— I'm Crazy Frod!
— «You're Beautiful!»
— Муси-пуси, муси-пуси! Миленький мо-о-ой!
— Push the button!
— Хлопай ресницами и взлетай!
— Ну-ну-ну-ну-най!
«Ну-ну-ну-ну-най! Ну-ну-ну-ну-най!» Шпалерой вопящих киосков продираюсь к метро ВДНХ. Почти бегом. Ощущение такое, будто каждое это «ну-най!» — взбесившийся молот удравшего от реставраторов и от своей серпом вооруженной подруги мухинского рабочего. Хотя чему удивляться? Была же в древности такая казнь: осужденного сажали под большой колокол и били в набат до тех пор, пока несчастный не умирал в страшных муках.
Звук такой силы человек долго выносить не может. А создать его сегодня ох как легко! Реактивный самолет при посадке ревет так, что на уши даже находящихся в полутора километрах от посадочной полосы рев этот давит с силой 100 децибел. Еще 30 децибел — и человеку от звука становится больно. А еще 20 — смертельно. Так что в пору научно-технического прогресса на смену казни набатом пришла казнь направленным воздействием реактивного двигателя. И работает недозированный звук не только против всего живого. Сотрясание звуковой среды с силой в 180 децибел вызывает усталость металла, а 190 децибел вырывают из конструкций заклепки.
Итак, смертельная для человека сила звука — примерно 150 децибел. Предельно же допустимая граница «громких звуков» (при которой он может их не только в течение какого-то времени терпеть, но и функционировать) — 80 децибел. Ведущий научный сотрудник отдела гигиены населенных мест Федерального научного центра гигиены им. Эрисмана доктор медицинских наук Иосиф Винокур особую опасность видит в том, что выражаемая в децибелах разница между дозой терпимой и дозой смертельной чрезвычайно мала. А ведь и правда. Разделите смертельные 150 на терпимые 80 — получается всего лишь неполное двукратное превышение. В то время как поражающие дозы взрывчатки, например, химических веществ, да и очень многих способных нести разрушение и смерть плодов человеческой мысли превышают дозы безопасные в десятки, а то и сотни раз. А тут всего в два раза. Да какое там в два! Знаете, в каком децибеловом глинтвейне варятся ночь за ночью любители дискотек и ночных клубов? 120 децибел — всего лишь на одну пятую меньше безусловно смертельной! Поистине человек с новомодными своими игрушками нынче словно сумасшедший с бритвою в руке!
А ведь формировался он в естественной звуковой среде 30-40 децибел. Все, что громче, воспринималось им как сигнал опасности. А на опасность у человека какая реакция? Мгновенный, мощный выброс в кровь адреналина, холестерина, сахара, сужение сосудов, учащение пульса и множество более тонких реакций. В мире существуют исследования, доказывающие, что шум как причина возникновения сердечно-сосудистых заболеваний уступает только курению. Ученые отмечают также, что под воздействием громкого звука и шума меняется характер электроэнцефалограммы, снижается острота восприятия и умственная работоспособность, значительно ухудшается пищеварение. Я уже не говорю о реакции со стороны непосредственно органов слуха: стремительное снижение его остроты — самая «простенькая» реакция.
И при этом не стоит забывать, что организм наш, совершенно естественно, реагирует на звук в зависимости не только от его силы, но и от высоты. И здесь опасность несут не звуки, воспринимаемые нами как самые высокие, а звуки неслышные — те, что лежат вне границ человеческого восприятия: ульта- и инфразвуки. С легкой руки медиков с ультразвуком мы знакомы и даже считаем его полезным (что небесспорно). А вот категориями инфразвука мыслить мы не привыкли, хотя действие его на себе каждый испытывал неоднократно. Сильный ветер, шторм, гроза, вспышки на солнце ощутимо меняют наше состояние — эмоциональное точно, но у многих и физическое. Просто изменение это трудно связать с тем, чего не слышишь. Сопутствует инфразвук и взрывам, обвалам, землетрясениям. И ужас в душе человека во время этих катаклизмов рождается не только от сознания угрозы жизни — ужас, минуя вторую сигнальную систему, «пишет непосредственно в мозгу» инфразвук. Таково его свойство.
И, кстати, при упоминавшемся в начале материала способе казни, пришедшем на смену «казни набатом», в качестве ее орудия наряду с целенаправленным действием рева реактивного двигателя использовался еще и инфразвук. И это казнь поистине адская: есть частоты инфразвука, способные вызвать не просто ужас, а настоящее безумие.
Рассказ об экзотической этой казни (имевшей место, кстати, в Европе) Иосиф Винокур привел как пример наиболее яркой манифестации природного и рукотворного явления, от которого человек не только абсолютно беззащитен, но и назвать которое как причину своих бед не всегда догадывается. Коллеге Иосифа Винокура кандидату медицинских наук Ольге Бобылевой приходилось диагностировать стойкую волну инфразвука, порожденную… архитекторами и строителями. Нет, это, конечно же, так перемещались воздушные массы, но перемещались-то они между совершенно определенным образом и в совершенно определенном ландшафте построенными жилыми высотками. А исследовать окружающую среду в районе этих высоток Ольгу Бобылеву попросили, когда специалисты-экологи прочих профилей уже отчаялись найти причину стойко неважного самочувствия и эмоционального состояния целой группы его обитателей.
Хотя чаще, конечно, горожане страдают от инфразвука, сотворенного руками человека. Источником его могут быть, к примеру, промышленные предприятия, трансформаторы уличного освещения. И нет такой стены, такого материала, который был бы способен человека от него защитить. Не так давно гигиенисты отдела обнаружили источник инфразвука, заставившего вдруг, без видимой причины, болеть жителей целой улицы в Ожерелье. Оказалось, возникал он в результате работы компрессорной станции, находившейся, заметьте, в двух километрах от этого жилья.
Впрочем, все мы знаем: часто никакие стены (и, что печально, никакие инстанции) не могут защитить нас и от звуков вполне слышимых. К примеру, не так давно Ольге Бобылевой пришлось проводить экспертизу в квартире, жители которой с момента заселения ищут спасения от собственного лифта. Причем квартира эта не примыкает к шахте. А в квартирах, к шахте примыкающих, на шум как раз не жалуются. Более того, шума работающего лифта не слышат жильцы аналогично расположенных квартир в других подъездах дома. Не беспокоит лифт и жильцов других построенных по точно такому же проекту домов и в других районах Москвы.
Мониторинг этот (не от хорошей, конечно же, жизни) провела хозяйка квартиры Елена Шиманская. Она же уже три года ведет безнадежную переписку с разного калибра коммунальными и городскими начальниками. Интенсивность этой переписки легко оценить на глаз — стопка бумаг высотой сантиметров в сорок. Видела я ее своими глазами, так же как и слышала, находясь в этой квартире, особенно в детской ее комнате, периодически возникающий стук, шипение и щелчки. Как вы уже поняли, я не поленилась и проехалась вместе с сотрудниками отдела гигиены населенных мест до района Бутово (а именно в одном из построенных здесь домов находится «нехорошая» эта квартира). Произведенное Ольгой Бобылевой измерение уровня шума и непосредственно рядом с работающими моторами, и в квартире показало превышение соответствующих норм примерно на 12 процентов. Остается надеяться, что нормы эти и проценты все-таки остановят рост сорокасантиметровой той стопки.
У Елены Шиманской выбора особого не было: до ведающих лифтами без бумажки не докричишься, а все, что можно было звукоизолировать своими силами, мужчины её семьи давно уже звукоизолировали. Но бывает иначе. Ольга Бобылева вспоминает случай, когда в центр обратился бизнесмен, имевший несчастье купить квартиру аккурат над кафе. И беспокойство доставляла отнюдь не музыка — снизу периодически раздавался стук, природу которого бизнесмен этот и его жена не сразу и поняли. Оказалось, в кафе так шумно разделывают мясо. Владелец квартиры не стал изводить бумагу — он просто начал общаться с хозяином кафе как бизнесмен с бизнесменом. И усилия свои направил на то, чтобы или разделку мяса осуществляли в более подходящем помещении, или установили для этого менее шумное оборудование. И, знаете, удалось.
Впрочем, для себя бизнесмен этот стараться бы не стал: он и дома мало бывает, и шум слышал, только если очень старался его услышать. Но вот жена его — она музыкант. Удары эти снизу она ощущала буквально как удары по голове. И причина такого разного восприятия имеет научное обоснование. В отделе гигиены мест проживания проводились соответствующие исследования. И только десятая часть находившихся в поле их зрения людей реагировала на шум очень остро. Сорок же процентов из находившихся в неблагоприятных условиях условий этих практически не замечали — шум им не мешал. Но из тех, кому шум все-таки мешал, активно действовать, чтобы шум прекратился, начинала примерно треть.
Конечно же за разницей реакций — разная физиология, разное состояние здоровья. Но иногда работают и причины «идеологические», эмоциональные. Иосиф Винокур вспоминает, как в советские времена ему довелось проводить наблюдения в Новосибирске. Над несколькими жилыми кварталами этого города заходили на посадку самолеты аэропорта Толмачево. Жители этих кварталов при опросе в один голос говорили, что шум им очень мешает. И только одна пожилая женщина сказала: «Что вы! Как могут мешать самолеты!» Позже выяснилось, что сын этой женщины — летчик.
Хотя не исключено, что медицинское обследование показало бы иное. Иосиф Винокур отмечает, что первая стадия реакции организма на постоянный шум развивается примерно в течение года постоянного воздействия и носит неспецифический характер. То есть рвется там, где тонко. От шума, к примеру, при полном отсутствии прочих неблагоприятных факторов, может развиться бронхиальная астма. При постоянном воздействии громкого звука страдает в первую очередь слух — с этой потерей выходит из ситуации примерно 85 процентов вынужденных жить или работать в таких условиях. На подобные вышеописанным коммунальные шумы реагирует прежде всего сердечно-сосудистая и нервная система.
Особенно страдают дети. Иосиф Винокур и его коллеги в течение двух десятилетий вели наблюдение за группой населения на Дальнем Востоке. И в итоге смогли сделать такой вывод: у детей, до школьного возраста росших в шуме, оказываются пострадавшими интеллект и адаптационные возможности психики. В дальнейшем им труднее бывает поступить в вуз, они редко достигают высокого социального положения. Прямая угроза генофонду нации? Может быть, и так. Настораживающее наблюдение сделала коллега Ольги Бобылевой кандидат медицинских наук Татьяна Смирнова: у формировавшихся и живших в условиях шума подопытных животных были отмечены генетические изменения. Правда, исследование еще не закончено и говорить об этом как о научном факте пока рановато, считает Татьяна Смирнова, но не тревожить это не может.
Все это грустно, но что мы можем сделать? Куда убежишь из собственной квартиры, когда за окном круглосуточно стучит и скрежещет стройка? А там, между прочим, измерение уровня шума показывают тот самый порог в 85 децибел. Впрочем, все стройки рано или поздно кончаются. Чего не скажешь о железнодорожных путях и линиях легкого метро. Уровень шума там установленные нормы заведомо превышает, и часто в недопустимой степени. Так, например, обстоит дело в жилом квартале, примыкающем к станции легкого метро Аннино — Ольге Бобылевой не так давно пришлось проводить там экспертизу. И неудивительно: пассажиры метро часто подвергаются воздействию звука, по силе сопоставимого с ревом того самого реактивного двигателя.
Не позавидуешь и живущим вдоль оживленных автомагистралей. В районе Ленинградского проспекта, к примеру, уровень шума составляет примерно 75 децибел. (При норме шума на улице в местах проживания днем 50 децибел, а ночью — 40.) Сотрудникам центра как-то пришлось проводить экспертизу в квартире с окнами на Садовое кольцо. Так там, если форточка была открыта, по телефону говорить было невозможно — такой грохот врывался в улицы.
Сейчас, правда, проблему решить пытаются: устанавливают кое-где шумозащитные стены, жилые дома стараются вписывать в городской ландшафт так, чтобы он-то как раз и защищал жителей от шума. Но строительство последних лет — это облегченное, удешевленное строительство, сокрушается Иосиф Винокур. Какая уж тут шумозащита! Сегодня населению агрессивно предлагаются стеклопакеты. И многие их устанавливают. Но большая проблема в том, что, стоит открыть форточку — и звукоизоляционных качеств этих окон как не бывало. А между тем еще в советские времена в нашей стране придумали и даже кое-где успели установить окна, которые защищали от шума, даже когда их открывали для проветривания.
Но рёв автомагистралей и стук вагонных колёс — в большой мере не наш выбор. Чего не скажешь о музыке. Музыку в большинстве случаев мы выбираем сами. И как порой опрометчив бывает этот выбор у одних, и как плохо бывает вынужденным с ним мириться другим, я поняла только после общения со специалистами отдела гигиены населенных мест. Теперь бы их озабоченность донести, достучаться с этой урбанистической проблемой до законодателей, местных властей, чтобы они либо обеспечили нас наушниками от шума, либо ограничили децибелы самих источников до приемлемой санитарной нормы.
Общеизвестно, что ритм, с которым издается звук, воздействует на психику человека магически. Это знали и использовали еще древние. Современная музыка очень ритмична. И ритм её таков, что лишает человека воли, делает его всего лишь элементом толпы, частью человеческого стада. А в толпе мне комфортно не было никогда. И ещё, оказывается, любая усиленная акустической аппаратурой музыка несёт инфразвук — той самой частоты, что действует гипнотически. Инфразвук-то, похоже, вырываясь из палаток вместе с тем, что мы сегодня уже привыкли называть музыкой, и гнал меня на хорошей скорости к метро. И, честно говоря, про децибелы, слетающие с колёс его вагонов, я тогда не думала.