Конвенция опоздала
Предложение рождается спросом. Однако доминанту этого спроса всё-таки формируют отнюдь не любители братьев наших меньших. Панты, засушенные эмбрионы, жилы, хвосты изюбря и марала. Черепахи — живые и их части. Клыки и пенисы моржей. Сушёный трепанг. Мускусная железа кабарги. Желчь, лапы, глаза, кости медведя и тигра. Шкуры тигра, леопарда, бурого, белого и гималайского медведей. Все эти жилы, эмбрионы да железы — сырьё для препаратов традиционной восточной медицины. Именно поэтому везут их из России и через Россию в Китай, Японию, Южную Корею, КНДР, Сингапур, Гонконг. Мех, конечно, для тепла и красоты.
В Россию же да в Европу не везут разве что живых слонов. Хотя Европе, к примеру, всегда была интересна именно слоновая кость. И чтобы удовлетворить потребности европейского рынка, ещё в конце XIX века ежегодно уничтожалось около 70 тысяч слонов. Правда, передовые умы того времени этим обеспокоились, и в 1900 году по инициативе Великобритании и Германии была созвана Международная конференция с целью защитить африканскую фауну. И что же? По данным статистики, в начале 80-х годов прошлого века люди уничтожали ежегодно уже не по 70 тысяч слонов — в четыре раза больше. А ведь к тому времени уже не первый год действовала Конвенция о международной торговле видами дикой фауны и флоры, находящимися под угрозой исчезновения (россиянам она известна как Конвенция СИТЕС — от английской аббревиатуры её названия).
У Конвенции три приложения, известные как Красная книга. Они перечисляют виды представителей мировой фауны и флоры, находящиеся под угрозой исчезновения. Третье приложение учитывает интересы отдельных государств. Так что международная торговля более чем 40 тысячами видов животных и растений с момента принятия Конвенции может осуществляться только при определённых условиях. Строгость этих условий определяется тем, насколько тот или иной вид уже пострадал от немилосердного внимания человека.
Впрочем, Конвенция сильно припоздала. К примеру, для стеллеровой морской коровы: последнюю представительницу этого вида люди съели в 1768 году — всего через 27 лет после её открытия и начала активного промысла.
В 1914 году в Цинциннатском зоопарке умер последний странствующий голубь. Этих голубей очень ценили за необыкновенно вкусное мясо. И было их так много, что для добычи не приходилось даже стрелять. Просто в период гнездования, когда ещё не умеющие летать, но уже поднабравшие жирку птенцы находились в гнёздах, люди ночью подкрадывались к этим гнёздам и длинными шестами сбивали всех, кого достанут, — и детей, и родителей. Если шесты не доставали до гнёзд, люди срубали деревья, на которых эти гнёзда были свиты. Птицы падали дождём, и на базарах тушки несчастных не взвешивали, а «отсыпали» мерами — по объёму, как зерно.
Попугаям повезло
Попугаям повезло чуть больше: их покупатель ждёт живыми. И, тем не менее, есть виды этих смышленых пернатых, которых в мире осталось всего 50 пар. Хотя с точки зрения бизнесмена это даже хорошо: редкую птицу, приобретя у тех же африканцев за бесценок, можно продать дороже. Как вам покажется птичка ценой пять-семь, а то и в тридцать тысяч долларов? Внесённый в первое приложение СИТЕС попугай ара оценивается примерно так. Хотя, конечно, птиц из первого приложения относительно редко ввозят в Россию по воздуху — слишком большие и шумные. Имеются другие пути. Впрочем, с шумливостью крупных особей давно научились бороться при помощи транквилизаторов да наркотиков. А бывает, им просто обматывают клювы скотчем, связывают лапки и туго пеленают. В таком виде бросают в обыкновенную спортивную сумку и иногда даже пытаются пронести как ручную кладь.
Полудохленькие, одурманенные птички помельче перелетают тесной компанией: в коробку из-под бумаги для ксерокса ухитряются набить 100-150 особей. Могут взять коробку побольше, к примеру, из-под DVD-плейера — и в багажный отсек. Где примерно пятая часть из них неминуемо погибает. Ещё процентов тридцать невольниц отдаёт богу душу при дальнейшей транспортировке и акклиматизации. Так что до потребителя доходит примерно половина этого живого товара. Но, оказывается, и при подобных «издержках» бизнес этот очень выгоден.
Попугаям, задержанным в аэропорту Домодедово, повезло — их перемещали через границу почти легально, а посему в трезвом уме и здравой памяти. Почти легально потому, что запрет Конвенции СИТЕС, конечно же, не абсолютен. Провоз объектов дикой фауны и флоры допустим, но при наличии определённых разрешительных документов. Выдают эти документы административные органы той же СИТЕС. Так вот, задержанный таможней живой товар — включённых в приложение неразлучников и карел — в огромной и вполне легально перемещавшейся клетке вёз нарушитель границы из Узбекистана вперемешку с обычными волнистыми попугайчиками. И не только вперемешку, но и под видом волнистых попугайчиков. Так что документы были в порядке, если, так сказать, не вглядываться в лица. Но человек в тёмно-синих погонах всё-таки вгляделся — и пернатым гостям пришлось преодолеть обратный путь, правда, уже в куда более комфортных условиях и под своим именем.
Транзитные гады
Впрочем, часто живой товар перемещают через границу люди, можно сказать, случайные, и есть все основания полагать — не за слишком уж и большие деньги. В начале этой недели домодедовские таможенники воспрепятствовали незаконному провозу через границу... змей. Причём змей, уже расставшихся с жизнью, везла гражданка Вьетнама. А, надо сказать, при досмотре прибывающих из этой страны пассажиров таможенники особенно бдительны: контрабанда идёт серьёзная и привычные критерии в отборе багажа для досмотра не всегда срабатывают. Обычно стражей экономической безопасности страны настораживают люди напряжённые, явно или неявно нервничающие. Вьетнамцы же ступают на российскую землю в таком состоянии все поголовно: лица перепуганные, глаза в пол-лица.
Так вот, недавняя эта контрабандистка привлекла к себе внимание тем, что была, наоборот, на удивление спокойна. Может, тёртый калач? Проверили паспорт — летит впервые. Тогда проверили багаж: среди прочего — рисоварка. А что в ней? Там, куда, очевидно, нужно класть рис, таможенники увидели… змей. Пять, по некоторым признакам ядовитых, но, похоже, уже неопасных: в пакете и в прозрачной жидкости, как потом оказалось, в спирте. И что ж тут удивляться? Сырьё и для некоторых народов — еда.
Кстати, сегодня есть виды крупных змей, сохранившихся лишь в неволе, во многом благодаря усилиям любителей животных. Хотя мелких, конечно, преимущественно ввозят.
Как и крупных змей, удаётся разводить в неволе ящериц, хамелеонов. Для многих пресмыкающихся да и птиц схема примерно тоже такая: пару вывозят, допустим, в Чехию, на Украину или в тот же Узбекистан, там она акклиматизируется и начинает давать потомство — существуют специальные питомники. Но вот попытки ввезти таких животных в Россию, бывает, квалифицируются как контрабанда по разным причинам: бывают не в порядке документы, а бывает, так взаимодействуют законы двух стран.
Кому легко?
Впрочем, есть всё-таки категория животных и птиц, которых снабдить соответствующими разрешениями легко. К примеру, животных из едущего на гастроли цирка или путешествующих по каким-либо причинам обитателей зоопарков, зверинцев. Легко снабдить разрешением на провоз животных и из подобных только что упомянутым питомников по разведению редких видов, даже если их разводят в коммерческих целях.
В Таиланде, да и не только, есть фабрики по производству... крокодилов — крокодилы тоже из приложения СИТЕС. Но эта организация, тем не менее, даёт им разрешение на, если можно так выразиться, хозяйственное использование начавшего было вымирать вида. Потому что процентов двадцать своих питомцев фабриканты выпускают в дикую природу, то есть прилагают усилия к восстановлению популяции. Ну а тех, кому не повезло, пускают на мясо да кожу — ценность их общеизвестна. Но эту кожу и изделия из неё, снабжённые разрешением административного органа СИТЕС, таможенники пропустят через границу с чистым сердцем.
Живых крокодилов ввезти сложнее. Во всяком случае, по воздуху. Но ввозят. И если видом маленького симпатичного крокодильчика соблазняется не специалист, а кто-либо, ищущий таким странным образом душевной теплоты, исход может быть трагичным. Ведь крокодилы растут очень быстро, и не слишком крупный из них — с крупную человеческую особь — метр восемьдесят. Только зубки у крокодила совсем не как у человеческой особи. И этому самому неспециалисту со стремительно подрастающим своим другом общаться становится всё равно что одновременно с тремя чужими ротвейлерами, с той только разницей, что крокодил команд не знает и знать не стремится. И не здесь ли причина появления этих африканских хищников... в Днепре, аккурат там, где Киев стоит? Был такой эпизод. И вряд ли крокодил «притёк» к берегам города-героя вместе с водой, скорее всего таким образом избавились от стремительно становящегося опасным животного…
Кстати, к вопросу о «не убивать же». Несколько лет назад на Урале в одном из озёр обнаружили... пиранью. Вряд ли она сама там каким-то образом вывелась. И не известно, удалось ли ей там дать потомство. Но знающему, что пиранья — та самая рыбка, что от живого оставляет лишь скелет моментально, в озеро входить, я думаю, не захочется.
Чем опасны шкуры да головы
Но крокодилов «фабричного производства», конечно же, на всех не хватает, вот и везут их через границу. В результате на складе временного хранения шереметьевской таможни нередко «проживает» более сотни чучел крокодилов. Будущее их печально: полежат-полежат да и будут сожжены — но не ранее, чем будет на то воля суда. Уничтожать то из задержанного на границе, что потенциально опасно, — кредо стражей нашей безопасности. Однако чем могут быть опасны все эти кожи, головы, черепа да панцири, когти, клыки да бивни, равно как и изделия из них — пепельницы, браслеты, кольца и пр.? Оказывается, как потенциальное средство переноса инфекции.
А живое? К живому отношение на таможне ещё более настороженное. Ведь если в той же коробке из-под бумаги среди крылатых невольников оказался даже один носитель инфекции, то он за время пути своё чёрное дело всё же, возможно, сделал.
Но куда же девают этот «дышащий конфискат»? До недавнего времени недалеко от Шереметьева функционировал пункт передержки животных. Потом он сгорел, а с ним и более двухсот попугаев. Так что сегодня каждое задержание несанкционированного живого груза — дополнительная головная боль для таможенников. Хоть Конвенция и требует возвращать животных в страну, из которой те прибыли, не всегда это сразу получается. Вот и пытаются задержавшие пристроить бедняг, что называется, в хорошие руки. В качестве обладателя таковых чаще всего вспоминают здесь о зоопарке. Но при этом имеются свои сложности, сопряжённые именно с тем, что всё контрабандное живое — тоже потенциальный переносчик инфекции. Насколько реальна опасность, постоянно доказывает жизнь: недавно принятая таким образом в зоопарк партия птиц поставила под угрозу представителей редкой популяции тамошних обитателей.
Правда, для определённой категории этих невольных нарушителей международных договорённостей не исключён и ещё один сценарий: продолжить свой (не обязательно, кстати, скорбный) путь по территории России. Речь о животных, конфискованных по причине всего лишь их недекларирования. Чаще всего такое некорректное своё поведение хозяева этих нарушителей поневоле объясняют просто: не знал.
Однако незнание закона, как известно, от ответственности не освобождает. Незаконное же перемещение включённых в Красную книгу образцов флоры и фауны, их частей и дериватов, независимо от стоимости, должно повлечь за собой возбуждение уголовного дела и квалифицироваться как контрабанда. Но на практике возбуждается административное дело, в рамках которого объекты задерживаются, ведь как иначе их вернёшь на родину? Уголовный кодекс РФ с недавних пор с Конвенцией СИТЕС корреспондируется плохо: статья о конфискации объектов правонарушения, как мера пресечения контрабанды, из него не так давно изъята, так что контрабандистам жить стало легче. Возбуждается дело об административном правонарушении. Конфискация животного производится по решению суда — тот самый случай, когда решение это принимается оперативно. Ещё одна мера пресечения — штраф. И те, кому животные дороги, этот штраф платят. Тогда, если ветслужба даёт «добро», животных возвращают хозяину. Но такой ход событий — скорее, исключение, чем правило.