Большое видится на расстоянии… Эту максиму я вспомнил, когда знакомился с интервью главного редактора The New Yorker Дэвида Ремника. Наш коллега из своего американского далека восхищался тем, как блистательно В. Путин ведет «игру» по ПРО.

«…Я совершенно понимаю логику той игры, в которую сегодня играет Путин — возрождение гордости русских, — комментирует ситуацию в российско-американских отношениях Д. Ремник. — И это блестящая игра».1 Действительно, признание заслуг российского лидера таким тонким наблюдателем, как Ремник, дорогого стоит. Впрочем, отдадим должное и доморощенным аналитикам внешнеполитического курса нынешнего главы Кремля.

Одной из обстоятельных работ последнего времени стала книга С. Г. Лузянина «Восточная политика Владимира Путина. Возвращение России на «Большой Восток» (2004-2008 гг.)»2. Автор убедительно показывает, как лидер страны, пережившей системный кризис, восстанавливает былое геополитическое пространство к Востоку от России, привнося новое в контекст международной политики XXI века. Политики миролюбивой, конструктивной и действенной. Нельзя не согласиться с С. Лузяниным, который в комплиментарной форме говорит об итогах Петербургского саммита «G8» (14-17 июля 2006 г.). Итоги переговоров на высшем уровне в городе на Неве для России были чрезвычайно важны как в плане закрепления ее статуса великой энергетической державы в мире, так и реализации менее афишируемой «восточной повестки» — продвижения в «мировой клуб» азиатских союзников РФ — Индии и Китая.

Мы помним, что итоговые документы отразили два принципиальных момента. Во-первых, в рамках «большой восьмерки» было достигнуто взаимопонимание по раннее согласованным вопросам энергетической безопасности, борьбе с инфекционными заболеваниями, развитию образования для инновационных обществ в XXI веке. И во-вторых, мировые лидеры изложили свое видение причин ближневосточного кризиса и пусков северокорейских баллистических ракет. Последние два события явно сменили акценты всего саммита — основной упор тогда был сделан на проблемы региональной безопасности на Ближнем Востоке и Корейском полуострове.

Характерно, что позиции России, Франции и Германии в деле урегулирования кризиса в Южном Ливане уже на том этапе были близки либо полностью совпадали. Лидеры заявили о необходимости прекращения кровопролития и начале миротворческого процесса в рамках ООН. В итоговом заявлении Председателя саммита — В. В. Путина от 17 июля 2006 г. нашли отражение все вопросы старой и новой повестки, включая жесткое осуждение Пхеньяна.

К издержкам встречи можно отнести нежелание Вашингтона подписать соглашение о вступлении России в ВТО. Однако это не очень расстроило хозяев саммита, тем более что переговоры Президента РФ с руководителями Китая, Индии и других государств, а также трехсторонняя встреча лидеров России, Индии и Китая политически компенсировали капризы американцев. Фактически В. Путину впервые на столь высоком уровне удалось озвучить идею о необходимости в будущем расширения «большой восьмерки» за счет принятия в ее ряды Бразилии, Китая и Индии.

Надо думать, что превращение «G8» в «G11» не только усилит позиции России в этой структуре, но и радикально изменит расстановку сил в клубе «великих держав» за счет «восточного полюса». Уже сегодня очевидно, что без Китая, Индии и Бразилии «G8» является структурой скорее вчерашнего дня, не отражающей экономических реалий XXI века. Понятно, что перспективы практического расширения еще туманны, но сама по себе российская инициатива заслуживает одобрения.

Саммит в Санкт-Петербурге сумел достаточно органично встроить западную и восточную российскую стратегии в общий мировой политический контекст как на уровне энергетической проблематики, так и на уровнях региональной и глобальной безопасности и развития. Не нарушая отношений РФ ведущими западными странами, значительно улучшив доверие и стратегическое партнерство с азиатскими лидерами. Эта констатация находит на страницах книги С. Лузянина достаточно убедительное подтверждение.

Автор со знанием дела комментирует специфику политики В. Путина на Востоке (в страновом и региональном форматах). Отвечая на такие животрепещущие вопросы: чем принципиально отличается нынешняя восточная стратегия российского государства от аналогичной стратегии времен Б. Ельцина? Существует ли новый международный стратегический проект В. Путина «Возвращение России на Восток»? Если да, то каковы возможные последствия его реализации? Позволит ли России реализация этого проекта занять достойное место на Востоке, вернуть былое влияние и авторитет?

Особенно любопытными представляются вопрос о так называемом «арабском транзите» России, иранская дилемма В. Путина, возможности и вызовы для России ее курса на китайском направлении. Автор предпринял посильную попытку прогнозирования вероятных сценариев развития российской политики на Востоке в 2007-2008 гг. Задачи эти сложные, учитывая огромный объем информации, аналитического, публицистического и официального характера по сопряженным вопросам, а также стремительные перемены, происходящие в ключевых регионах Большого Востока.3

В начале XXI века восточноазиатская часть мирового сообщества пытается радикальным образом усилить свою роль в глобальных международных отношениях, в основном путем «расшатывания» основ сложившегося в 1990-е гг. и казавшегося незыблемым «однополярного мира». Западная же часть мирового сообщества стремится сохранить американскую мировую доминанту, найти дополнительные ресурсы для «демократизации» непокорного Востока.

В системе отношений «Запад — Восток» наличие конфликтного потенциала не является доминирующим фактором, но с каждым годом его роль и вес усиливаются. На Востоке возможности урегулирования конфликтов как на этническом, так и конфессиональном уровнях постоянно сужаются и для их преодоления уже недостаточно методов и ресурсов 1990-х гг. Об этом, к слову, неустанно повторяет В. Путин. Вдумчивый, объективный наблюдатель легко найдет подтверждение этому тезису в публичных выступлениях российского президента по ключевым вопросам мироустройства в текущем столетии.

Реальностью наших дней стало то, что накал старых и новых конфликтов превосходит политические и институциональные возможности международного сообщества и отдельных государств по их разрешению. На этом фоне наблюдается попытка, носящая в некотором роде защитный характер, некоторых мировых сил упростить этимологию проблемы как на научном, так и политическом уровнях.

Например, для нынешнего американского руководства вся идеология конфликтов укладывается в простую формулу: борьба «добра» (Запада) со «злом», которое, как правило, исходит от Востока. США сегодня все более и более играют роль некоей рисковой мировой «пожарной команды», пытающейся тушить все новые и новые конфликты, используя при этом некую весьма огнеопасную смесь военных акций и операций в обход Совета Безопасности (СБ) ООН.

Возможно, что одна из причин такого поведения кроется в «комплексе победителя», приобретенном США в результате «холодной войны». Министр иностранных дел России С. Лавров по этому поводу заметил, что этот «комплекс» — не просто психологическая проблема. Он все чаще дает о себе знать в практических аспектах мировой политики, когда предлагаемые методы разрешения тех или иных международных проблем опираются не на объективный анализ ситуации, не на общие принципы международного права, а на «политическую целесообразность» в собственном понимании Вашингтона.4

Усилению глобальной напряженности способствует и дальнейшее разрушение международно-правовой системы. Постепенный демонтаж Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), обострившаяся ситуация с ратификацией адаптированного Договора об обычных вооружениях силах в Европе (ДОВСЕ), кризис реформирования ООН и других международных институтов. Существующий (де-факто) с 1998 г. индо-пакистанский ядерный паритет, наличие нерешенной северокорейской ядерной проблемы, иранский ядерный кризис, война на Ближнем Востоке между Израилем, с одной стороны, и боевиками шиитской организации «Хезболлах» (Ливан), палестинским движением «Хамас», с другой — все это в современных условиях приобретает опасный характер ввиду возможной дальнейшей эскалации соответствующих проблем и повышения уровня общей конфликтности в мире.

К началу второго срока президентства В. Путина (к 2004 г.) приоритетность сохраняли те направления восточной политики РФ, которые были связаны со странами, территориально близкими России либо имевшими с ней особые обоюдные интересы. В такую условную группу можно включить Китай, Индию, Казахстан, Иран, Турцию и некоторые другие государства. В этом (приоритетном) ряду особое значение отводилось сопредельным государствам, расположившимся по всему периметру российской границы от Курильских островов до Каспийского и Черного морей.

Понятно, что каждое такое государство занимало и занимает «свое» место в российской политике. С одними приграничными территориями отношения лучше, с другими — хуже. Одни государства больше рассматриваются Москвой в контексте вызовов безопасности России (страны Центральной Азии), другие в плане перспектив извлечения возможных экономических и политических выгод (Китай, Казахстан). Однако все они в единой «цепи» составляли и продолжают составлять зону жизненных интересов России.

К слову, отечественные политики и политологи с учетом роста российских возможностей и ресурсов образца 2006 г. пытаются сформулировать некую концепцию расширительного толкования понятия «граница». Российская граница от Курил до Закавказья представляется им не только демаркационной линией, но и потенциальной зоной российского влияния, способной «перешагнуть» официальные рубежи. С другой стороны, она же является зоной воплощения вызовов и угроз, идущих извне. Например, самая протяженная российско-казахстанская граница (7,5 тыс. км) одновременно является и каналом для наркотрафика (граница практически открыта), но и линией совместных, чрезвычайно перспективных экономических инициатив.

В конце XIX — начале XX века Российская империя, как известно, выстроила вдоль своей восточной границы от Корейского полуострова до Черного моря систему экономических «сфер влияния». Так, на территории Северо-Восточного Китая функционировала российская железная дорога (КВЖД) и развивался русский город (Харбин). Во Внешней Монголии, Персии (Иране) и Османской империи (Турции) активно действовали филиалы российских банков и торговых фирм. Российский капитализм, не будучи конкурентом Запада, активно осваивал восточную периферию. Благоприятность и полезность этого обстоятельства часть российских политиков и экспертов в середине 90-е гг. XX века пыталась усиленно лоббировать. Однако реалии периода 1991-1999 гг. — «расползание» государства, две российско-чеченские войны и «разруха в умах» политической элиты — сделали проект «Новые восточные границы» невыполнимым.

В дальнем восточном зарубежье, не связанном с Россией общими границами, главное противоречие для РФ в 90-е гг., заключалось, как представляется, в нестыковке геополитических амбиций РФ как правопреемницы советской сверхдержавы и ее реальных сиюминутных возможностей. На формирование восточной стратегии России в ближнем и дальнем восточном зарубежье первоочередное влияние оказывали текущие и сугубо прагматические задачи и мотивы — необходимость борьбы против терроризма, экстремизма, вопросы выживания России.

После 2004 г. у России появились ресурсы для некой реализации себя как реальной правопреемницы СССР в дальнем зарубежье. Понятно, что это уже совсем иной (не советский) проект селективного возвращения России на «Большой Восток», контуры которого только прорисовываются. Однако отдельные его элементы уже видны сейчас. Россия не разделила подход США по иракской войне и занимает свою позицию по другим ключевым вопросам регионального значения (в частности, на Ближнем Востоке, в Центральной и Восточной Азии).

Подводя итоги сказанному, следует отметить, что В. Путин возродил ставшую некогда формально евразийскую роль России, наполнив ее новым содержанием. Просматривается проект под условным названием «Постепенное возвращение России на Восток. 2000-2008 гг.» Причем этот проект не является попыткой некой реставрации имперского (советского) амплуа России. У него иные маршруты, сценарии, ресурсы и перспективы. Где-то проект В. Путина пока схематичен и связан с определенными политическими рисками, как то иранский ядерный «расклад», активность «Хамас» и отношение к нему России, сирийские сюжеты в системе ближневосточного кризиса, КНДР и проблема «ядерного разоружения», постандижанские реалии в Ферганской долине. А где-то он уже имеет реальную базу и проложенные маршруты: Китай, Индия, Алжир, Турция, Казахстан, Таджикистан, Кыргызстан, Армения, Азербайджан.

Принципиально важным при этом является то, что новая азиатская стратегия В. Путина не противоречит сложившемуся европейскому, американскому и другим векторам и не предполагает некоего искусственного противопоставления Востока и Запада в дипломатии России. Как справедливо заметил министр иностранных дел Сергей Лавров: «противопоставление различных направлений внешней политики России является искусственным и надуманным. Следование принципу многовекторности означает только одно: каждый вектор для нас самоценен, а какие бы то ни было взаимоисключающие или «компенсационные» схемы неприемлемы»5. Исчерпывающий комментарий.

Не вторгаясь во внутриполитический подтекст авторского замысла — он, несомненно, присутствует и требует внимания рецензентов, — ограничимся констатацией факта: вышла интересная и своевременная книга. Содержательная, популярно изложенная работа С. Лузянина, как представляется, интересна и профессионалам, и неспециализированной аудитории.

1 Новое время — 2007, № 24. С. 16.

2 Лузянин  С. Г. Восточная политика Владимира Путина. Возвращение России на «Большой Восток» (2004-2008 гг.). — М.: АСТ: «Восток-Запад», 2007.

3 «Большой Восток» для России сегодня — это пятьдесят одна страна-партнер в Азиатско-Тихоокеанском регионе, на Ближнем и Среднем Востоке, в Южной и Центральной Азии. Индивидуальная роль каждого такого государства во внешней политике РФ далеко не равнозначна. Есть экзотические государства, в основном места отдыха состоятельной части россиян, а есть и страны — стратегические контрагенты, отношения с которыми отличаются особой глубиной и смыслом.

4 Лавров  С. Б. Россия в глобальной политике // Россия в глобальной политике. Мониторинг СМИ. Московские новости, 3 марта 2006.

5 Лавров С. Б. Там же.