Бронепоезд Михаила Ефремова не стоял на запасном пути

Временные границы Московской битвы выходят гораздо дальше за события октября и декабря 1941 года, которые в массовом сознании ассоциируются с самыми тяжелыми оборонительными боями и с началом контрнаступления. Но в стратегическом плане ее рубежи во времени гораздо шире: с 30 сентября 1941 по 20 апреля 1942 года. В хронике битвы за Москву – нашей первой крупнейшей победы –достойно отражены имена Жукова, Рокоссовского, Панфилова, Доватора, Белова и многих других военачальников и бойцов. Но вот о генерале Ефремове и его 33-й армии известно мало. Почему?

Уж на что суровый Жуков был скуп на похвалы, но он в конце жизни охарактеризовал Ефремова как «талантливого и храбрейшего военачальника». (О причинах этого запоздалого признания мы еще скажем позже.) Маршал А.М.Василевский считал: при упоминании имени командарма-33 надо снимать шапку. В самом деле, стойкость и мужество бойцов его 33-й армии в ходе битвы за Москву сложно оценивать устоявшимися, привычными мерками. Два с половиной месяца ее бойцы держали фронт блокады протяженностью в 120 километров и при этом наносили врагу серьезный урон. Отчего же долгое время имя М.Г.Ефремова, его ратные дела оставались в тени? Одна из причин – вяземская трагедия 1942 года. Информационный же повод для того, чтобы рассказать о командарме, – 110-я годовщина со дня его рождения. Он родился 27 февраля (11 марта по новому стилю) 1897 года.

Биография Михаила Ефремова во многом схожа с жизненными путями других полководцев. Происхождение − из бедной батрацкой семьи. С Жуковым они были земляками: оба родом из Калужской области, из сельской местности. Разве что Георгий Константинович родился в деревне Стрелковка, ныне Угодско-Заводского района, а Михаил Григорьевич − в деревне Жары, что под Тарусой.

В юности Ефремов работал гравером на Рябовской мануфактуре в Москве. В 1915 году в 18-летнем возрасте его, как и Жукова, призвали в армию. Парень из калужской глубинки прошел ускоренный курс обучения в школе прапорщиков, располагавшейся в Грузии, в Телави. А потом – фронт. Прапорщик Ефремов участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве на Юго-Западном фронте. В 1918 году добровольно вступил в Красную Армию. В Гражданскую, в 1920 году, командовал несколькими сотнями бойцов на четырех бронепоездах. Именно Ефремову принадлежит авторство первого в мировой практике «глубокого прорыва» по рельсам. Это был 300-километровый внезапный бросок бронепоездов к Баку. В ходе 300-километрового броска к Баку бойцы парализовали готовность 30-тысячной армии мусаватистов к сопротивлению.

«Он из деревни Жары и задаст фашистам жару»

К началу Великой Отечественной войны за плечами М.Г.Ефремова - большой служебный опыт: служба на высоких командных должностях, включая руководство военными округами. К тому же он получил прекрасное военное образование в двух военных академиях. Под Наро-Фоминском, куда Михаил Григорьевич прибыл 23 октября 1941 года, он из разрозненных частей, в большинстве состоявших из обученных на скорую руку ополченцев, сформировал боеспособную 33-ю армию. Она заняла оборону на берегу реки Нара, превратив этот участок в хорошо укрепленные рубежи. Солдатская молва гласила: наш генерал – из деревни Жары, он задаст фашистам жару.

С 1 по 4 декабря гитлеровцы организовали здесь свое последнее крупное наступление на Москву. Поразительно, как порой повторяется история. У старинного села Тарутина, основанного в 1486 году, в Нару впадает довольно крупный правый приток – Истья. Это поистине историческое место.6 октября 1812 года в 8 километрах севернее Тарутино произошла cхватка между частями русской армии и солдатами «великой армии» Наполеона. В хронику Отечественной войны 1812 года оно вошло как Тарутинское сражение.

А в декабре сорок первогона берегах Нары стойко держали оборону войска 33-й армии под командованием генерал-лейтенанта М.Г.Ефремова и 43-й армии генерал-майора К.Д.Голубева. Они прикрывали важные стратегические направления − Киевское и Варшавское шоссе. Совместно с частями 5-й армии 33-я сорвала вражеское наступление. На полях сражений остались 120 сожженных фашистских танков и тысячи уничтоженных гитлеровцев. Больше сил для прорыва к столице у них уже не осталось.

17 января 1942 года из штаба фронта поступил приказ: 33-й армии наступать на Вязьму и овладеть этим важным стратегическим узлом. Но одно дело, когда враг перед тобой, а другое – в глубоком (по фронтовым меркам) тылу противника: ни много ни мало в 150 километрах за линией фронта! При этом армейская ударная группа не превышала по численности дивизию, к тому же не была обеспечена танками и средствами ПВО. Но на войне не рассуждают: приказ есть приказ. Командарму-33 помог опыт маневренной войны, обретенный еще в Гражданскую. Немцы же использовали очаговую оборону. Прорыв был удачным. На санях и лыжах бойцы обходили немецкие гарнизоны и громили их с фронта и тыла. Передовые отряды, не ввязываясь в затяжные бои, рвались на запад, к Вязьме. Сам командарм был в пеших порядках передовых подразделений.

Гитлеровцы, опасаясь окружения, на пути 33-й армии поспешно оставляли занятые населенные пункты. Бои шли уже на юго-восточной окраине Вязьмы. Но случилось то, чего командарм опасался. Противник, осознав, какую угрозу представляет наступавшая в его тылу армия Ефремова, пошел даже на то, что оперативно перебросил в район прорыва свежие силы аж из Франции. В ночь со 2 на 3 февраля 1942 года близ деревни Захарово танковые клинья вермахта отрезали передовые части 33-й армии от их восточной группировки. Под ожесточенными ударам «панцерваффен» наши бойцы вынуждены были отойти от Вязьмы. Превосходящим силам противника удалось окружить западную группировку 33-й армии во главе с М.Г.Ефремовым. Боеприпасы, продовольствие, фураж для лошадей были на исходе. Некоторое количество патронов удалось сбросить с самолетов, но этого было мало.

Генерал Ефремов делил с солдатами все тяготы окружения. Армия, рассеченная на части, обескровленная, голодная, лишенная связи, к изумлению врага, упорно сопротивлялась. Но кольцо сжималось все сильнее, а помощи извне не было. В этой критической ситуации командарм попросил разрешить ему прорываться из окружения самостоятельно. Но командующий Западным фронтом Г.К.Жуков, руководствуясь более высокими, стратегическими интересами, такого разрешения не давал.

И только в апреле, когда начались паводки, Жуков наконец дал разрешение на отход. Однако реализовать его было уже крайне сложно. Разливы рек и таявший снег оказались сущим бедствием для бойцов: ведь они были обуты в валенки, а другой обуви просто не было, да и откуда? К слову, спустя десятилетия Георгий Константинович признал свою неправоту, что, кстати, бывало крайне редко: «Критически оценивая сейчас эти события 1942 года, считаю, что нами (командованием Западного фронта и ставкой) в то время была допущена ошибка в оценке обстановки в районе Вязьмы».

В ночь с 13 на 14 апреля генерал Ефремов, собрав разрозненные группы в Шпыревском лесу, повел их прорыв. Пушки и технику с собой вывезти было уже невозможно. Их пришлось уничтожить. В бой пошли лишь со стрелковым оружием. Но группе Ефремова прорваться не удалось – кончились боеприпасы. Возле лесной деревушки Горнево тяжело раненный генерал, попрощавшись с товарищами, последний патрон выпустил в себя. И все же некоторым группам бойцов отчаянным броском удалось вырваться.

В марте 1943 года, когда Вязьму освободили от немцев, сын командарма, капитан Ефремов, первым приехал в село Слободку, где был похоронен генерал. Могилу вскрыли, и капитан опознал отца. Под ружейные залпы его снова предали весенней земле. Узнав, что перед ними сын героя, местные жители рассказали о последних часах его жизни. А потом, выждав паузу, сельчане поведали о том, как хоронили командарма.

…Когда тело Ефремова принесли из леса, в гибели русского генерала пожелал удостовериться высокопоставленный представитель германского командования. Он пожаловал в Слободку на длиннющем «майбахе» в сопровождении многочисленной охраны. Ткнув стеком в одного из наших пленных, немец спросил, действительно ли это их командир. Тот молча опустил голову. У сельской церкви вырыли глубокую могилу. По одну сторону построили немецких солдат, по другую – наших военнопленных. Высокий немецкий чин сказал, что солдатам фюрера нужно сражаться за великую Германию так же, как русский генерал сражался за Россию. Немцы отдали ему воинские почести.

Донесение начальнику «Смерш»

Случай, согласитесь, неординарный: враг был вынужден публично признать силу духа русского командарма и его бойцов. Тем более что это сделал ярый нацист и безоговорочный сторонник Гитлера полковник Артур Шмидт, в ту пору начальник штаба корпуса. Мне удалось установить его дальнейшую судьбу. В последующем уже в генеральском звании Шмидт служил в одном из лучших (по характеристике фюрера) войсковых объединений вермахта − 6-й полевой армии, которой командовал небезызвестный фельдмаршал Паулюс. Генерал-лейтенант Шмидт был правой рукой Паулюса – его начальником штаба. Он вступил в эту должность 20 июня 1942 года. То есть спустя ровно два месяца после поражения немцев в Московской стратегической операции.

31 января 1943 года, в конце другого величайшего сражения Второй мировой войны − Сталинградской битвы, Паулюс, Шмидт и ряд других генералов 6-й армии были взяты в плен бойцами Красной Армии. По иронии судьбы это произошло в помещении штаба 6-й армии, которую возглавлял генерал-лейтенант Шмидт. Штаб располагался в подвальных помещениях полуразрушенного центрального универмага. Шмидт не последовал примеру русского генерала Ефремова и предпочел, как и Паулюс, сдаться без сопротивления. Более того, именно Артур Шмидт первым встретил русских на пороге штабного бункера и попытался вести торг об условиях сдачи в плен. Это вызвало особую ярость Гитлера: он надеялся, что командующий 60-й армией и его генералы покончат с собой.

В архивных документах, посвященных Сталинградской битве, мне удалось разыскать любопытный документ. Это донесение майора госбезопасности В.М.Казакевича от 3 февраля 1943 года заместителю народного комиссара внутренних дел комиссару госбезопасности 3 ранга Абакумову. (Позднее, в апреле 1943 года, бывший подмосковный чекист Виктор Абакумов – уже заместитель наркома обороны, начальник Главного управления контрразведки «Смерш» Наркомата обороны.) Так вот, в донесении указывается, что настроение генералов разгромленной армии Паулюса настолько подавленное, что некоторые «думают о возможности самоубийства». По ночам Шмидт постоянно дергался и кричал – ему снились дурные сны.

Как-то пленным генералам подали к чаю кофейное печенье. Шмидт очень удивился, когда узнал, что оно не французское, а русское. На что Паулюс без видимой связи глубокомысленно заметил, что «эта война» войдет в военную историю как блестящий пример оперативного искусства русских. «И их стойкости в самых отчаянных ситуациях»,− добавил Шмидт. Кто знает, не вспомнил ли он тогда русского генерала Ефремова, который сражался до последнего патрона и предпочел смерть немецкому плену.

Память и памятник

Но вернемся к личности командарма-33. Его с почестями похоронили в третий раз − уже в Вязьме. Сразу после окончания войны, в 1946 году, в этом старинном русском городе был сооружен памятник командарму. Автор монумента Е.В.Вучетич задумал его еще в 1943 году. Памятник, возвышающийся на гранитном постаменте, как и все работы фронтовика Вучетича, оригинален не только в художественном плане, но и по технологическому исполнению. Он отлит из переплавленных патронных гильз.

31 декабря 1996 года указом Президента РФ генерал-лейтенанту Ефремову было присвоено звание Героя России (посмертно). В сердце и памяти однополчан и всех, кто его знал, Михаил Григорьевич остался бесстрашным, инициативным, находчивым и заботливым командиром, умелым и грамотным полководцем. Его память чтут в местах, где он служил и воевал. И где мужественно встретил свой последний час. Бесценную в историко-патриотическом и научном плане работу по изучению боевого пути 33-й армии и ее командарма ведут энтузиасты группы «Поиск» при армейском Совете ветеранов, следопыты подмосковного Наро-Фоминска.

Родственники бойцов и командиров, служивших под началом Ефремова, их дети, внуки изучают архивные документы, разыскивают очевидцев и участников тех событий, выезжают на места боев. Особая заслуга в этой подвижнической деятельности принадлежит работнику РОСТО (ДОСААФ) Юго-Восточного административного округа столицы Станиславу Митягину, бывшему руководителю «Поиска». Позднее он возглавил другую общественную поисковую группу − «Судьба человека». В числе энтузиастов-поисковиков– сын и тезка командарма, фронтовик Михаил Михайлович Ефремов.

А писатель и краевед Сергей Михеенков написал повесть о том, что произошло под Вязьмой в апреле 1942-го. Эта редкая книга, изданная небольшим тиражом, называется «Последний бой командарма»…