Самые ответственные в истории России часы — это первые пять месяцев войны с фашизмом, завершившиеся битвой под Москвой.
Осенью 1941 года главнокомандующий сухопутными войсками вермахта фельдмаршал фон Браухич напишет в дневнике: «Не могло быть и речи о дальнейшем стремительном продвижении на восток. Русские дерутся не так, как французы. Они не чувствительны к обходам с флангов». Фон Шлиффен уверовал в Канны, потому что когда в Европе окружают, то это самый раз подумать о почётной капитуляции. Со знамёнами или без оных? С личным оружием или со стрелковым? Какой чин будет принимать капитуляцию? Словом, начинается священнодействие профессиональных ландскнехтов. Хоть и горький, но не безнадёжный ритуал и не лишённый грустного величия. При этом господ офицеров чтобы не смешивали с солдатским быдлом во время пленения.
Русский же солдат порой только тогда и начинает драться всерьёз, когда другие в его положении давно бы сложили оружие. Безнадёжные ситуации — это его час, его стихия. До этого он будто и не верит до конца, что посягнули на его жизнь. Окружённые под Вязьмой сковали 28 немецких дивизий. Их упорство спасло наши части последнего эшелона прикрытия и дало возможность закрепиться на Можайском рубеже.
В Московской битве сибиряки выполнят роль засадного полка русского народа.
Не прервалась боевая преемственность эпох и веков. В историческом плане сибиряки, эти земледельцы с Великой равнины, пришли как бы на смену преображенцам и семёновцам Петра, этого «коронованного революционера», как называл Петра Великого Герцен. Жизнь позаботилась о том, чтобы эта неразрывность была наглядна. Лучшим полком дивизии А.П.Белобородова, ставшей под Москвой 9-й гвардейской, командовал полковник Николай Гаврилович Докучаев, бывший рядовой Преображенского полка русской армии…
В октябре 1941 года, когда Жукова призвали из Ленинграда спасать Москву, у него оказалось под ружьём на танкоопасном направлении главного удара вермахта, как он сам говорит, «только 90 тысяч солдат да один снаряд на пушку в сутки». А перед этими солдатами, вооружёнными винтовками и гранатами, — отборнейшие части рейха и больше половины всех танков, которыми располагал Гитлер: лавина танков, армада стальных чудищ, рычащих, хрюкающих, изрыгающих огонь и подминающих все живое на злом пути, — стадо бессмысленных бронированных зверей…
Гул стелется над подмосковными полями, рокот танков давит на сердце, вжимает в землю, вдоль дорог — лязг железа, запах бензина и чужие мазутные следы, на просёлках — гортанная отрывистая речь. Здесь среди рощ и полей, на лесных опушках, у почерневших бревенчатых изб, в осенних лесах. Охваченных багряным огнём самосожжения, на дорогах, ведущих к сердцу Руси, и пробьёт час Сибири.
Слышу хор возражений: «Почему Сибири?! Разве не вся страна заслонила Москву?!»
Голоса эти мне кажутся прекрасными! Об это состязание в самопожертвовании, об эти мужественные голоса и разились танки Гитлера. Духовная броня им оказалась не по плечу. Конечно же вся страна заслонила столицу. Союз, что «сплотила на веки великая Русь», прошёл исторический экзамен здесь. Только батюшка Урал осенью 1941 года отправил под Москву 16 стрелковых дивизий и 10 бригад. Это же силища! А дрались уральцы люто. Немцы и уральские соединения считали сибирскими. Они, на свой европейский манер, не ошибались. Тагил даст за войну больше танков, чем вся Англия.
Сибирская 24-я армия, та, что вместе с Жуковым дралась под Ельней и из которой вышли первые четыре гвардейские советские дивизии, дралась в кольце, истекая кровью, сражалась оружием, отбитым у немцев и упорно продиралась к Москве. Погиб командарм Ракутин, погиб начальник штаба генерал Кондратьев, убит член военного совета Иванов, редели полки, но не сломлен был дух сибиряков.
5-я гвардейская, сибиряков-алтайцев, из состава той же 24-й армии, дважды выходила из окружения, да так, что немцы были и не рады, что окружили ее. Пятая дивизия вышла к Серпухову из окружения с трофеями и пленными, и здесь же получила гвардейское знамя.
Маршал Малиновский говорил о сибиряках:
«У нас, фронтовиков, укоренилось глубокое уважение к питомцам Урала и безбрежной Сибири. Это уважение и глубокая военная любовь к уральцам и сибирякам установилась потому, что лучших воинов, чем сибиряк и уралец, бесспорно, мало в мире. Оба они такие родные и настолько овеяны славой, что их трудно разделить. Оба они представляют одно целое — самого лучшего, самого храброго, упорного, самого ловкого и меткого бойца».
Видите, какую искру высекли уральцы и сибиряки из маршала, прошедшего две мировые войны.
В армии землячество — великая сила. Оно помогает выстоять, пережить разлуку с близкими. В землячестве спрессованы самые драгоценные для человека чувства, его сокровенное — память о рассветах, о колыбельной, о детских играх. Землячество питает, как родник, чувство патриотизма, оно сплачивает людей. Воспоминания о покинутой земле греют душу солдата, чувство это удесятеряется на войне. Да и сейчас первый радостный крик новобранца: «Земеля!»
Вся Панфиловская дивизия была сформирована в пределах духовной Сибири, огражденной с юга тремя казачьими войсками — Уральским, Семиреченским и Сибирским. Лучше всего это видно по составу 28 панфиловцев.
Разве имеет значение то, что политрук роты Василий Клочков, воодушевлявший панфиловцев у разъезда Дубосеково, где село Нелидово, был родом из села Синодского Саратовской области? Там ему воздвигнут памятник. Василий Клочков был Сибиряком по духу и воспитанником алтайского комсомола. В числе 28 панфиловцев был новосибирец И. Васильев и ещё четверо из коренных сибирских земель. Василий Клочков на Алтай попал десятилетним мальчуганом, спасаясь с мамой от голода. В дороге от голода погибли два его брата. У Дубосекова с ним были двое земляков из родного ему Локтевского района Алтая — Гавриил Митин и Петр Земцев. Сам бухгалтер, Клочков из неподкупной корчагинской породы. Тогда честность в их среде стала новой религией. Недругов России мучило, что среди 28 героев, павших под стенами Москвы, пятеро — казахи. Сначала у Дубосекова пошла на панфиловцев волна автоматчиков. Сибиряки отсекли их огнем и заставили зарыться. Во второй волне пехоту поддержали двадцать танков. Четырнадцать из них запылают. В третьем приступе на панфиловцев двинулись тридцать танков. Говорят, именно тогда Василий Клочков сказал поредевшей роте: «Велика Россия, а отступать некуда. Позади Москва!»
Большинство панфиловцев были из того края, который в 50-х годах станет Целинным, а до двадцатых годов, т.е. за двадцать лет до войны, назывался Степным, со столицей в Омске.
Готовность к бою — вот высочайшая отличительная черта сибиряка. Он, (даже отступая), ищет противника и следит за ним.
В этом принятии боя — доверие к судьбе, эпичность и глубоко скрытое до поры веселье наперекор и неистребимость. Готовность к бою рождает находчивость, а последнее сродни остроумию. Это не фанатизм самурая или сектанта религиозного и не заведенность эсэсовца — здесь творческое начало. Полевые орудия, как и противотанковые, называют пушками, а расчеты их пушкарями, в отличие от артиллерии больших калибров. Этих полевых пушкарей, родных братьев матушки-пехоты, немцы не любили и остерегались. Их танкисты часто проигрывали нашим пушкарям поединок на крепость нервов.
Когда сибиряки оказались перед лицом танковых армад с противотанковыми ружьями и гранатами, они показали высокую жизненную адаптацию и выделили из своей среды, что требовало выживание — охотников за танками, что соответствовало их натуре, ибо настоящий сибиряк в душе охотник на крупного зверя.
Панфиловцы входили в 16-ю сибирскую армию Рокоссовского и дрались бок о бок с земляками из дивизии Белобородова на Волоколамско-Истринском направлении. Белобородовцы были поставлены на самый выступ. Для всех главный бой грянул 16 ноября. Именно в этот день шагнул в бессмертие политрук Клочков, оставив потомству крылатую фразу.
В середине ноября нацисты предприняли последний решительный штурм столицы. Эпицентр битвы — Волоколамская дорога. А на дороге этой «прямоезжей» против отборных частей СС стали сибиряки Белобородова. Немцы были уверены в себе. Только месяц, как они «очистили» котлы у Вязьмы и Брянска, где они окружили еще один миллион красноармейцев.
Нет в мире армий, которые могли устоять после таких поражений. Гиммлер, как рейхсмаршал СС, назначил уже начальника войск СС для покоренной Москвы. Им оказался один из его любимцев, генерал фон Бах-Залевский.
Но у России ещё цвет русского народа, засадный полк России — сибиряки. Они решат исход битвы и войны.
16 ноября противник обрушился на дивизию Белобородова. От взрывов земля пошла ходуном. Гул моторов, дым, гарь, оголенные осколками, искалеченные деревья, вой бомб и танки, а за танками цепи. Атака за атакой. Дрались все. За строевыми в бой ввязались ездовые, писари, связисты, штабисты, повара, музыканты. Немцы боялись штыкового боя. Сибиряки знали, что в рукопашной они сильней и бросались навстречу эсэсовцам.
Против одной дивизии сибиряков — четыре немецких соединения: две пехотные дивизии, укрупненная мото-гренадерская дивизия «Рейх» и 10-я танковая дивизия.
Соседи сибиряков справа и слева 18-я и 144-я стрелковые дивизии были потеснены и отброшены гитлеровцами на восемь километров. Сибиряки вновь в полуокружении, как полосухинцы на Бородинском поле. Связь со штабом Рокоссовского прервана. Немцы обошли фланги и вышли в тыл дивизии. Сибиряки, огрызаясь в непрерывных рукопашных, отошли к Истре.
А.П.Белобородов вспоминал: «24 и 25 ноября 41-го были для нас беспредельно тяжелыми» — здесь добавлять нечего. В дивизию наведались Жуков и Рокоссовский. Белобородов доложил обстановку Жукову и сказал, что за месяц беспрерывных боев дивизия лишилась более половины состава.
Жуков помрачнел. Тут по телефону сообщили, что нами сдан Клин. Жуков велел дать сибирякам дивизион «Катюш» и стрелковую и танковую бригады.
Бои начались с новой силой. Член военного совета 16-й армии генерал Лобачев напишет: «Нигде в наших частях не было такой зрелой, неугасимой ярости в отношении фашистов, как в 78-й дивизии».
Белобородов с Рокоссовским знали друг друга с 1929 года, когда на КВЖД приводили в чувство расшалившихся китайских милитаристов. Тогда политрук Белобородов показал такие примеры бесстрашия, что начальство долго ломало голову над его наградной характеристикой, но, не сумев выразить восхищения, доложили: «…дрался, как черт!»
Жуков доложил в ставку Верховному о действиях сибиряков. Сам Рокоссовский выразил своё отношение позже словами: «…Среди наших прекрасных солдат сибиряки отличались особой стойкостью. Трудно даже сказать, насколько своевременно влились сибиряки в ряды наших войск. Если под Волоколамском великую роль сыграла дивизия генерал-майора Ивана Васильевича Панфилова, то в ноябре не менее значительный вклад в бои за Москву внесла дивизия полковника Афанасия Павлантьевича Белобородова. Белобородов быстро развернул свои полки и они двинулись в атаку. Сибиряки шли на врага во весь рост. Противник был смят, опрокинут, отброшен. Это был красивый удар и он спас положение».
Это и есть та самая красота, о которой пророчил Достоевский: «Красотой мир спасется». Другой нет. Ибо нет выше любви, как если кто положит душу за други своя, учил Спаситель. Значит, нет выше и красоты. Только византийское православие малодушно отшатнулось от этой страды и высокой боевой любви, за что и было повсюду сокрушено — от Антиохии до Сербии и Руси. Петр I пытался их спасти и погнал на флот и армию, но они за это его только возненавидели все, кроме святых подвижников.
Через неделю вся 16-я армия ушла на восточный берег Истринского водохранилища. На западном берегу осталась одна белобородовская дивизия. Она будет три дня и три ночи держать Истру, сковывая и изматывая противника.
И вновь на главном выступе нашей обороны сибиряки, а против них части Ваффен-СС. Казалось, сама судьба сталкивает эти соединения, пробуя на крепкость два духовных континента, два мира, две отборные силы. До конца войны они теперь не потеряют друг друга из виду. На главных направлениях перед СС будут вырастать сибиряки.
Предоставим слова командиру 4-й танковой группы генерал-полковник Хеппнер докладывал начальству: «Уже в первые дни наступления в ноябре завязываются жестокие бои, особенно упорные на участке дивизии «Рейх». Ей противостоит 78-я сибирская стрелковая дивизия, которая не оставляет без боя ни одной деревни, ни одной рощи. У дивизии СС особые счеты с сибиряками. Её потери очень велики. Тяжело ранен командир дивизии СС. Рядами встают кресты над могилами танкистов, пехотинцев и солдат войск СС».
Вполне эпический рапорт, достойный Нибелунга. За Истру 78-я дивизия стала 9-й гвардейской, а Белобородов генерал-майором. Он вспоминал: «Когда мы контратаками отбили Нефёдово и соседнюю деревню Козино, нам представилась картина, подобную которой я не видел ни до этого дня, ни после, до самого конца войны. И пепелища обеих деревень, и вражеские траншеи, и окрестные поля, овраги, рощи — всё было завалено трупами эсэсовцев, снега были красны от крови».
О самоубийственной стойкости эсэсовцев писали много. То были воспитанники великого мастера боевой подготовки Пауля Хауссера, которого под Ельней сибиряки лишили глаза. Он предложил свои услуги Ваффен-СС, уже будучи генерал-лейтенантом вермахта и боевым кайзеровским офицером.
Вот какого противника одолели сибиряки. И сибиряки, и эсэсовцы без приказа не отступали. Здесь сила сломала силу.
Там же Белобородов пишет: «Реальные цифры потерь, понесенных эсэсовцами, стали известны из штабных документов, захваченных нашими разведчиками. Дивизия СС «Рейх» прибыла на Озерну в начале ноября в составе 14 тысяч солдат и офицеров, вскоре получила еще 7,5 тысяч человек пополнения, а к началу декабря насчитывала менее трех тысяч человек. Можно представить, во что превратилась эта дивизия уже в ходе нашего наступления, к середине декабря».
Дивизия Белобородова остановила дивизию СС «Рейх» в районе Красногорска во многом благодаря нашим артиллеристам. Сибиряки располагали двумя артиллерийскими полками и тремя отдельными дивизионами — зенитным, противотанковым и минометным, плюс полковые батареи пушкарей. Они составили огневой щит стрелковых полков. Контрбатарейную борьбу сибиряки обычно выигрывали, подавляя и уничтожая эсэсовские батареи. Сражение сибиряков против дивизии СС «Рейх» и 10-й танковой дивизии вермахта под Москвой можно приравнять к отдельной самостоятельной битве. Только дивизия СС «Рейх» насчитывала более 21 тысячи солдат и офицеров. Такого количества сил не было в рядах меченосцев на Чудском озере в 1242 году.
В ноябрьских боях в одном из полков белобородовской дивизии находился поэт Алексей Сурков. Немецкие танки отрезали штаб полка, в котором находился Сурков. Поэт вместе со штабистами залёг с автоматом и отбивался от наседавших немцев. Уходили к своим ночью через минное поле. После этих переживаний и родились стихи:
Ты сейчас далеко-далеко,
Между нами снега и снега,
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти четыре шага.
Композитор Константин Листов озвучил эти строки, придав им крылья. И на всех фронтах запели песню, родившуюся в сибирской дивизии.
Бьется в тесной печурке огонь… Огням подмосковных землянок суждено было стать кострами, осветившими небо над землей.
Фюрер сказал своему «герренфольку» (народу господ), что к Рождеству вся Россия будет у его ног. Но за три недели до Рождества, 6 декабря начался закат «тысячелетнего рейха» — Жуков начал контрнаступление.
В шесть утра в темноте кромешной на участке 30-й армии Лелюшенко, обращенной к Клину, в чистом поле запылали гигантские костры. В их свете в атаку пошла 365-я дивизия сибирских стрелков. Они прибыли на фронт три дня назад. Не сделав ни одного выстрела по врагу, в историческую атаку в зареве освещающих путь костров идут сибиряки. Ночь — союзник для смелых и умелых.
«А сибирякам, — скажет Лелюшенко, — смелости и умения не занимать». Сибиряки в маскхалатах идут молча цепь за цепью. Сибиряков поддерживают уральцы и москвичи. Эта атака, по тайной сути, должна решить исход всей мировой войны.
Дерзкое ночное наступление лишает немцев преимущества в танках и авиации. Авиация ночью слепа, а заледеневшие на морозе танки не заведёшь.
Когда над землей занялась заря, фронт был прорван на пять километров в глубину и до двенадцати километров по фронту. Захвачено знамя полка 36-й моторизованной дивизии вермахта — первое знамя врага.
Как только Жуков понял, что противник утратил пробивную силу и начал выдыхаться, последовал контрудар в тысячекилометровой полосе обороны от Калинина до Ельца. Все военачальники, как наши, так и западные не скрывают удивления и восхищения гениальным полководческим чутьем на выбор дня и часа контрнаступления.
Выбор времени для удара они считают едва ли не самым творческим фактором войны. Только полководец, который держит перед мысленным взором весь театр военных действий, постигает скрытый механизм войны, и мог настоять на мощном контрударе. Если бы Жуков хоть на день или два опоздал бы с контрударом, немцы, выдохшись к декабрю, немедленно окопались бы, зарылись бы в землю, оградились бы минными полями, колючей проволокой, подтянули бы резервы, горючее, припасы, одежду— и всё это у порога Москвы. Жуков понял — промедление смерти подобно. И он стал вмешиваться, как власть имеющий, будто чувствуя, что судьба России лежит лично на нем. Даже Коба поддался под обаяние этой прямодушной силы. Это же чувство главный «деревенщик» России привил всем — от солдата до командующих фронтами. Отсюда беспощадность Жукова к себе и другим. Если бы издать все приказы и наставления Жукова с умным толкованием, то получилась бы поразительная по мощи «наука побеждать». Фон Бок жаловался, что ему не хватило «последнего батальона», а у самого в центре бездействовало шесть корпусов. Когда он спохватился — было уже поздно.
Теперь до конца войны во всех немецких штабах будут внимательно следить за передвижением сибирских дивизий. Они знают, что сибиряков зря не передвигают. На всех наших фронтах после Москвы укоренилось убеждение: «Где сибиряки — там победа!»
Перед контрнаступлением Ставка выставит из резерва 10-ю армию генерала Голикова. Командующий, став маршалом, вспоминал: «Вовсе не случайно гитлеровцы считали все дивизии Десятой армии сибирскими, усматривая в этом некоторое оправдание своих поражений».
Знаменательное признание. Уже перед контрнаступлением немцы считают не зазорным быть разбитыми сибиряками. В стотысячной армии Голикова были только две сибирские дивизии. Но этого оказалось достаточно для оправдания отступлений лучшей в мире армии, вчера проутюжившей Европу.
Московская битва утвердила за Жуковым репутацию самого великого полководца всех времен и всех народов. Шестьдесят миллионов мужчин взялись за оружие во Второй мировой войне на всех континентах. Двадцать пять миллионов пали на всех полях сражений. За долгие годы усилий, отбора и выучки ни один народ в мире не дал полководца, равного Жукову по мощи, размаху и силе ума. Кто не понимает величия Жукова, пусть представит хоть одну победу Наполеона, Цезаря или Александра Македонского под началом у Кобы, при прищуре комиссаров, «органов» и «смерша».
Величайшего полководца дал русский народ, истребляемый голодом, чрезвычайками и гулаговским катком. Жуков былинно народен и непостижим для нынешнего массового вороватого сознания, с душой, загаженной эстрадой и холуйством перед мещанами Запада.
Величайшим человеком в истории Соединенных Штатов считается не Вашингтон и не Линкольн. «Самым великим человеком после рождения Христа» американцы считали победителя на Тихом Океане генерала Дугласа Макартура, человека, возводящего свою родословную к рыцарям Круглого стола короля Артура.
Это он, Макартур, а не бесцветный Эйзенхауэр должен был стать президентом США. Ни один человек в США не мог сравниться с ним по влиянию и популярности. Но Макартур был настолько крутой патриот-республиканец, что американские демократы легли костьми и долларами, чтобы не пустить его в Белый дом.
Вот что скажет о Жукове этот великий военный, презиравший коммунистов и, как истинный полководец, ревнивый к чужой славе: «В своей жизни я участвовал в ряде войн, другие наблюдал, детально изучал наивыдающихся военачальников прошлого. Но нигде я не видел такого эффективного сопротивления сильнейшим ударам до того времени победоносного противника, сопротивления, за которым последовало контрнаступление, отбрасывающее противника назад, к его собственной территории.
Размах и блеск этого усилия делают его величайшим военным достижением во всей истории».
Справедливости ради, надо добавить в число факторов этой победы ещё властную и направляющую волю ставки в лице Сталина, и самое главное — лучшего в мире солдата, имя которого — сибиряк.