Эти заметки генерал-полковника в отставке Ивана Петровича Вертелко, первого заместителя начальника пограничных войск КГБ СССР по природе происхождения и по природе жанра — классические военные мемуары. Появление их на страницах сетевого журнала в День спецназа не случайность. Поскольку под руководством этого фронтовика и неординарного военачальника выросли многие замечательные специалисты по операциям, о характере которых до поры до времени говорить не принято. Эта удивительная страничка не только из биографии боевого генерала, но и из биографии войск, по праву считающихся колыбелью спецназа.

Нa протяжении всей афганской войны погранични­ки выполняли особые, только им свойственные задачи. Мы демонстрировали своё присутствие, давая понять нашим недругам, что готовы пресечь любые провокации, направленные в сто­рону Советского Союза. Между тем делать это было отнюдь не просто. Потребовалась кардинальная пере­стройка и создание новых структур управления, при­чем за счет внутренних резервов и, что называется, на ходу. Сформировали мотоманевренные группы, обес­печили их всем необходимым для действий на той сто­роне. А отряды остались обескровленными: транспор­та нет, складов нет, людей, которые бы всем распоря­жались, тоже нет... Много неразберихи было, пока не появились оперативные группы.

Поначалу это были чисто временные образования. Для планирования той или иной операции и контроля за действиями мотомангрупп из офицеров Главка на­спех сформировали оперативную группу. Причем преж­них обязанностей с этих людей никто не снимал, свои внутренние дела казались тогда важнее. К тому же начальник погранвойск Вадим Александрович Матро­сов взял все афганские дела под личный контроль, «ос­вободив» таким образом от ответственности всех ос­тальных. Между тем обстановка требовала не поверхностно­го, а самого что ни на есть серьезного и профессио­нального подхода к событиям «на той стороне».

По­граничники всё больше втягивались в боевые действия, появились первые потери, многократно вырос объём задач. Всё это потребовало коренного пересмотра организации управления войсками. Были созданы две оперативные группы: в Душанбе — окружного и цент­рального подчинения — в Москве. Комплектование их офицерами было очень жёстким, случайные люди туда не попадали. А если и выявлялось в ходе работы, что тот или иной специалист по своим моральным или деловым качествам не отвечает установленным требо­ваниям, с ним быстро расставались. В этом была про­стая логика войны: в руках офицеров оперативных групп, планирующих боевые действия, были ключи от жизней множества людей, рисковать которыми по­напрасну они были не вправе. Думаю, многие матери потому и дождались своих ребят, что о судьбах их сыновей заботились люди неравнодушные и ответственные: генералы Иван Григорьевич Карпов, Нико­лай Иванович Макаров, Геннадий Анатольевич Згер­ский, Владимир Иванович Шляхтин, Владимир Семе­нович Донсков, Николай Васильевич Бритвин, Вале­рий Михайлович Розов и многие другие. Афганское порубежье они знали не понаслышке: до назначения начальником опергруппы погранвойск Карпов и Згер­ский в разное время командовали Среднеазиатским погранокругом, Макаров — Закавказским, Донсков — Восточным. Досужие языки судачат, что генералы сидели в вы­соких штабах, ограждённые солдатскими штыками, мин­ными полями и сверхпрочными укрытиями, афганские пули достать их не могли. Смею утверждать, что это было далеко не так. Я «отработал» с этими командира­ми в Афганистане свыше восьми лет — два срока Ве­ликой Отечественной. Сам был свидетелем, когда они оказывались в таких переплетах — мало не покажет­ся! Руководя операциями, они почти всегда находи­лись в боевых порядках действующих войск. А по боль­шому счету, и в этом мое глубокое убеждение, на вой­не хватает и доли секунды, чтобы испить ее горькую чашу сполна. Каждому должно идти в зачет, что был на войне, если он пусть даже несколько минут нахо­дился там, где велись боевые действия.

Между тем для некоторых генералов, как и для меня, афганская война явилась далеко не первым бое­вым испытанием. Маршал С.Соколов, генералы ар­мии Варенников, С.Ахромеев были фронтовиками Великой Отечественной. А полковник Юрий Васильевич Бабанский, который также был в Афганиста­не не редким гостем, прошёл боевое крещение в 1969 году  на острове Даманском. Оказавшись лицом к лицу с сильным и коварным врагом, не дрогнул, не отступил. К­огда начальник заставы выбыл из строя, при­нял командование на себя и сумел вместе с товари­щами отбить нападение противника. За проявленное м­ужество и героизм Бабанский был удостоен высокого звания Героя Советского Союза. В Афгани­стане это был уже зрелый и опытный военачальник, к советам которого прислушивались и солдаты, и офицеры. Закончил свою службу Юрий Васильевич в звании генерал-лейтенанта.

Боевой стаж офицеров оперативной группы Сред­неазиатского пограничного округа исчислялся не ми­нутами и не часами. Призванные осуществлять непосредственное  руководство войсками «на той стороне», они проводили «за речкой» долгие недели и месяцы. А сколь необычными были эти командировки, говорит тот факт, что каждый из них был отмечен боевой наградой, а руководитель группы полковник Иван Михайлович Коробейников удостоен ордена Ленина. Позже он стал начальником войск пограничного округа, получил звание генерал-лейтенант. Не менее достойно показал себя сменивший его на бое­вом посту полковник Анатолий Нестерович Марто­вицкий, ныне генерал-лейтенант. Бок о бок, рука об руку трудился и его заместитель Виктор Кузьмич Кудрявцев... На его долю выпала непростая задача по выводу войск из Афгани­стана.

Не все «оперативники», прошедшие Афганистан, сде­лали блестящую карьеру. Но каждый из них тогда, на  войне, приносил в жертву службе самого себя, не ду­мая о чинах и наградах. Каждый, как трудовая пчела,  нёс в общий улей свою толику «меда», свой талант, свои знания и умения. И так же, как пчелы, они не знали ни праздников, ни выходных. Мне и сегодня нет-­нет да и пригрезится тот неумолкаемый улей, где шла работа офицеров-оперативников полковников Октавия Ашуралиева, Ефима Сарычева, Владимира Судмола, Владимира Чепелева, Владимира Зализняка, Геннадия Гулова, Валентина Овчинникова и многих других офи­церов, усилиями которых пограничные гарнизоны в Афганистане и отряды у его границ действовали как единый, хорошо отлаженный механизм.

Основными воротами в Афганистан был Термез. Здесь сходились многие пути, ведущие в эту горную страну. По железной дороге шли эшелоны с людьми, техникой, имуществом, продовольствием. Здесь же принимал большегрузные самолеты аэродром, а в пор­ту с красивым названием «Хайратон» день и ночь раз­гружались баржи. Многочисленные комиссии и деле­гации также следовали в Афганистан через Термез. На командование отряда, прикрывающего этот учас­ток границы, ложилась задача по контролю за пересе­чением наших рубежей людьми, техникой, грузами. При этом часть подразделений Термезского отряда, выполняя боевые задачи, действовала на афганской территории. Хорошо помню, как нелегко приходилось начальнику отряда подполковнику Александру Ива­новичу Тымко держать в руках столь многосложный механизм. Но он, как Фигаро, умудрялся непостижи­мым образом оказываться в нужный момент в том месте, где его присутствие было жизненно необходи­мо. Ещё вчера его видели в расположении одного из подразделений, действующих «на той стороне», а се­годня он с неизменной деловитостью распоряжался пропуском грузов через границу. Думаю, что именно «термезская школа» позволила Александру Иванови­чу приобрести те качества и опыт, которые выдвину­ли его на одну из ведущих должностей в погранвойсках.

Не менее сложные задачи ложились на плечи на­чальников отрядов и на других участках афганского направления. Вдосталь пришлось испить из «афган­ской чаши» Виталию Седых, Анатолию Чечулину, Максуру Валиеву, Игорю Харковчуку, Николаю Рез­ниченко, Константину Тоцкому и другим руководите­лям, чья сфера деятельности распространялась по обе стороны советско-афганской границы. Они должны были руководить боевой работой подразделений на той стороне, обеспечивать охрану наших рубежей — на этой и решать задачи бесперебойной поставки гру­зов «за речку».

На протяжении всей афганской войны вопрос снаб­жения войск, особенно на Центральном Памире, оста­вался одним из основных. Да и сейчас он остается актуальным. На участках Хорогского и Калайхумб­ского погранотрядов лежит только одна дорога — зна­менитый Памирский тракт, берущий свое начало в далекой Киргизии. От одного воспоминания о нём мо­жет голова закружиться. Представьте себе колонну из сорока — пятидесяти машин, водители которых далеко не асы. Она движется по маршруту Ош — Мургаб (417 километров) и далее — Мургаб — Хорог (еще 311 километров). Путь лежит на высоте четыре тысячи шестьсот пятьдесят метров через перевал Ак­байтал. Чтобы его оседлать, надо преодолеть около семидесяти серпантинов да чуть меньше при спуске, когда колеса автомобиля предательски зависают над пропастью, а из-за речки то и дело постреливают. Вот что такое Памирский тракт. Мне после таких «прогу­лок» порой неделю не хотелось садиться ни в какой транспорт. А подполковник Михаил Спорышев, пол­ковники Александр Фетисов, Николай Рябов, Влади­мир Урусов и многие, многие другие из автотрактор­ного отдела Главка и войск проделали этот путь не раз и не два. До самого вывода войск движение на дороге не затихало.

Был и ещё один «пикантный» маршрут, на герат­ском направлении, через Кушку на Баламургаб и Мей­мене, на Калайи-Нау, через раскалённое жерло пусты­ни, где на солнышке — плюс шестьдесят-семьдесят и яйцо в песке за минуту спекается всмятку. И чесали ведь через пески без всяких лозунгов, устанавливая достойные Книги Гиннесса рекорды выживаемости авто­мобиля и человека. Смотришь иной раз, этого водителя

 из-за руля не видать, а он давит на газ почище иного Рэмбо из американского боевика... Вот такие у нас там служили ребята. Я каюсь, что не запомнил, не записал  множество имён и фамилий. Но тот, кто прочтёт и поймёт, что это о нём, думаю, не обидится. Низкий вам поклон, водители, преодолевшие не раз маршрут в поднебесье!

Обидно, что когда эти парни выполняли на афганской земле свой солдатский долг, о них ни слова ни полслова нигде не было сказано: секрет! Они даже фуражки свои зелёные, которые все пограничники до смерти хранят и по праздникам надевают, вынуждены были оставить в Союзе, чтобы ничем не отличаться от военнослужащих «ограниченного контингента». О том, чтобы высунуться куда-нибудь на страницы газеты или журнала, и речи быть не могло. А сказать можно было о многом и о многих. Люди заслуживали того, чтобы о них писали, говорили. Это же такая история! Это тысячи судеб, которые взяли и засекретили. И от кого засекретили — от своих же.     

Афганцы всё видели и всё знали. Я принимал участие в формировании не одной, не двух, и не пяти афганских пограничных бригад — десятка, если не больше. Облетел и объездил там всё, начиная от стыка трех границ на Памире — Афганистан, Пакистан и Советский Союз и вниз до стыка с иранской границей, это в районе Зранджа, и выхода иранской границы до рубежа Кушка — Тургунди. На всей этой протяженности мы помогали афганцам разворачивать бригады, полки, батальоны — сотни подразделений. Определяли места дислокации, боевые порядки. И там все знали, что я — пограничник. Больше того, мне сколько раз говорили: «Пакистанское радио о вас передает. Приехал, мол, советский пограничный генерал, работает в афганских пограничных бригадах». Но мы все равно делали вид, что ничего не происходит, подумать только — открещивались от своей принадлежности!.. Это был «замысел»  высшего руководства, нам сказали «так надо» и мы не вдавались в подробности. Таков, видно, удел солдата...

Одной из первых операций спланированных оперативной группой Главка совместно с оперативниками Среднеазиатского пограничного округа, была операция на Памире. Географическое расположение дислоцирующихся там пограничных застав Московского и Хорогского погранотрядов таково, что они оказываются весьма уязвимыми со стороны Афганистана: афганский го­ристый берег реки Пяндж карнизом нависает над на­шей территорией, где, петляя и извиваясь, серпан­тином тянется знаменитая «дорога жизни» — Памир­ский тракт, по которому с мая до ноября шли колон­ны машин, питающих заставы продовольствием, бое­припасами, войсковым имуществом.

С афганской же стороны вдоль Пянджа — лишь горная тропа. Зимой и дорогу, и тропу заметает снегом. Заставы оказыва­ются отрезанными от внешнего мира, и только гор­ные щели, тянущиеся из неведомых глубин скали­стой страны, черными щупальцами подползают к нашим кордонам. В любой момент из такой щели может вынырнуть банда, налететь, обстрелять и так же быстро раствориться в горах. Опасность можно  было устранить, только овладев позициями на особо угрожаемых направлениях. В этом и заключалась суть памирской операции.

Особого опыта у нас тогда ещё не было, что ждет в горах — представлялось смутно. К тому же роскошная апрельская погода — ослепительно синее, безоблач­ное небо и теплое, ласковое солнце настраивали на оптимистичный лад. По замыслам операцию планиро­валось завершить за десять — двенадцать дней. Но никто и предположить не мог, что затянется она на целый месяц. Неприятные неожиданности начались на третий-четвёртый день, когда поисковые группы под­нялись в горы достаточно высоко и стали терять связь друг с другом. Разделенные скалистыми отрогами, ущельями и каньонами, они оказывались в радиоизол­яции и начинали тыкаться в скалы наобум, как сле­пые котята.

Только вертолёты могли указать им правильный путь. Из принимавших участие в операции сорока групп, в подобных, критических, ситуациях оказывалось иногда больше трети, и, понятно, на всех вертолетов не хватало.

Горы шутить не любят и сурово учат неумех. Мно­гие пограничники испытали эту науку на собственной  шкуре. Одна из групп обронила со скалы термос с во­дой, другая беспорядочной пальбой израсходовала поч­ти  весь боезапас... Потёртости ног, солнечные удары и прочие невзгоды косили наших бойцов почище любо­го противника. От перегрева на солнце вертолеты не всегда могли подняться в небо, и ожидаемый той или иной группой завтрак поспевал лишь к обеду следую­щего дня.

В одну из ночей я был поднят звонком руководив­шего операцией начальника оперативной группы Сред­неазиатского пограничного округа полковника Бори­сова. Евгений Филиппович докладывал, что в таком­-то районе группа попала в засаду, есть раненые, ко­манды на эвакуацию даны, вертолёты готовятся к вылету.

Борисову я доверялся всецело. Этот боевой офи­цер прошёл хорошую школу на китайской границе, где командовал отрядом. В его кипучей натуре непо­стижимым образом сочетались горячность и рассу­дительность, постоянно борющиеся друг с другом, но последнее качество неизменно брало верх. Одна­ко в этот раз что-то в докладе Борисова меня насто­рожило, была в словах оперативника какая-то недосказанность.

— Вот что, — говорю я. — Всех раненых — на верто­лётную площадку. Пусть врачи окажут необходимую медицинскую помощь, а дальше эвакуируем, по необ­ходимости, кого в госпиталь, кого в санитарную часть.

— Стоит ли раненых так мурыжить? — возразил мне Борисов. — Потери в группе ощутимые, и сам ко­мандир тоже ранен... Может быть, всех сразу прями­ком в отряд, в медпункт, товарищ генерал?

— Вы получили распоряжение, товарищ полков­ник, — жёстко ответил я. — Выполняйте!

Вскоре я уже был на вертолётной площадке, чтобы получить информацию о случившемся из первых уст. Борисова не осуждал: хорошо, что заботится о людях. Но... у него свой уровень, он разберётся по фактам, сделает выводы, примет меры. Я же боялся упустить тенденцию или явление. Мне нужно было всё знать досконально, чтобы исключить подобные случаи в мас­штабе всех погранвойск в Афганистане.

Из вертолётов выгрузили двух тяжелораненых солдат и сразу же понесли в другой, заправленный и гото­вый к вылету вертолет. За ними следом проковыляли несколько легкораненых.   Наконец с борта спрыгнул ува­лень-лейтенант под два метра ростом. Бледный, ху­дой, рука на перевязи, взгляд потуплен.

— Скажите, доктор, шприц-тюбик при вас? — обра­тился я к стоящему рядом врачу.

— Так точно.

— Тогда вкатите этому «герою» обезболивающего, и  мы с ним немного потолкуем.

Доктор сделал свое дело, и мы отошли с лейтенан­том в сторону.

— Как же так тебя, сынок, угораздило? — начал я.

Парень не стал отмалчиваться, и вскоре перед моим мысленным взором  возникла картина произошедшего в горах. Группа забралась так высоко, что вскоре стала замерзать вода во флягах и консервы в вещмешках. Лейтенант, ничтоже сумняшеся, приказал поджечь тряпки, смазанные ружейным маслом, и разогреть в их огне консервы. Всё равно, мол, на такой высоте нас никто, кроме Аллаха, не увидит. А душманы тут как тут, слетелись, будто ночные бабочки на огонёк, да добавили своего... В результате — пять раненых и со­рванная задача.

Оценив по достоинству честность лейтенанта, я по­благодарил его, а потом велел санитарам уложить на носилки и отнести в вертолет. Вот здесь он начал со­противляться, но я настоял на своем:

— Пусть, дружок, это будет тебе уроком на всю жизнь...

Думаю, не только лейтенант сделал после этой ис­тории соответствующие выводы. Полковник Борисов тоже тогда крепко задумался, урок пошёл ему на пользу. Потом он много раз руководил боевыми делами, был удостоен многих наград, стал генералом. У нас с ним сохранились самые добрые отношения.

Ежедневно докладывая в Москву Матросову о ходе памирской операции, я был вынужден отвечать на массу самых неожиданных и каверзных вопросов. Расстав­ляя скрытые «ловушки», Вадим Александрович таким образом прояснял для себя всю необходимую инфор­мацию. Однако по его обеспокоенному тону во время наших последних разговоров, я понял, что он уловил мою неудовлетворенность происходящим. Следовало  ждать каких-то новых вводных. Однако их не последовало: Матросов прилетел сам. Его приезд совпал с праздником Победы. Но настроение и у него, и у меня было не праздничным. Далеко не всё из задуманного удалось осуществить.

В течение нескольких дней начальник войск присматривался к руководителям разных уровней, беседовал с офицерами оперативных групп, начальниками отрядов. Больше слушал, меньше говорил сам, делал выводы. Похоже, он понял наши трудности и всерьёз задумался, как их преодолеть. Во всяком случае после своего возвращения в Москву Вадим Александрович  вплотную занялся решением всех болевых проблем, обнаружившихся в ходе памирской операции. Были приняты срочные меры по дополнительной экипировке подразделений, действующих в условиях высокогорья, отпущены дополнительные средства для обеспечения нормальной жизнедеятельности пограничников, вошедших в Афганистан.

Как бы там ни было, а цели, которые мы преследовали, в ходе памирской операции были достигнуты. Наши гарнизоны и посты закрепились в горах «орлиными гнёздами», перекрывая самые опасные бандитские тропы. Некоторые опорные пункты располагались в таких труднодоступных местах, что провиант и прочие виды довольствия туда приходилось забрасывать вертолетами, использовать для этих целей рикш из местного населения и ишачков, хозяева которых всегда были рады подзаработать на перевозке грузов «шурави». Пограничники несли там службу до самого вывода войск из Афганистана.