы. Среднестатистический наемник, как правило, мужчина 20-40 лет от роду; участник локальных войн и конфликтов, дослужившийся в национальных вооруженных силах или ином силовом ведомстве до сержантского чина или звания младшего офицера. Нередко это человек с криминальным прошлым, не обремененный семьей, сколотивший на рискованных операциях неплохой капитал, обладающий недвижимостью и надежным убежищем в одной из стран с либеральным законодательством…

И еще не известно, где лучше организовать засаду на серийного убийцу: на поле боя или у его уединенного жилища… Во всяком случае, международным правоохранительным структурам исключать такой возможности в борьбе со злом не следует. Разумеется, бороться с терроризмом, уповая только на силовые методы — дело малоперспективное. Россия, выкорчевывая терроризм на Северном Кавказе, что называется, испытала весь доступный арсенал сил и средств. Лишь комплексное решение этой системной задачи военными, социально-экономическими и правовыми мерами позволили переломить ситуацию к лучшему.

Президент Чеченской Республики А.А.Кадыров в диссертации, которую он защитил в Москве незадолго до своего избрания на высший государственный пост в республике, отмечал, что большинство опрошенных в ЧР высказались за «суверенную республику в составе РФ (77,4%). Если учесть, что подавляющее большинство респондентов — чеченцы, то столь массовое обретение государственного образа мышления и победу здравого смысла можно объяснить продолжающейся разрухой, которая заставила даже самых убежденных сторонников суверенитета осознать, что из нынешнего критического состояния республика сможет выйти только в составе большого государства. Для этого достаточно трезво оценить масштабы потерь и дивидендов для обычных жителей».15 Результат президентских выборов таков: 86% избирателей приняли участие в голосовании и свыше 80% проголосовали за А.А.Кадырова.

Недавнее сообщение о том, что за последнее время более 7 тысяч боевиков сложили оружие — в том же ряду. Это означает, что политика Центра в отношении Чечни и действия нынешнего руководства республики находят одобрение в народе. Следовательно, стратегический государственный курс на этом направлении взят верный. Появляются объективные и субъективные предпосылки к разрешению длительного конфликта — главного дестабилизирующего фактора южного региона России.


1 Литературная газета № 46, 2003.

2 Харун Яхья. Ислам проклинает террор. Астана, 2002. С. 63.

3 ХХI — век России // Завтра, № 9, 2006. С.1-2.

4 Karl Marx. Secret diplomatic history of the eighteenth century. London, 1899, p. 78.

5 Сорос Дж. Мыльный пузырь американского превосходства. На что следует направить американскую мощь./ Пер. с англ. М.: Альпина Бизнес Букс, 2004. С.32.

6 Сорос Дж. Указанное сочинение. С.38.

7 См. Дершовиц А. Почему терроризм действует. М.: РОССПЭН, 2005.С.28, 102, 229.

8 Коваленко Б.В., Пирогов А.И., Рыжов О.А. Политическая конфликтология. М., 2002. С. 155-156.

9 Устинов В.В. Обвиняется терроризм. М., 2001.С. 27.

10 Российская газета  28.02. 2004.

11 Примаков Е.М. Мир после 11 сентября. М., 2002. С. 73.

12 Харун Яхья. Ислам проклинает террор. Астана, 2002. С. 56.

13 Трошев Г.Н. Чеченский рецидив. М., 2003.

14 Дж.Дудаев учредил собственные награды для отличившихся в борьбе с федеральным    центром. См. Давыдов В.Н. и др. Северный Кавказ: история и современность. М., 2000.

15 Кадыров А.А. Российско-чеченский конфликт: генезис, сущность, пути решения. (Диссертация на соискание ученой степени кандидата политических наук). М., 2003, С.74.