Малоизвестная и поныне Липицкая битва, или битва на реке Липице, близ города Юрьева-Польского — самая страшная в истории средневековой Руси сеча между русскими и русскими. Чтобы представить масштаб ее, перечислим удельные княжества, которые выставили своих воинов. С одной стороны — все вооруженные силы Владимиро-Суздальского великого княжества. «И были полки у них очень сильны, — отмечает летописец, — из сел погнали даже пеших». То есть, было, нечто вроде тотальной мобилизации. Владимир, Суздаль, Муром, Переславль, Нижний Новгород, Торжок, Юрьев — всех собрали. В добавление к владимирским люди в войске были и пришлые, наемные. Называли их бродниками.

Напротив вышли на поле битвы объединенные войска Новгорода, Пскова, Смоленска и Ростова Великого. Рязанские в сече не участвовали. Быть может, единственно потому, что Рязани тогда не было. Накануне ее дотла сжег, камня на камне не оставив, великий владимирский князь Всеволод Большое Гнездо. Между тем, если бы Рязань вступила в распрю и в сечу, то наверняка на стороне Новгорода и против Владимира, своего заклятого врага. И это сразу бы дало новгородско-псковско-смоленско-ростовскому войску очевидное преимущество, потому что в те времена рязанцы считались самыми отчаянными вояками.

Особое ожесточение противостоянию придавало то, что с обеих сторон во главе войск стояли сыновья Всеволода Большое Гнездо, родные братья — смертельные враги.

Вражда началась из-за наследства. Умирая, Всеволод Большое Гнездо хотел, по обычаю, завещать великое княжение старшему сыну, Константину, дав ему Владимир, а второму сыну, Юрию, — Ростов. Но Константин претендовал и на Владимир, и на Ростов. Им руководила не жадность, а боязнь за свою, еще не полученную власть. Хотя Владимир и считался столицей великого княжества, но Ростов древнее, значительнее. Княжение Юрия в Ростове посчитал угрозой для себя.

Отец же разгневался и лишил его старшинства. Передал великокняжеский стол Юрию. По тем временам — поступок чрезвычайно опасный своими последствиями. Так и вышло. Сразу же после смерти Всеволода в 1212 году началась распря. Три года междоусобной войны привели к Липице.

Владимирской ратью командовали князья Юрий и Ярослав Всеволодовичи, помогал им младший брат Святослав, а в противостоящей объединенной новгородско-псковско-смоленско-ростовской армии вместе с Мстиславом Удалым — тестем своего врага — тон задавал старший брат Константин Всеволодович, князь Ростовский, боровшийся за то, чтобы ему, старшему из сыновей Всеволода, достался отцовский престол во Владимире.

И все же, когда рати выстроились друг против друга, за день до битвы, противники попробовали договориться. К Ярославу и Юрию пришли послы с предложением: «Дадим старейшинство Константину, посадим его во Владимире, а вам вся Суздальская земля». Юрий и Ярослав дали Константину такой ответ: «Пересиль нас, тогда вся земля твоя будет». Потому что они накануне уже все поделили. После битвы смоленские ратники в одном из брошенных шатров нашли «грамоту», в которой письменно был закреплен их устный договор: «Мне, брат Ярослав, Владимирская земля и Ростовская, а тебе — Новгород. А Смоленск брату нашему Святославу, а Киев дадим черниговским князьям, а Галич — нам же». Все поделили.

И вот войска стоят друг против друга. Одни — на Ледовой горе, другие — на Юрьевой горе. Меж ними — ручей Тунег. Чуть в стороне — речка Липица и то самое поле, куда они сейчас отойдут, и где начнется битва. О предстоящей жестокости сечи говорило и то, что некоторые особо отчаянные воины на поле боя «выскочили босыми». И Летописец никак не комментирует эту деталь. Видно, для современников она и не требовала объяснений. Нам же остается только предполагать. При тогдашних нравах «обдирание мертвых» (раздевание и разувание убитых, мародерство) почиталось чуть ли не нормой. И потому, демонстративно разуваясь, воин как бы объявлял, что не рассчитывает остаться живым, выходит на смертный бой. В предположении нашем можно быть уверенным, если вспомнить, что некоторые князья в самые отчаянные схватки вели своих воинов с обнаженной головой. То есть знать снимала шлем, а простолюдины скидывали сапоги и лапти...

Когда закончилась сеча, «погребать мертвых было некому...». «Ибо убитых воинов Юрия и Ярослава не может вообразить человеческий ум». Летопись продолжает: за один день 21 апреля 1216 года в сражении на Липицком поле было убито «девять тысяч двести тридцать три» русских воина.

Это общие потери или только потери владимиро-суздальской стороны? Вообще, по логике самого сказания, скорее второе. Да и по логике событий тоже. Трудно представить себе суздальцев и новгородцев, совместно подсчитывающих убитых... Потому некоторые историографы и считают эту цифру только потерями владимирского войска. Если это так, то страшно даже представить, сколько всего там было убито русских людей... Мужчин в расцвете сил. При тогдашней численности населения урон равносилен последствиям чумы. О масштабе потерь проигравших битву владимиро-суздальцев ярче всего говорит такой факт. Когда князь Юрий в одной сорочке, даже подседельник потеряв, загнав трех коней, на четвертом примчался к стенам Владимира и обратился к горожанам с призывом запереть ворота и дать отпор врагам, те ему ответили: «Княже, с кем затворимся? Братие наша избита».

Впрочем, более предметно масштаб потерь — 9 233 человека выглядит на таком фоне: даже через семь столетий (!), в XIX веке, население губернского города Владимира составляло 13 200 человек!

Сколько же всего полегло во владимиро-суздальско-муромо-нижегородско-юрьевско-новгородско-смоленско-псковско-ростовской междоусобице, включая стариков и женщин, всегдашних жертв мародерства и пожарищ, никто не знает и не узнает.

К концу своей жизни Владимир Мономах подсчитал и написал в «Поучении», что «всего походов было восемьдесят и три великих, а остальных и не упомню меньших». В общем, восемьдесят три похода за пятьдесят восемь лет княжения. Получается — полторы войны на каждый год сознательной жизни. Но даже для смутных лет Руси та кровавая распря и завершившая ее битва на Липице — событие особо трагическое... И потому нельзя не согласиться с Львом Гумилевым: «Именно здесь в 1216 году была подорвана мощь Великого княжества Владимирского, единственного союзника Новгорода в войне с крестоносцами». В одной из опубликованных бесед Гумилев с нескрываемым ужасом восклицает: «Столько не потеряли за время войн с монголами!» Битва на Липице привела к тому, что Владимир, Переславль-Залесский и другие владимиро-суздальские города сдались на милость победителей — Константина и Мстислава Удалого. Мстислав стяжал себе славу знаменитого полководца. Константин сел на великий стол во Владимире, стал великим князем.

Через три года Константин умер, и великим князем вновь стал Юрий. Все вернулось на круги своя… А если читатель проникнется горечью и вопросит небеса: зачем загублено столько жизней? Самым правильным будет ответ: затем, что времена и нравы были такие, и с этим ничего не поделаешь...

Иностранные туристы не ездят в Юрьев-Польской. Показать там нечего... В створе видеокамеры дрожит сухая былинка, за ней — буро-желтые весенние увалы, жесткая прошлогодняя стерня, черная пахота, зеленая полоса озимых. Все остальное — кустарник, корнистый и крепкий. Карабкается с увала на увал. Все поглотила земля за восемь прошедших веков.

Конечно, здесь надо поставить памятник. Или крест. Или часовню. И не иностранцев, а наших людей надо возить сюда. Наших. Кстати, повесть о битве на Липице написал новгородец. Он и не скрывает симпатий к своим. Но ведь те же смоленцы — союзники новгородцев, и летописец мог хотя бы к ним отнестись дружелюбнее. Но нет.

Он пишет: «Новгородцы же не ради добычи бились, а смольняне бросились на добычу и обдирали мертвых...» Но ведь знал же летописец, что мародерство по тем временам не считалось большим грехом, что мародерствуют и те, и другие, но поди ж ты, своих изобразил борцами за идею, а смольнян навеки пригвоздил к позорному столбу. Нет, того, что мы называем объективностью, не было и тогда. Наших людей надо возить на Липицкое поле, наших...