НИ ШАГУ НАЗАД!
КУРСКАЯ ДУГА — ОГНЕННАЯ ДУГА (Часть — 2)
«На Орловско-Курском направлении противник за четыре дня наступления понес тяжелые потери в танках, живой силе и не добился успеха... Усилив потрепанные соединения, немцы с утра предприняли ряд ожесточенных атак. Завязались упорные бои, часто переходящие в рукопашные схватки».
(От Советского Информбюро, 9 июля)
Сахарный завод под Яковлевкой... Это место вошло в историю Курской битвы. За него сражались целые батальоны. Но на территории самого завода в развалины «врос» взвод автоматчиков Ильи Непочатых. Даже в те дни, когда откатывались наши танки, когда отходила артиллерия, автоматчики не бросали завода. Дрались в окружении. Отстреливались до последнего патрона. Ходили в контратаки, возвращались с трофейным оружием и били немцев из их же автоматов.
С танками было хуже. Два противотанковых ружья - не такая уж большая сила, но свое дело они делали. Главное, остановить танк, а там в ход шли бутылки с горючей смесью. Один остановили совсем невероятным способом − шинельной скаткой. Она угодила в зуб ведущего колеса, да так удачно, что гусеница соскочила! «Пантера» завертелась на месте и тут же вспыхнула, подожженная бутылками.
В ночь на 9 июля фашисты прекратили атаки. По ночам они вообще не воевали: выставляли дежурный пулемет, и он постреливал для острастки. Зато ракет не жалели: видимость, как днем. А тут вдруг ни пулемета, ни ракет.
− Что-то затевают. Надо полюбопытствовать, − предложил Непочатых.
− Можно, − поднялись двое парней.
Сняли сапоги и каски, запаслись гранатами и скользнули в темноту. Вернулись довольно быстро.
− Худо дело, командир. Не иначе спалить нас хотят: понаставили, гады, огнеметов! А на высотке − крупнокалиберный пулемет, чтоб, значит, расстреливать нас, когда полезем из подвалов.
В ту же ночь взвод оставил сахарный завод и отошел к котельной. А командир с разведчиком подобрались к высотке. Пулеметчика сняли без единого выстрела.
Как всегда, на рассвете фашисты начали артподготовку. Потом ударили из огнеметов. Развалины заполыхали... А когда вперед бросились эсэсовцы, сержант Непочатых ударил им в спину! Подгоняемые смертельным огнем своего же пулемета, они кинулись к котельной и напоролись на кинжальный огонь автоматчиков. Илья тем временем хладнокровно расстрелял огнеметчиков, а заодно и орудийный расчет.
ПРОХОРОВКА
Немецкие танки шли к Прохоровке. Подрывались, горели, но лезли, лезли и лезли вперед. Их было так много, что уничтожить все, казалось, просто невозможно. Да и наши силы не беспредельны! Хотя все поля усеяны трупами гитлеровцев, хотя не было высотки, на которой бы не догорали «тигры», платить за это приходилось высокой ценой.
У Прохоровки прорвавшиеся танки встретила 19-я мотомехбригада. Командир 76-миллиметрового орудия сержант Губин смотрел на медленно ползущие танки, а думал вовсе не о предстоящем бое. Всего два часа назад он побывал дома! Ведь его родное Вязовое в тридцати километрах отсюда. Мать узнала не сразу. Еще год назад она получила извещение, что ее Коля пропал без вести. А он был тяжело ранен. И надо же так сложиться фронтовой судьбе, что воевать Николаю пришлось чуть ли не на окраине своего села!
Наводчик Иванов скосил глаза:
− Ты чего радуешься? До танков меньше километра!
− Ничего, пусть лезут... Ты, главное, следи за пушками. Видишь, как бестолково башнями крутят? Значит, нас не обнаружили.
− Дуриком идут. На психику давят, − сплюнул Иванов.
− Работаем, как и раньше, − напомнил Николай. − Первый снаряд по гусеницам. Танк, само собой, разворачивается. Второй − в борт! Тут же переносим огонь на соседний... Начнем с крайних, а то, чего доброго, обойдут с флангов. Давай! − совсем не по-уставному скомандовал он.
Больше сержант ничего не говорил. Пушка методично изрыгала снаряды, и ни один не проходил мимо цели. Горят уже два, нет, три танка! Но на их месте появляются новые и подбираются все ближе. Рвутся снаряды, свистят осколки, смрадный чад повис над полем, но артиллеристы бьют и бьют по стальной стене. Вот снаряд рикошетом отскочил от «тигра», но танк загорелся.
− Что за чертовщина? − удивился Губин и припал к панораме.
Танк как на ладони. Почему-то желтый. «Из Африки, что ли? − подумал Губин. – Интересное кино: снаряд чиркнул по лобовой броне, а густой дым валит сзади! И экипаж не выскакивает. Больше того, башня медленно поворачивается в сторону батареи.
− Эге, хитришь, фашист! − обрадовался Николай. − Сбили твою спесь-то! Поджег на корме дымовую шашку и думаешь, избавился от путевки в рай? Нет, гад, не на тех напал. Снаряд!
Два выстрела раздались одновременно. Теперь уже по-настоящему вспыхнул «тигр», но и его снаряд разорвался у самого орудия. Упал Иванов. Николай тут же занял его место.
− Снаряд, − прохрипел он. − Снаряд!
Но снаряда не было. Оглянулся... От расчета остались двое: он да ефрейтор Козлов.
− Сейчас, − простонал Козлов.
Он полз на боку, прижимая к груди снаряд. Снаряд был красным от крови. Николай бросился к товарищу, на ходу доставая индивидуальный пакет.
− Стреляй! − процедил Козлов и пополз за следующим снарядом.
Еще два часа орудие сержанта Губина посылало по танкам противника окровавленные снаряды. А потом Козлов не поднялся. Упал рядом и Губин. Орудие замолчало. Давно молчала и вся батарея. А перед ней догорало девятнадцать танков… Теперь немцы без опаски двинулись вперед. Но тут в контратаку пошли тридцатьчетверки.
«Перегруппировав в течение 10 июля свои основные силы на более узком участке, противник вновь бросил их в направлении Прохоровки, рассчитывая здесь смять наши ослабевшие войска... К исходу 11 июля на участке Воронежского фронта наступил опасный кризис сражения».
Г.К.Жуков
Всего одну ночь Николай Губин пробыл в медсанбате. Гудела голова, ватными стали ноги, почему-то не гнулись пальцы, но утром он ушел в свою часть. «Черт с ней, с контузией, − решил он. − Отлежусь потом». Получил новое орудие, сколотил расчет − и снова на огневую позицию.
В бой вступили с ходу. На руках выкатили пушку на бугорок и тут же открыли огонь: танки были в трехстах метрах! Отбились. Только вырыли ровики для снарядов, окопчики для себя − навалились самолеты. От беспомощности артиллеристы скрежетали зубами и грозили «юнкерсам» кулаками. Ушли самолеты − снова поперли танки. Панорама сбита. Половина расчета уничтожена. Но пушка стреляет! И ни один танк не прошел через высоту!
К вечеру атаки прекратились. Ночью Губин послал своих ребят к разбитым пушкам. С одной сняли уцелевшую панораму, от другой натаскали снарядов, около убитых немцев набрали гранат и автоматов.
Губин ничего не скрывал:
− Утром фашисты снова полезут. Сзади, как видите, наших нет. Так что пропускать фрицев нельзя. Короче говоря, задача такая: не геройски погибнуть, а задержать врага. Поэтому зря не высовываться и без толку не рисковать. А сейчас как следует окопаться: не исключено, что драться придется в окружении.
Утром артиллеристы были готовы к последнему бою. То, что он последний, всем стало ясно, когда они увидели ползущие колонны танков. Пытались считать. Где-то на пятой сотне плюнули. Обнялись. Разошлись по своим местам. Не сговариваясь, осушили фляжки с драгоценной водой: хоть перед смертью досыта напиться.
То, что увидел Николай, когда зачем-то оглянулся, так его поразило, что он, забыв об осторожности, вскочил во весь рост и закричал:
− Братцы! Наши-и-и!
Еще недавно чистое поле было заполнено сотнями краснозвездных танков. Они уже заметили немцев и перестраивались в боевой порядок.
Так началось величайшее в истории Отечественной войны встречное танковое сражение. Тысяча двести танков и самоходных орудий участвовали в этой битве! Отборным фашистским дивизиям «Рейх», «Мертвая голова» и «Адольф Гитлер» противостояла 5-я гвардейская танковая армия генерал-лейтенанта П.А.Ротмистрова, 5-я гвардейская армия А.С.Жадова и еще два танковых корпуса.
Но битва развернулась не только на земле. Ожесточенные бои велись и в воздухе. Небо над Прохоровкой прикрывала 5-я воздушная армия. К этому времени наши танкисты уже научились бороться с «тиграми» и «пантерами», а вот против термитных бомб, которые сбрасывали «юнкерсы», были бессильны.
Эскадрилья истребителей, где был и лейтенант Кононенко, получила приказ перехватить самолеты противника и не пропустить к Прохоровне. Десять «лавочкиных» против пятидесяти «юнкерсов» и тридцати «мессершмитов»!
− Внизу уже шел страшный бой, − вспоминал Герой Советского Союза Н.Н.Кононенко. − Танки стреляли в упор, шли на таран, экипажи схватывались врукопашную. Мы летели на малой высоте и все хорошо видели. Только отвернули на солнце и набрали высоту, показались немецкие самолеты. «Мессеры» начали отсекать нас от бомбардировщиков. Но мы в бой не ввязывались и еще больше отвернули на солнце.
«Убери ведущего «юнкерса!» − приказал я своему ведомому Коле Артамонову.
Коля спикировал, и «юнкерс» загорелся. Следом бросились и мы. Прорвались сквозь строй «мессеров» и навалились на бомбардировщиков. Только так мы могли помочь танкистам! Сейчас не до истребителей. Главное — не пропустить к Прохоровке «юнкерсы». Сорок минут продолжался бой, и ни один фашист к танкистам не прорвался. Девятнадцать самолетов загнала в землю наша эскадрилья. Но и сами потеряли пятерых…
Только мы приземлились и заправились горючим, как снова ракета. Опять в бой! На этот раз прямо над Прохоровкой. Иногда мы так увлекались погоней за бомбардировщиками, что забывали о «мессерах». Так случилось со старшим лейтенантом Кучеренко. Он увлекся атакой и не заметил, что у него на хвосте висят четыре «мессера». Конечно же, они бы его сбили. Но ведомый Кучеренко, девятнадцатилетний Толя Добродецкий, бросился на таран. «Мессершмит» тут же загорелся. В воздухе было так тесно, что в них врезался еще один «мессер». Так Толя одним тараном сбил два истребителя и спас товарища. За этот подвиг Добродецкому посмертно присвоили звание Героя Советского Союза.
В тот же день мне пришлось сделать семь вылетов. Самолет не успевали заправлять. Я приземлялся, пересаживался в другой, уже готовый к бою, и снова в небо. К концу дня танковое сражение закончилось. Сверху не было видно даже земли — всюду груды покореженного железа. Но видел я и другое: наши войска движутся на запад, а немцы спешно окапываются и переходят к обороне. Был в этой победе и мой вклад — десять сбитых самолетов. С этого дня фашисты больше не наступали, а мы их гнали и гнали, вплоть до самого Берлина.
«Первый этап − оборонительное сражение − наши войска завершили на Центральном фронте 12 июля, на Воронежском фронте − 23 июля... Второй этап битвы − контрнаступление − также начался не одновременно».
Г.К.Жуков
ЗНАМЯ НАД ОРЛОМ
«Севернее Орла наши войска прорвали сильно укрепленную оборонительную полосу противника по фронту протяжением 40 километров и за три дня напряженных боев продвинулись вперед на 45 километров. Восточнее Орла наши войска, преодолевая упорное сопротивление противника, продвинулись вперед на 20 -25 километров».
(От Советского Информбюро, 15 июля)
− Придется штурмовать, − сказал капитан Мохначев. − Если не выбьем немцев из этой проклятой конюшни, атака захлебнется. Местность, как видите, открытая. Конюшня хоть и разрушена, а дот получился непробиваемый. Словом, пойдут добровольцы.
Все шестьдесят разведчиков шагнули вперед. И вот среди бела дня по простреливаемому со всех сторон полю они пошли в атаку. Когда до конюшни осталось метров сто, упал капитан Мохначев. К нему подполз сержант Санько. Капитан сидел в траве, ругался и... Тут Санько стало дурно: у капитана ниже колена была оторвана нога. Но голень держалась. На одной коже. А капитан почем зря костерил разорвавшуюся рядом мину и пытался оторвать перебитую ногу.
− Чего уставился?! − побелевшими глазами взглянул он на Санько. − Нож есть? Режь! Как это не можешь?! Режь, говорю! − схватился он за пистолет.
Санько взмахнул ножом, аккуратно отложил в сторонку ногу капитана, обутую в стоптанный сапог, перетянул ремнем бедро, взвалил командира на спину и пополз к своим. Сдал в медсанбат − и снова к конюшне.
Метрах в тридцати от дота засел в воронке – его обнаружили и не давали высунуться. Вдруг он услышал голос старшины: «Санько, давай сюда!» Оказывается, разведчики добрались до конюшни и заняли левый угол. «Прикройте!» – крикнул Санько. Потом выждал момент, вскочил во весь свой двухметровый рост и в три прыжка был у своих.
Десять атак предприняли фашисты на левый угол конюшни, но разведчики их отбили. К вечеру в живых осталось всего двенадцать человек. И все же они не только держались, но и сковали дот: отсекли его от траншеи и не давали подносить боеприпасы.
Утром началась артподготовка, подошли танки, хлынула пехота... Это был знаменитый прорыв у деревни Вяжи, открывший путь на Орел.
И вот наступила ночь на 5 августа 1943 года. Наши войска стояли на подступах к Орлу, у самого железнодорожного вокзала! В 23 часа 30 минут в расположение разведроты пришел подполковник Лапин.
− Орловцы среди вас есть? − спросил он.
− Нет, − ответил старшина.
− Может, кто-нибудь бывал здесь до войны и знает город?
Молчание.
− Та-а-к... А старые разведчики есть?
− Остался один Санько, да и того стукнуло в ногу. Остальные там, − кивнул старшина на свежие могильные холмики.
− Что с ногой? – поинтересовался подполковник.
− Пустяки, царапина, − ответил Санько.
− Вот что, Иван Дмитриевич, − торжественно начал Лапин. − Есть очень важное и очень трудное задание. Я бы даже сказал, нахальное задание, − улыбнулся он. − Поэтому нужны надежные люди.
− Где их взять? Из пополнения все толком не обстрелянные… Вот разве Образцов.
− Надо человек десять… Смотри сюда, − сказал Лапин и развернул сверток.
− Знамя! − ахнул Санько.
− Да, Ваня, знамя. Утром − общее наступление. Будем штурмовать Орел. Сам знаешь, как много значит знамя в бою. Если оно впереди, к нему рвутся любой ценой... Надо проникнуть в город, найти самое высокое здание и укрепить на нем знамя!
− Да-а, задача... Где хоть это здание?
− Их два. Церковь и жилой дом на Красноармейской, 13.
− Проводника бы, что ли, − вздохнул Санько. – Как ее искать, эту Красноармейскую?
− Придется по карте.
Санько спрятал знамя под гимнастерку и склонился над картой… Через полчаса в темноту скользнули девять разведчиков. Проскочили железнодорожное полотно. Залегли. По улицам снуют мотоциклисты, ползут танки, тянут пушки. Переждали в развалинах. Потом по одному, прикрывая друг друга, перебежали улицу. Вот и силуэт пятиэтажного дома с круглой пожарной вышкой.
«Нашли! − обрадовался Санько. − Как же наверх-то? − думал он, ощупью пробираясь вокруг дома. − Стоп! Кажется, лестница... Ну да, пожарная лестница».
Вернулся к своим, сказал, что с ним пойдет Образцов. Остальным − прикрывать.
Потрогал лестницу – болтается, как веревка.
− Если сорвусь, полезешь ты, − шепнул он Образцову. – Сорвешься и ты, падай молча. Понадобится помощь, махну пилоткой: на фоне неба увидишь.
Санько забросил за спину автомат и схватился за перекладину. Лестница качнулась, скрежетнула, сверху посыпалась пыль: расшатанные крепления чуть держались в кирпиче. На третьем этаже руки провалились в пустоту. Сколько ни щупал, ни царапал стену − лестницы не было. «Спокойно! − приказал он себе. − Думай! Ведь можно подняться и по внутренней лестнице. Только тихо. В доме могут быть фашисты».
Спустился на второй этаж, влез в окно и осторожно двинулся наверх. На уровне пятого этажа снова перебрался на пожарную лестницу − здесь она уцелела. По крыше шел крадучись, чтобы не гремело железо. Сверху все как на ладони! На площади немцы устанавливают противотанковые надолбы, чуть левее − пушки. «Эх, гранатку бы на вас!» − вздохнул Санько и полез на пожарную вышку. Как ни старался, взобраться не мог: не за что уцепиться. Попытался влезть изнутри сквозь разбитый потолок − никак не мог достать до железного прута, к которому хотел привязать знамя.
Пришлось подползти к самому краю крыши и махнуть пилоткой... Когда подошел Образцов, Санько встал ему на плечи, дотянулся до прута и крепко-накрепко привязал знамя.
Назад вернулись почти без приключений, если не считать, что наткнулись на немцев. Пришлось забросать их гранатами.
Никогда Санько с таким нетерпением не ждал рассвета. Как только заголубело небо и первые лучи солнца высветили затаившийся город, все увидели: над развалинами, превращенными в доты, над фашистскими траншеями, пушками и танками гордо реет Красное знамя! В едином порыве, с кличем «Даешь Орел!» бойцы ринулись на штурм.
ПРИКАЗ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
«Сегодня, 5 августа, войска Брянского фронта при содействии с флангов войск Западного и Центрального фронтов в результате ожесточенных боев овладели городом Орел.
Сегодня же войска Степного и Воронежского фронтов сломили сопротивление противника и овладели городом Белгород.
Месяц тому назад, 5 июля, немцы начали свое летнее наступление из районов Орла и Белгорода, чтобы окружить и уничтожить наши войска, находящиеся в Курском выступе, и занять Курск.
Отразив все попытки противника прорваться к Курску, наши войска перешли в наступление и заняли Орел и Белгород. Тем самым разоблачена легенда немцев о том, что будто бы советские войска не в состоянии вести летом успешное наступление.
Сегодня, 5 августа, в 24 часа, столица нашей родины – Москва будет салютовать нашим доблестным войскам, освободившим Орел и Белгород, двенадцатью артиллерийскими залпами из 120 орудий
Вечная слава героям, павшим в борьбе за свободу нашей Родины».
Этот грандиозный салют стал предвестником самого главного, прогремевшего в день Победы!