НИ ШАГУ НАЗАД!

КУРСКАЯ ДУГА — ОГНЕННАЯ ДУГА (Часть — 2)  

«На Орловско-Курском направлении противник за четыре дня наступления понес тяжелые потери в танках, живой силе и не добился успеха... Усилив потрепанные соединения, немцы с утра предприняли ряд ожесточенных атак. Завязались упорные бои, часто переходящие в рукопашные схватки».

(От Советского Информбюро, 9 июля)

Сахарный завод под Яковлевкой... Это место вошло в историю Курской битвы. За него сражались целые батальоны. Но на территории самого завода в развалины «врос» взвод автоматчиков Ильи Непочатых. Даже в те дни, когда откатывались наши танки, когда отходила артиллерия, автоматчики не бросали завода. Дрались в окружении. Отстреливались до последнего патрона. Ходили в контратаки, возвращались с трофейным оружием и били немцев из их же автоматов.

С танками было хуже. Два противотанковых ружья - не такая уж большая сила, но свое дело они делали. Главное, остановить танк, а там в ход шли бутылки с горючей смесью. Один остановили совсем невероятным способом − шинельной скаткой. Она угодила в зуб ведущего колеса, да так удачно, что гусеница соскочила! «Пантера» завертелась на месте и тут же вспыхнула, подожженная бутылками.

В ночь на 9 июля фашисты прекратили атаки. По ночам они вообще не воевали: выставляли дежурный пулемет, и он постреливал для острастки. Зато ракет не жалели: видимость, как днем. А тут вдруг ни пулемета, ни ракет.

− Что-то затевают. Надо полюбопытствовать, − предложил Непочатых.

− Можно, − поднялись двое парней.

Сняли сапоги и каски, запаслись гранатами и скользнули в темноту. Вернулись довольно быстро.

− Худо дело, командир. Не иначе спалить нас хотят: понаставили, гады, огнеметов! А на высотке − крупнокалиберный пулемет, чтоб, значит, расстреливать нас, когда полезем из подвалов.

В ту же ночь взвод оставил сахарный завод и отошел к котельной. А командир с разведчиком подобрались к высотке. Пулеметчика сняли без единого выстрела.

Как всегда, на рассвете фашисты начали артподготовку. Потом ударили из огнеметов. Развалины заполыхали... А когда вперед бросились эсэсовцы, сержант Непочатых ударил им в спину! Подгоняемые смертельным огнем своего же пулемета, они кинулись к котельной и напоролись на кинжальный огонь автоматчиков. Илья тем временем хладнокровно расстрелял огнеметчиков, а заодно и орудийный расчет. 

ПРОХОРОВКА 

Немецкие танки шли к Прохоровке. Подрывались, горели, но лезли, лезли и лезли вперед. Их было так много, что уничтожить все, казалось, просто невозможно. Да и наши силы не беспредельны! Хотя все поля усеяны трупами гитлеровцев, хотя не было высотки, на которой бы не догорали «тигры», платить за это приходилось высокой ценой.

У Прохоровки прорвавшиеся танки встретила 19-я мотомехбригада. Командир 76-миллиметрового орудия сержант Губин смотрел на медленно ползущие танки, а думал вовсе не о предстоящем бое. Всего два часа назад он побывал дома! Ведь его родное Вязовое в тридцати километрах отсюда. Мать узнала не сразу. Еще год назад она получила извещение, что ее Коля пропал без вести. А он был тяжело ранен. И надо же так сложиться фронтовой судьбе, что воевать Николаю пришлось чуть ли не на окраине своего села!

Наводчик Иванов скосил глаза:

− Ты чего радуешься? До танков меньше километра!

− Ничего, пусть лезут... Ты, главное, следи за пушками. Видишь, как бестолково башнями крутят? Значит, нас не обнаружили.

− Дуриком идут. На психику давят, − сплюнул Иванов.

− Работаем, как и раньше, − напомнил Николай. − Первый снаряд по гусеницам. Танк, само собой, разворачивается. Второй − в борт! Тут же переносим огонь на соседний... Начнем с крайних, а то, чего доброго, обойдут с флангов. Давай! − совсем не по-уставному скомандовал он.

Больше сержант ничего не говорил. Пушка методично изрыгала снаряды, и ни один не проходил мимо цели. Горят уже два, нет, три танка! Но на их месте появляются новые и подбираются все ближе. Рвутся снаряды, свистят осколки, смрадный чад повис над полем, но артиллеристы бьют и бьют по стальной стене. Вот снаряд рикошетом отскочил от «тигра», но танк загорелся.

− Что за чертовщина? − удивился Губин и припал к панораме.

Танк как на ладони. Почему-то желтый. «Из Африки, что ли? − подумал Губин. – Интересное кино: снаряд чиркнул по лобовой броне, а густой дым валит сзади! И экипаж не выскакивает. Больше того, башня медленно поворачивается в сторону батареи.

− Эге, хитришь, фашист! − обрадовался Николай. − Сбили твою спесь-то! Поджег на корме дымовую шашку и думаешь, избавился от путевки в рай? Нет, гад, не на тех напал. Снаряд!

Два выстрела раздались одновременно. Теперь уже по-настоящему вспыхнул «тигр», но и его снаряд разорвался у самого орудия. Упал Иванов. Николай тут же занял его место.

− Снаряд, − прохрипел он. − Снаряд!

Но снаряда не было. Оглянулся... От расчета остались двое: он да ефрейтор Козлов.

− Сейчас, − простонал Козлов.

Он полз на боку, прижимая к груди снаряд. Снаряд был красным от крови. Николай бросился к товарищу, на ходу доставая индивидуальный пакет.

− Стреляй! − процедил Козлов и пополз за следующим снарядом.

Еще два часа орудие сержанта Губина посылало по танкам противника окровавленные снаряды. А потом Козлов не поднялся. Упал рядом и Губин. Орудие замолчало. Давно молчала и вся батарея. А перед ней догорало девятнадцать танков… Теперь немцы без опаски двинулись вперед. Но тут в контратаку пошли тридцатьчетверки. 

«Перегруппировав в течение 10 июля свои основные силы на более узком участке, противник вновь бросил их в направлении Прохоровки, рассчитывая здесь смять наши ослабевшие войска... К исходу 11 июля на участке Воронежского фронта наступил опасный кризис сраже­ния».

Г.К.Жуков

Всего одну ночь Николай Губин пробыл в медсанбате. Гудела голова, ватными стали ноги, почему-то не гнулись пальцы, но утром он ушел в свою часть. «Черт с ней, с контузией, − решил он. − Отлежусь потом». Получил новое орудие, сколотил расчет − и снова на огневую позицию.

В бой вступили с ходу. На руках выкатили пушку на бугорок и тут же открыли огонь: танки были в трехстах метрах! Отбились. Только вырыли ровики для снарядов, окопчики для себя − навалились самолеты. От беспомощности артиллеристы скрежетали зубами и грозили «юнкерсам» кулаками. Ушли самолеты − снова поперли танки. Панорама сбита. Половина расчета уничтожена. Но пушка стреляет! И ни один танк не прошел через высоту!

К вечеру атаки прекратились. Ночью Губин послал своих ребят к разбитым пушкам. С одной сняли уцелевшую панораму, от другой натаскали снарядов, около убитых немцев набрали гранат и автоматов.

Губин ничего не скрывал:

− Утром фашисты снова полезут. Сзади, как видите, наших нет. Так что пропускать фрицев нельзя. Короче говоря, задача такая: не геройски погибнуть, а задержать врага. Поэтому зря не высовываться и без толку не рисковать. А сейчас как следует окопаться: не исключено, что драться придется в окружении.

Утром артиллеристы были готовы к последнему бою. То, что он последний, всем стало ясно, когда они увидели ползущие колонны танков. Пытались считать. Где-то на пятой сотне плюнули. Обнялись. Разошлись по своим местам. Не сговариваясь, осушили фляжки с драгоценной водой: хоть перед смертью досыта напиться.

То, что увидел Николай, когда зачем-то оглянулся, так его поразило, что он, забыв об осторожности, вскочил во весь рост и закричал:

− Братцы! Наши-и-и!

Еще недавно чистое поле было заполнено сотнями краснозвездных танков. Они уже заметили немцев и перестраивались в боевой порядок.

Так началось величайшее в истории Отечественной войны встречное танковое сражение. Тысяча двести танков и самоходных орудий участвовали в этой битве! Отборным фашистским диви­зиям «Рейх», «Мертвая голова» и «Адольф Гитлер» противостояла 5-я гвардейская танковая армия генерал-лейтенанта П.А.Ротмистрова, 5-я гвардейская армия А.С.Жадова и еще два танковых корпуса.

Но битва развернулась не только на земле. Ожесточенные бои велись и в воздухе. Небо над Прохоровкой прикрывала 5-я воздушная армия. К этому времени наши танкисты уже научились бороться с «тиграми» и «пантерами», а вот против термитных бомб, которые сбрасывали «юнкерсы», были бессильны.

Эскадрилья истребителей, где был и лейтенант Кононенко, получила приказ перехватить самолеты противника и не пропустить к Прохоровне. Десять «лавочкиных» против пятидесяти «юнкерсов» и тридцати «мессершмитов»!

− Внизу уже шел страшный бой, − вспоминал Герой Советского Союза Н.Н.Кононенко. − Танки стреляли в упор, шли на таран, экипажи схватывались врукопашную. Мы летели на малой высоте и все хорошо видели. Только отвернули на солнце и набрали высоту, показались немецкие самолеты. «Мессеры» начали отсекать нас от бомбардировщиков. Но мы в бой не ввязывались и еще больше отвернули на солнце.

«Убери ведущего «юнкерса!» − приказал я своему ведомому Коле Артамонову.

Коля спикировал, и «юнкерс» загорелся. Следом бросились и мы. Прорвались сквозь строй «мессеров» и навалились на бомбардировщиков. Только так мы могли помочь танкистам! Сейчас не до истребителей. Главное — не пропустить к Прохоровке «юнкерсы». Сорок минут продолжался бой, и ни один фашист к танкистам не прорвался. Девятнадцать самолетов загнала в землю наша эскадрилья. Но и сами потеряли пятерых…

Только мы приземлились и заправились горючим, как снова ракета. Опять в бой! На этот раз прямо над Прохоровкой. Иногда мы так увлекались погоней за бомбардировщиками, что забывали о «мессерах». Так случилось со старшим лейтенантом Кучеренко. Он увлекся атакой и не заметил, что у него на хвосте висят четыре «мессера». Конечно же, они бы его сбили. Но ведомый Кучеренко, девятнадцатилетний Толя Добродецкий, бросился на таран. «Мессершмит» тут же загорелся. В воздухе было так тесно, что в них врезался еще один «мессер». Так Толя одним тараном сбил два истребителя и спас товарища. За этот подвиг Добродецкому посмертно присвоили звание Героя Советского Союза.

В тот же день мне пришлось сделать семь вылетов. Самолет не успевали заправлять. Я приземлялся, пересаживался в другой, уже готовый к бою, и снова в небо. К концу дня танковое сражение закончилось. Сверху не было видно даже земли — всюду груды покореженного железа. Но видел я и другое: наши войска движутся на запад, а немцы спешно окапываются и переходят к обороне. Был в этой победе и мой вклад — десять сбитых самолетов. С этого дня фашисты больше не наступали, а мы их гнали и гнали, вплоть до самого Берлина. 

«Первый этап оборонительное сражение наши войска за­вершили на Центральном фронте 12 июля, на Воронежском фронте 23 июля... Второй этап битвы контрнаступление также начался не одновременно».

Г.К.Жуков

ЗНАМЯ НАД ОРЛОМ 

«Севернее Орла наши войска прорвали сильно укрепленную оборонительную полосу противника по фронту протяжением 40 кило­метров и за три дня напряженных боев продвинулись вперед на 45 километров. Восточнее Орла наши войска, преодолевая упорное сопротивление противника, продвинулись вперед на 20 -25 километров».

(От Советского Информбюро, 15 июля)

− Придется штурмовать, − сказал капитан Мохначев. − Если не выбьем немцев из этой проклятой конюшни, атака захлебнется. Местность, как видите, открытая. Конюшня хоть и разрушена, а дот получился непробиваемый. Словом, пойдут добровольцы.

Все шестьдесят разведчиков шагнули вперед. И вот среди бела дня по простреливаемому со всех сторон полю они пошли в атаку. Когда до конюшни осталось метров сто, упал капитан Мохначев. К нему подполз сержант Санько. Капитан сидел в траве, ругался и... Тут Санько стало дурно: у капитана ниже колена была оторвана нога. Но голень держалась. На одной коже. А капитан почем зря костерил разорвавшуюся рядом мину и пытался оторвать перебитую ногу.

− Чего уставился?! − побелевшими глазами взглянул он на Санько. − Нож есть? Режь! Как это не можешь?! Режь, говорю! − схватился он за пистолет.

Санько взмахнул ножом, аккуратно отложил в сторонку ногу капитана, обутую в стоптанный сапог, перетянул ремнем бедро, взвалил командира на спину и пополз к своим. Сдал в медсанбат − и снова к конюшне.

Метрах в тридцати от дота засел в воронке – его обнаружили и не давали высунуться. Вдруг он услышал голос старшины: «Санько, давай сюда!» Оказывается, разведчики добрались до конюшни и заняли левый угол. «Прикройте!» – крикнул Санько. Потом выждал момент, вскочил во весь свой двухметровый рост и в три прыжка был у своих.

Десять атак предприняли фашисты на левый угол конюшни, но разведчики их отбили. К вечеру в живых осталось всего двенадцать человек. И все же они не только держались, но и сковали дот: отсекли его от траншеи и не давали подносить боеприпасы.

Утром началась артподготовка, подошли танки, хлынула пехота... Это был знаменитый прорыв у деревни Вяжи, открывший путь на Орел.

И вот наступила ночь на 5 августа 1943 года. Наши войска стояли на подступах к Орлу, у самого железнодорожного вокзала! В 23 часа 30 минут в расположение разведроты пришел подполковник Лапин.

− Орловцы среди вас есть? − спросил он.

− Нет, − ответил старшина.

− Может, кто-нибудь бывал здесь до войны и знает город?

Молчание.

− Та-а-к... А старые разведчики есть?

− Остался один Санько, да и того стукнуло в ногу. Остальные там, − кивнул старшина на свежие могильные холмики.

− Что с ногой? – поинтересовался подполковник.

− Пустяки, царапина, − ответил Санько.

− Вот что, Иван Дмитриевич, − торжественно начал Лапин. − Есть очень важное и очень трудное задание. Я бы даже сказал, нахальное задание, − улыбнулся он. − Поэтому нужны надежные люди.

− Где их взять? Из пополнения все толком не обстрелянные… Вот разве Образцов.

− Надо человек десять… Смотри сюда, − сказал Лапин и развернул сверток.

− Знамя! − ахнул Санько.

− Да, Ваня, знамя. Утром − общее наступление. Будем штурмо­вать Орел. Сам знаешь, как много значит знамя в бою. Если оно впереди, к нему рвутся любой ценой... Надо проникнуть в город, найти самое высокое здание и укрепить на нем знамя!

− Да-а, задача... Где хоть это здание?

− Их два. Церковь и жилой дом на Красноармейской, 13.

− Проводника бы, что ли, − вздохнул Санько. – Как ее искать, эту Красноармейскую?

− Придется по карте.

Санько спрятал знамя под гимнастерку и склонился над картой… Через полчаса в темноту скользнули девять разведчиков. Проско­чили железнодорожное полотно. Залегли. По улицам снуют мотоциклисты, ползут танки, тянут пушки. Переждали в развалинах. Потом по одному, прикрывая друг друга, перебежали улицу. Вот и силуэт пятиэтажного дома с круглой пожарной вышкой.

«Нашли! − обрадовался Санько. − Как же наверх-то? − думал он, ощупью пробираясь вокруг дома. − Стоп! Кажется, лестница... Ну да, пожарная лестница».

Вернулся к своим, сказал, что с ним пойдет Образцов. Остальным − прикрывать.

Потрогал лестницу – болтается, как веревка.

− Если сорвусь, полезешь ты, − шепнул он Образцову. – Сорвешься и ты, падай молча. Понадобится помощь, махну пилоткой: на фоне неба увидишь.

Санько забросил за спину автомат и схватился за перекладину. Лестница качнулась, скрежетнула, сверху посыпалась пыль: расшатанные крепления чуть держались в кирпиче. На третьем этаже руки провалились в пустоту. Сколько ни щупал, ни царапал стену − лестницы не было. «Спокойно! − приказал он себе. − Думай! Ведь можно подняться и по внутренней лестнице. Только тихо. В доме могут быть фашисты».

Спустился на второй этаж, влез в окно и осторожно двинулся наверх. На уровне пятого этажа снова перебрался на пожарную лестницу − здесь она уцелела. По крыше шел крадучись, чтобы не гремело железо. Сверху все как на ладони! На площади немцы устанавливают противотанковые надолбы, чуть левее − пушки. «Эх, гранатку бы на вас!» − вздохнул Санько и полез на пожарную вышку. Как ни старался, взобраться не мог: не за что уцепиться. Попытался влезть изнутри сквозь разбитый потолок − никак не мог достать до железного прута, к которому хотел привязать знамя.

Пришлось подползти к самому краю крыши и махнуть пилоткой... Когда подошел Образцов, Санько встал ему на плечи, дотянулся до прута и крепко-накрепко привязал знамя.

Назад вернулись почти без приключений, если не считать, что наткнулись на немцев. Пришлось забросать их гранатами.

Никогда Санько с таким нетерпением не ждал рассвета. Как только заголубело небо и первые лучи солнца высветили затаившийся город, все увидели: над развалинами, превращенными в доты, над фашистскими траншеями, пушками и танками гордо реет Красное знамя! В едином порыве, с кличем «Даешь Орел!» бойцы ринулись на штурм.

ПРИКАЗ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО 

«Сегодня, 5 августа, войска Брянского фронта при содействии с флангов войск Западного и Центрального фронтов в результате ожесточенных боев овладели городом Орел.

Сегодня же войска Степного и Воронежского фронтов сломили сопротивление противника и овладели городом Белгород.

Месяц тому назад, 5 июля, немцы начали свое летнее наступление из районов Орла и Белгорода, чтобы окружить и уничтожить наши войска, находящиеся в Курском выступе, и занять Курск.

Отразив все попытки противника прорваться к Курску, наши войска перешли в наступление и заняли Орел и Белгород. Тем самым разоблачена легенда немцев о том, что будто бы советские войска не в состоянии вести летом успешное наступление.

Сегодня, 5 августа, в 24 часа, столица нашей родины – Москва будет салютовать нашим доблестным войскам, освободившим Орел и Белгород, двенадцатью артиллерийскими залпами из 120 орудий

Вечная слава героям, павшим в борьбе за свободу нашей Родины».

Этот грандиозный салют стал предвестником самого главного, прогремевшего в день Победы!