Уникальный сувенир

Надо же так случиться, что, побывав над реактором, в тот же день, по иронии судьбы, я оказался под ним. То, что на территории АЭС работают шахтеры, мне было известно, но что именно делают и зачем, толком не знал. На все эти вопросы ответил министр угольной промышленности Украины Николай Сургай.

— Уже третьего мая первый шахтерский десант высадился в Чернобыле, — рассказывал Николай Сафонович, — Задачу перед нами поставили сверхсложную: из района третьего блока пробить штрек под фундамент четвертого, выбрать несколько тысяч кубометров грунта и расчистить нишу для сооружения фундамента для будущего саркофага или, как его называют, могильника, который закроет взорвавшийся реактор.

— Как я понял, штрек должен пройти под фундаментом третьего блока. Это не опасно?

— Не очень. Мы зарылись так глубоко, что обеспечили безопасность и зданию, и себе. Сначала вырыли большой котлован, и из него, с помощью проходческого щита, пошли вперед. Через неделю поставили первые тюбинги, а на сегодняшний день пройдено сто тридцать пять метров штрека и работы ведутся прямо под аварийным реактором. Больше того, треть подушки, так мы называем фундамент, уже готова. А ведь это очень сложное сооружение. Дело в том, что подушка — отнюдь не монолитная плита, а своеобразный холодильник. Как он устроен? Покажем. Как раз сейчас на работу едет очередная смена, так что приглашаю.

Такого я еще не видел, хотя в шахтах был не один десяток раз. Горняки одеты в ослепительно белые костюмы, белые шапочки и даже респираторы тоже белые. По опыту знаю, что работающие здесь не любят, когда к ним пристают с вопросами люди, не побывавшие вместе с ними в зоне, не оказавшиеся под одним огнем. Не удивляйтесь, этот фронтовой термин здесь в ходу, и в условиях Чернобыля вполне уместен: огонь в районе АЭС хоть и не свинцовый, но разит не менее беспощадно. Так что пока тряслись в облицованном свинцовыми плитами автобусе, я помалкивал.

Остановились во внутреннем дворе АЭС и дальше двинулись пешком. Миновали первый блок, второй, а вот и стена третьего. Все чаще встречаются дозиметристы, которые чуть ли не ежеминутно измеряют уровень радиации: здесь он на порядок выше, нежели за пределами зоны.

Дощатый трап ведет в глубокий котлован. А там — невероятная суета: размахивает ковшом экскаватор, с натугой упирается в отвал бульдозер, будто игрушку, поднимает огромное бетонное кольцо сверхмощный кран. Здесь же снуют десятки людей в белых костюмах. Все мокрые, потные, рубахи хоть выжимай.

— Поберегись! — раздался крик.

Я прижался к стене! А из штрека, казалось прямо на меня, летела вагонетка. Ее толкали два взмокших, перепачканных парня. С быстротой молнии они вывалили песок, бульдозер отгреб его в сторону, а экскаватор выбросил из котлована. На все ушло пять-шесть секунд, в течение которых ребята выпили по бутылке воды и снова нырнули в штрек. Я отклеился от стены, бросился за ними и тут же треснулся головой об какую-то перекладину. Когда погасли полетевшие из глаз искры, я, наконец, увидел, что штрек очень низкий и все люди ходят по нему, согнувшись в три погибели.

Не успел освоить этот метод передвижения, как снова раздался крик: «Поберегись!» — и я едва увернулся от летевшей прямо в мой лоб вагонетки. Пролетела вагонетка, как, новое дело, пришлось вжиматься в стену, чтобы дать дорогу каким-то трубам, которые со скрежетом тащили по рельсам.

— Что это? — спросил я.

— Потом, — ответил Сергей Компанец, которому поручили быть моим проводником в этом царстве белых теней.

Но вот слабо освещенный штрек закончился, и мы оказались в просторной нише. Даже разогнуться можно.

— Где мы? — поинтересовался я.

— Прямо под аварийным реактором.

— Вы серьезно? — усомнился я.

— Серьезнее не бывает, — улыбнулся Сергей. — А что, страшновато?

— Если честно, да.

— Не волнуйтесь. Здесь чисто. До днища реактора несколько метров земли и вот эта бетонная плита.

— Та самая, которая является фундаментом всего здания? А вдруг, не выдержит? Вдруг реактор провалится и всех нас раздавит?

— Если бы саркофаг, который будет весить сотни тысяч тонн, поставили на эту плиту, она, конечно бы не выдержала: на такую тяжесть плита просто не рассчитана. Чтобы не случилось того, чего вы так опасаетесь, мы и делаем эту самую подушку. Вот она, прямо перед вами. Видите, она пронизана трубами, мы их называем регистрами. По этим трубам потечет жидкий аммиак, так что подушка будет и фундаментом, и холодильником. А охладить реактор — одна из главных задач.

Грохочет отбойный молоток, клацают лопаты, глухо тюкают топоры, вспыхивают огни сварки, постукивают на стыках колеса вагонеток... Дышать все труднее. Я тоже стал мокрый, а белый костюм заметно потемнел.

— Нормальное дело, — успокоил меня Сергей. — Это из-за отсутствия вентиляции.

— А почему ее нет?

— Чтобы вместе с воздухом не втащить сюда радиоактивную пыль. Работать, конечно, трудновато, поэтому смена у нас всего три часа.

— Больше не выдержать?

— Выдержать можно, но упадет производительность. А здесь дорога каждая минута и так же дорог каждый куб земли, поэтому мы работаем круглосуточно, без праздников и выходных.

— А почему сейчас в простое?

— Это не простой. Технология такая. Мы давно могли бы выгрести землю из-под плиты фундамента, но тогда она повиснет над пустотой и треснет, а то и переломится пополам. Чтобы этого не случилось, шахтеры делают заходки по шесть метров, а следом идут арматурщики, монтажники регистров и бетонщики. Как только соберут регистры и зальют бетоном выбранную нишу под самый потолок, шахтеры идут дальше. Поэтому проходческая техника у нас образца 1930-го года: отбойный молоток, кирка, лопата и вагонетка.

— А не тяжело после кнопок и рычагов современного комбайна?

— Ничего. Шахтеры — народ привычный. Мы можем и на кнопки нажимать, а если надо — возьмем лопату.

Этот разговор происходил прямо под центром реактора, там даже метка стояла: что-то вроде мишени. И вдруг у меня мелькнула авантюрно-дерзкая мысль!

— А можно попросить сувенир?

— Смотря какой.

— Уникальный.

— Что значит, уникальный? Лопату — пожалуйста, вагонетку — нельзя, — хохотнул Сергей.

— Лопата — материальная ценность. А этот сувенир не будет стоить ни копейки.

— Тогда гребите его лопатой, — сострил Сергей.

— Мне нужна не лопата, а отбойный молоток. Всего на несколько секунд, — добавил я, заметив удивление в глазах Сергея. — Можно я отколю кусочек бетона и возьму горсть земли из-под центра взорвавшегося реактора? Ведь через полчаса от этой ниши не останется и следа — все будет залито бетоном, а у меня сохранится обломок старого фундамента, до которого никто и никогда не доберется.

— Идея, мягко говоря, странная, — озадаченно посмотрел на меня Сергей. — Но раз вы так хотите. К тому же сейчас этот сувенир не стоит ни гроша, зато лет через сто за ним будут гоняться коллекционеры со всего мира и ваши потомки сказочно разбогатеют. Валяйте, — пожал он плечами. — Надеюсь, насквозь эту плиту вы не пробьете и до днища реактора не доберетесь.

Я схватил отбойный молоток — и через минуту кусок бетона и горсть земли, завернутые в мешковину, были у меня в кармане.

— А что, неплохой сувенир, — окончательно одобрил мой выбор Сергей. — Чтобы его заполучить, надо побывать под реактором. Так что этот кусок бетона будет чем-то вроде удостоверения, свидетельствующего о том, что вы побывали там, где мало кто был. Тем более, из москвичей, — почему-то добавил он.

Полтора часа провел я в этой необычной шахте, не выкатил ни одной вагонетки, не брал в руки лопату, но устал дьявольски. А каково ребятам!

Когда закончилась смена и мы выбрались наружу, я искренне пожал руки Виктору Мелкозерову, Владимиру Доронкину, Юрию Чукаеву и Валерию Комову. Эти парни приехали в Чернобыль из самых разных концов страны, они опытнейшие мастера своего дела, их с нетерпением ждут на родных шахтах, но они знают: сейчас они нужны здесь, на переднем крае борьбы за жизнь, поэтому работают, в лучшем смысле слова, по-стахановски.

— Вы не думайте, что попасть сюда так просто, — сказал на прощание Сергей. — На нашей шахте очередь. Так что ребята считают дни, когда я вернусь, чтобы заменить меня в этом штреке.

А потом я видел, как у шахтеров организовано, говоря официальным языком, моральное и материальное поощрение. Когда смена выбралась из штрека, и все ребята помылись, переоделись и сытно пообедали, к ним пришел министр. Николай Сафонович, его заместители и начальники главков всегда рядом: их штаб в Чернобыле, там же они и живут. Надо ли говорить, как четко и оперативно решаются возникающие проблемы, если руководители в двадцати минутах езды от штрека, а если надо, спускаются под землю и решения принимают на месте.

Отличившихся, а отличились практически все, министр поздравил, вручил грамоты, ценные подарки, объявил, что всем причитается денежная премия и, пожимая руки, сказал, что каждый из них — кандидат на представление к знаку «Шахтерская слава». Надо было видеть, как до смерти уставшие шахтеры подтянулись и приободрились, ведь эта награда у горняков одна из самых почетных.