Орловский дворянин, сызмальства он был записан в лейб-гвардии Преображенский полк. Он был настоящим сыном эпохи Просвещения – талантливый интеллектуал, любивший и умевший учиться. Уже в детстве он интересовался громкими подвигами русских воинов, был увлечен ими, стремился к воинской славе. Семнадцатилетний артиллерийский офицер попал под командование Суворова – и сразу на войну, сразу в бой. То был Польский поход 1794 года. Суворов приметил юношу, за отвагу наградил его Георгием IV степени. Пройдут годы, Ермолов познает и опалу, и царскую милость, получит немало наград – и за Бородино, и за Битву народов. Но в отставке, под осень жизни, он будет носить единственный орден – тот, который получил из рук великого Суворова.

Рано возмужавший Ермолов отличился и в персидском походе Зубова 1796 года. Быстро получил чин подполковника. Но при Павле I карьера Ермолова драматически прервалась. Был он человеком думающим, прямым, самоуверенным. В известной степени – вольнодумцем. Павловский климат вреден для таких личностей. В то время Ермолову довелось и посидеть в Петропавловской крепости, и провести несколько лет в костромской ссылке. Итак, Кострома. В ссылке Ермолов встретился и сошелся с атаманом Платовым, в то время находившимся в чине генерал-майора и тоже попавшим в опалу.

             Даже по написанным много лет спустя мемуарам видно, о чем мучительно думал Ермолов в ссылке: «Судьба, не благоприятствующая мне, возбуждала сетования мои в одном только случае, когда вспоминал я, что баталион артиллерийский, которому я принадлежал, находился в Италии, в армии, предводимой славным Суворовым, что товарищи мои участвуют в незабвенных походах непобедимой нашей армии. В чине подполковника был я 22-х лет в царствование Екатерины, имел орден Св. Георгия и Св. Владимира. Многим Суворов открыл блестящую карьеру, неужели укрылись бы от него добрая воля, кипящая, пламенная решительность, не знавшая тогда опасностей?..» Потом Платова вернули в столицу, он был прощен и обласкан императором, а Ермолов все бездействовал в Костроме.

             По указу нового императора Александра «О прощении людей» подполковник Ермолов был помилован. Он возвратился в армию, с радостным усердием приняв командование над артиллерийской ротой в Вильне. Этот сценарий будет не раз повторяться в судьбе Ермолова: взлеты и падения, царская милость и опала. Монументальная фигура Ермолова возбуждала активность завистников и тревогу царедворцев. А смиренным молчуном он не был и защищал свою честь во весь голос. Ершист, ершист был солдат и мыслитель Алексей Петрович Ермолов – он и к титулам относился с презрением, пренебрежительно отзываясь о перспективах получения графского достоинства. Но это будет гораздо позже, в пору ермоловского возвышения. После ссылки ему было не до графства. Мечталось проявить себя на поле боя, не хотелось похоронить собственные военные способности. Сам Ермолов признавался, что после каземата стал осмотрительнее, сдержаннее. И все равно дипломатических способностей ему не хватало!

             Алексей Петрович Ермолов и после ссылки чувствовал интеллектуальное превосходство над иными командирами и не мог сдержать своего сарказма. Так, после придирчивой инспекции он сказанул всесильному Аракчееву (больше других сделавшему для российской артиллерии): «Жаль, что в армии репутация офицера часто зависит от скотов». Речь шла о лошадях, состоянием которых Аракчеев был доволен, но, наверное, не только о лошадях…

             Артиллерийской ротой командует Ермолов в русско-австрийско-французской войне, в составе армии Суворова. За мужество, проявленное под Аустерлицем, Ермолов наконец получает чин полковника. В следующую кампанию, когда с французами бились уже русско-прусские силы, Ермолов уже заслужил репутацию едва ли не лучшего артиллерийского командира, стал олицетворением стойкости и отваги. Под Прейсиш-Эйлау в кризисную минуту, когда казалось, что русские позиции вот-вот рухнут под напором Великой армии, Ермолов отослал лошадей в тыл, заявив: «Об отступлении не сметь и помышлять!» Всегда под огнем, всегда в самом пекле, он знал цену военному афоризму, острому словцу. Когда под Гейлсбергом офицеры волновались, не пора ли начинать огонь, ведь противник уже близко, Ермолов, артиллерист от Бога, картинно заметил: «Я открою огонь, когда различу белокурых от черноволосых». Ему покровительствовали и великий князь Константин Павлович, и сам государь, ценивший остроумных и просвещенных офицеров нового поколения, но Аракчеев раз за разом отклонял представления Ермолова к званию генерал-майора. Было ясно, что Ермолов готов к важнейшей роли в новых войнах, но порой он доходил до отчаяния, чувствуя неприятие могущественного графа Аракчеева. Только после откровенного личного объяснения два артиллериста поняли друг друга и опала кончилась. В 1809 году он был произведен в генералы, а в 1811-м командовал столичной гвардейской артиллерийской бригадой.

             С начала Отечественной войны Ермолов – начальник штаба 1-й армии Барклая. Он тяготился своим положением, хотя и вел в то время достаточно доверительную переписку с императором. Ермолов организовал оборону Смоленска, командовал войсками в бою при Любине – и получил чин генерал-лейтенанта.

             На Бородинском поле находился при Кутузове, а после ранения Багратиона принял командование на левом фланге. Только Ермолов мог преодолеть смятение войск в такой час! Смелой контратакой он отбивает у французов центральную батарею Раевского, после чего получает контузию.

             В Филях Ермолов решительно высказался против оставления Москвы. Бить врага по-суворовски, без ретирад – таково было кредо Ермолова, генерала коренной породы учеников Суворова.

             Но вот русские войска перешли через Неман, война катилась на Запад, за Наполеоном, спешно собиравшим новые армии. Ермолов был назначен на подобающую его талантам должность командующего артиллерий союзных армий. А под Бауценом и Кульмом Ермолов командовал войсковыми соединениями. В 1814 году с гвардейским корпусом вошел в Париж. Популярность в армии и слава Ермолова в обществе росли как на дрожжах. Разве можно было не восхищаться его молниеносным ответом государю на его вопрос: «Какой награды вы бы хотели?» - «Государь, произведите меня в немцы!» Больной вопрос для тогдашней армии, да и для всей российской элиты – засилье иностранцев, круговая порука взаимной поддержки «фонов» на русской службе. Среди немцев в армии было немало доблестных офицеров, но русские офицеры ценили бесстрашную иронию Ермолова, который перед самим императором не побоялся афористически показать истинное отношение патриотов к немецкому верховенству.

             После войны честная душа Аракчеев рекомендовал Ермолова на должность военного министра: «Сначала он со всеми перегрызется, но его деятельность, ум, твердость характера, бескорыстие и бережливость его бы впоследствии оправдали». Но император, сохраняя уважение к Ермолову, пожелал видеть его во главе кавказского корпуса, главнокомандующим в Тифлисе. Туда и отбыл Ермолов в 1816-м, приняв дела у генерала Ртищева, а вскоре получил чин генерала от инфантерии, стал генерал-губернатором Кавказа и Астраханской губернии.

             Любимец императора Александра Ермолов вызывал ревность и раздражение государя-преемника Николая Павловича. Новая метла всегда по-новому метет, и прежним фаворитам не следует ждать поблажек. Имя Ермолова склонялось в связи с декабристами, находились поводы и для критики кавказской политики генерала, да и может ли не быть таких поводов на загадочной горской войне? Какие только слухи о нем не распространяли – вплоть до сепаратистских планов. В 1826 году в пределы России – в Карабах и в Грузию – вторглись персидские войска Аббас-мирзы. Для Николая I это стало окончательным поводом сменить Ермолова на Паскевича. Через год пятидесятилетний популярнейший генерал вышел в отставку после 33 лет службы. Прошло десять лет, и отставной герой получил почетный чин генерала от артиллерии. Что ж, славные традиции русской артиллерии во многом были связаны именно с его именем. Он тихо жил то в Москве, то в Орле, перечитывал свои мемуарные записки, изредка выезжал в войска. Во время Крымской войны московское дворянство избрало старика Ермолова руководителем ополчения. Казалось, одно имя седовласого героя способно на чудо!

             Пушкин преклонялся перед Ермоловым, воспел его в поэме «Кавказский пленник», видел в нем идеал героя-воина: «Подвиги Ваши – достояние Отечества, и Ваша слава принадлежит России». И Ермолов был достоин такого отношения: военная косточка, суворовский ученик