Вообще-то к бане я равнодушен, но когда в очередной раз отключили горячую воду, пришлось разыскать полуистлевший березовый веник. Если уж париться, то в лучшей бане Москвы, решил я, и отправился в Сандуны. Там-то и произошла встреча, которая положила начало серии очерков, связанных с никому неведомой деятельностью самых преданных слуг древнегреческой богини правосудия — Фемидой.

Моим соседом по скамейке оказался довольно милый, седенький старичок. Он раскритиковал мой веник, я посетовал на погоду, он поздравил с победой наших юных футболистов, я — с исчезновением поддельных грузинских вин. Вот так, болтая ни о чем, мы постепенно раздевались.

На какое-то время я отвернулся, а потом, когда старичок предстал передо мной в первозданной наготе, я прямо-таки оторопел: все его тело было в татуировках. И в каких! Кроме различных кинжалов, пауков и змей на нем было довольно много странных аббревиатур. Забыв о том, зачем пришел в баню, я несколько бесцеремонно начал «читать старика».

— Любопытствуешь? — лукаво усмехнулся он.

— Очень! Вы, прямо, как словарь Даля.

— Что там Даль! У нас своя речь и свои правила жизни. Ты вот кто будешь?

— Инженер, — соврал я.

— А я — КОТ. То есть, Коренной Обитатель Тюрьмы. На левой руке так и написано, — протянул он жилистое предплечье. — Я ведь первый раз загремел еще до войны, с тех пор так и кандехаю из одной зоны в другую.

— А что означает СС? — ткнул я в правую руку. — Неужели вы были членом СС?

— Ты про немцев? — сузил он глаза. — Этих фраеров я замочил немало: два года в штрафбате чего-то стоят. К тому же, я работал с «дегтярем»: пулемет бы такой, ручной. Отличная, я тебе скажу, машина! Так что немцев я косил, как крапиву. Потом из-за одной камелии, короче, из-за бабы попал на шконки. А СС — это значит, Смерть Сукам. Сел-то я из-за стукача. Не забыл и камелию: видишь, на ляжке наколото ЛЕВ — это значит, что люблю ее вечно.

— Она вас дождалась? Семья-то у вас есть? — задал я бестактный вопрос.

— Какая семья?! Ты что, малохольный? Я же в законе!

— А где были дольше — в зоне или на воле?

— Конечно, в зоне. Последний раз под городом Горьким, где ясные зорьки. И хотя сел в Горьком, а вышел из Нижнего Новгорода, я его называю по-старому, тем более что горьким он для меня не был. А что, зона там клевая: хозяин — молоток, ментяги — тоже, так что я жил не тужил. А на волю ушел вот с этой наколкой, — повернулся он спиной, — ЖНССС.

— Никогда не расшифрую, — развел я руками.

— Эх, ты, лох несчастный! — незлобиво рассмеялся он. — Чтобы получить ЖНССС, надо посидеть с мое. А расшифровывается эта наколка так: Жизнь Научит Смеяться Сквозь Слезы.

— Это я понял. А вот про хозяина — нет. Разве в зоне есть хозяин? Он что ее, приватизировал? И почему он молоток?

— Ну, ты даешь! — чуть не подскочил мой выставочный стенд наколок. — Совсем ничего не рубишь. Хозяин — это начальник колонии, — наставительно поднял он палец. — Молоток — значит, хороший мужик. А ментяги — это контролеры. Учись, пока я жив! — покровительственно похлопал он меня по плечу. — Авось, пригодится…

Потом мы мылись, парились и, конечно же, выпили эфира — коктейля из водки с пивом. Я чуточку захмелел, а у старика — ни в одном глазу. И тут я задал вопрос, за который при других обстоятельствах можно было бы схлопотать по физиономии.

— Скажите, уважаемый ветеран преступного мира, — начал я, стараясь казаться куда более пьяным, чем был на самом деле, — вот вы много лет провели на шконках, и обязаны этим сыщикам, следователям, прокурорам и судьям. Кого из них вы больше всего ненавидите?

— Всех! — сверкнул он мгновенно остекляневшим взглядом. — Но если честно, то все они — шавки. Каждого из них я бы сто раз обвел вокруг пальца и на волю ушел бы прямо из зала суда, если бы не… Вот ведь, сучий потрох, — добродушно рассмеялся он, — у меня двенадцать судимостей, и все – из-за экспертов.

— Из-за кого? — не понял я.

— Из-за экспертов-криминалистов. Есть такая гнусная профессия — находить следы, и по какому-нибудь отпечатку, осколку или запаху доказать, что взорвал сейф, замочил фраера или поджег дачу именно ты. Всю жизнь воюю с этими экспертами, и ни разу не победил! За что и уважаю. Эх, был бы я помоложе, — хлопнул он себя по тощей ляжке, — я бы им нос утер! Хотя, как сказать, — после паузы добавил он, — говорят, у них появились такие приборы, что могут определить, в бане мы были, в банке или в гараже. Так что в нашем деле без науки теперь не обойтись, будущее за ворами с высшим образованием, — сделал он совершенно неожиданный вывод.

Вот так-то! Не верить этому профессионалу с довоенным стажем, мне кажется, просто нельзя. И я не удивлюсь, если выяснится, что крупные мафиозные группировки посылают своих людей в университеты — благо, что за деньги это теперь можно, или, наоборот, вербуют кадры среди выпускников престижных вузов, прельщая их хорошими зарплатами. Такие факты, между прочим, уже известны, как известны и другие: крупные группировки направляли свою молодежь в милицейские училища, окончив которые, новоиспеченные офицеры верой и правдой служили своим хозяевам.

Но сейчас речь не об этом, сейчас речь — об экспертах, или, если перевести это слово с латыни, об опытных специалистах, дающих заключение при рассмотрении какого-либо вопроса. Мой старичок был прав: без эксперта-криминалиста практически невозможно ни найти преступника, ни, тем более, изобличить и осудить.

Так что же за люди, эти самые эксперты? Этот вопрос заинтересовал меня так сильно, что я пробился в уникальнейшее учреждение — Экспертно-криминалистический центр Министерства внутренних дел России. Его начальник, генерал-майор милиции Владимир Васильевич Мартынов выслушал мой «банный» рассказ и понимающе кивнул.

— Лично я с этим старичком не знаком, но мне кажется, догадываюсь, о ком идет речь. По большому счету он совершенно прав, соревнование между преступниками и экспертами-криминалистами идет давным-давно: одни пытаются скрыть следы преступления, а другие стараются их найти. Если учесть, что за решеткой находится более миллиона всякого рода злодеев, значит, чаще побеждаем мы.

Я мог бы долго рассказывать о наших уникальных специалистах — ведь все они, без всякого преувеличения, штучный товар. К тому же именно они делают богиню правосудия Фемиду, если так можно выразиться, зрячей, вооружая ее неоспоримыми фактами. Но будет лучше, если вы сами побываете в наших лабораториях, познакомитесь с людьми и расскажете о работе экспертов с их слов.

Один грамм смерти

Полковник Стецкевич мечтал стать космонавтом, но, окончив МВТУ имени Баумана, стал делать боеголовки для ракет и кассетные снаряды. Специалистов в этой щекотливой области так мало, что они, чуть ли не в буквальном смысле слова, на вес золота, а это значит, что и почет, и неплохая зарплата свежеиспеченному инженеру были гарантированы. Но Алексей Стецкевич почему-то отчаянно скучал, на работу ходил, как на каторгу, а все вечера проводил в гремевшем на всю страну Театре на Таганке.

Трудно сказать, чем могло бы закончиться это раздвоение личности, если бы не случайное знакомство с девушкой, мать которой работала в НИИ судебных экспертиз. Алексей зачастил к девушке, до поздней ночи засиживался за остывшим чаем, девушка млела от счастья и начала откладывать деньги на свадебное платье. Но Алексея интересовала не девушка, а ее мать. Она так красиво и так захватывающе интересно рассказывала о работе экспертов, что буквально через месяц Алексей распрощался с боеголовками и пришел в НИИ судебных экспертиз. Молодого инженера приняли с распростертыми объятиями и определили во взрывотехники.

— Десять лет отдал я этому институту, а потом перешел в Экспертно-криминалистический центр, — рассказывает Алексей Дмитриевич. — Пока стал главным экспертом, а потом и заместителем начальника отдела, прошел все ступени, и все время учился, учился и учился. Ведь каждая взрывотехническая экспертиза — иногда небольшая¸ а иногда большая научно-исследовательская работа.

Взять хотя бы трагическую историю семьи Овечкиных: ей еще был посвящен художественный фильм, главную роль в котором сыграла Нонна Мордюкова. Напомню, в чем там было дело. В 1988-м семь родных братьев, создавших ансамбль «Семь Симеонов», захватили самолет рейса Иркутск — Ленинград и потребовали, чтобы их доставили в Лондон. Братья ухитрились пронести на борт оружие, так что пилотам пришлось их послушаться. Но на земле было принято решение, самолет ни под каким видом за границу не выпускать, а якобы для дозаправки посадить в Финляндии. На самом деле, один из аэродромов в районе Выборга быстренько оформили под «заграницу» и приказали садиться там. Вначале братья этой липе поверили, но когда увидели, что у «финских» солдат автоматы Калашникова, то поняли, что их надули. А тут еще начался штурм, появились первые раненые, лежала в проходе и убитая братьями стюардесса.

Короче говоря, Овечкины решили не сдаваться и предприняли попытку коллективного самоубийства: у них было взрывное устройство, которое они привели в действие. Так случилось, что от взрыва никто не пострадал, а вот самолет загорелся. Пассажиры стали прыгать на бетон, некоторые попали под огонь наших солдат, в самолете — дым, чад, кровь, крики. Понимая, что «вышки» не избежать, старший брат по просьбе матери пристрелил ее на месте, а потом четверо других перебили друг друга. В живых остались только несовершеннолетние малолетки, которым «вышка» не грозила.

Когда самолет догорел, было обнаружено девять обгоревших трупов: пятеро Овечкиных, стюардесса и трое пассажиров. Я примчался на аэродром довольно быстро. Нужно было установить, что за бомбу взорвали Овечкины, попытаться определить источник ее происхождения и таким образом выйти на людей, которые помогали в подготовке этого преступления. Стояла передо мной и более локальная задача: выяснить, мог ли этот взрыв стать причиной пожара, приведшего к полному уничтожению самолета.

Среди кучи обгоревшего железа мы нашли девять осколков, явно не имевших отношения к деталям самолета. Потом, вместе со специальной поисковой группой, буквально просеяли землю довольно большого леса неподалеку от дома Овечкиных под Иркутском, и нашли несколько точно таких же осколков. Остальное было делом техники. Мы установили, что бомба представляла собой выточенный на станке стальной стакан с приваренным электросваркой днищем. По следам резца и кулачковых захватов нашли этот станок, а потом токаря и мастера производственного обучения одного из ПТУ, которые за пару бутылок водки сделали несколько таких стаканов. Они сказали, что Овечкины будто бы хотели использовать эти стаканы в качестве противовесов для каких-то турецких барабанов, но, как оказалось, вместо этого испытывали бомбы в близлежащем лесу.

— Значит, улики в огне не горят? — уточнил я.

— Нет, не горят. Другое дело, что их не всегда удается найти. Но все же, если очень постараться, то найти можно, — усмехнулся Алексей Дмитриевич. — А стараться в нашем деле просто необходимо. Ведь каждый эксперт прекрасно понимает, что в его руках судьба уголовного дела, а значит, и человека: одного подсудимого после экспертизы посадят, а другого отпустят домой.

— Бывало и такое?

— Да сколько угодно! Помните трагедию под Уфой: тогда в результате взрыва продуктопровода сгорело два проходящих мимо поезда. Когда подсчитали трупы, оказалось, что погибло 690 человек. Следователи были убеждены, что причиной трагедии стал тщательно спланированный теракт, и каких-то людей начали задерживать. Но когда к делу подключились эксперты-взрывотехники, наружу вылезла такая правда, что лучше бы ее не знать. Мы установили, что продуктопровод построен с большими нарушениями, и по этому поводу было возбуждено уголовное дело, состоящее из 12 томов, которые, кстати говоря, таинственным образом исчезли.

Высокопоставленные чиновники очень хотели, чтобы мы нашли следы мин, бомб или снарядов, которые подорвали трубу, а мы нашли не мины, а непосредственного виновника трагедии. Им оказался трактор «Беларусь», на котором копали траншею и ковшом задели трубу. Образовалась трещина и, следовательно, утечка чрезвычайно взрывоопасного газа. Достаточно было искры от проходящего электровоза, чтобы произошел взрыв, эквивалентный 11 тоннам тротила. Задержанных, в том числе и тракториста, отпустили, а что сделали с трактором, я не знаю.

— А бывало ли так, что вы работали не по следам взрыва, а до него, тем самым, предотвратив трагедию? — поинтересовался я.

— Классическим примером такого рода случая является история с магазином «Болгарская роза». Был на Невском проспекте северной столицы такой симпатичный магазинчик, а двумя этажами выше, в коммунальной квартире, жила супружеская пара, которая мечтала об отдельной квартире. А еще супруги мечтали о красивой жизни и об очень больших деньгах. Короче говоря, они сколотили банду, в которую входили не только отъявленные уголовники, но и преподаватель одного из вузов, химик по специальности: он-то и был научным консультантом банды.

На первом этапе бандиты хотели забросать самодельными гранатами несколько сбербанков, по трупам добраться до сейфов, набить деньгами сумки и уехать на угнанной машине. Этот план удался лишь наполовину, так как бандит, убивший водителя намеченной к угону машины, так перепачкался кровью и вышибленными мозгами жертвы, что не выдержал этого зрелища и позорно сбежал. Пока ждали, когда эта история хоть немного забудется и милиция успокоится, та самая супружеская пара решила заложить радиоуправляемое взрывное устройство в «Болгарскую розу». Они хотели взорвать магазин, а вместе с ним покупателей, прохожих и весь дом вместе с жильцами, и затем, явившись на развалины и объявив себя «погорельцами», потребовать от властей отдельную квартиру, но непременно на Невском проспекте.

Этому плану только потому не суждено было осуществиться, что оперативники вовремя обнаружили арсенал с очень коварными самодельными бомбами, а мы их сделали «беззубыми».

— Насколько я понимаю, самоделки становятся все совершеннее, ведь криминальные взрывы звучат все чаще…

— Как ни грустно об этом говорить, но это неизбежно. Во-первых, взрывчатые вещества становятся все доступнее — их или воруют с армейских складов, или покупают у коррумпированных офицеров, или приобретают у так называемых черных копателей. А во-вторых, на улице оказалось довольно много специалистов с высшим образованием, которые изучали эти вещества в университетах, институтах, военных училищах и академиях. Круг, как видите, замкнулся: ингредиенты раздобыть не проблема, мозги и руки — тоже, так что бандитская конструкторская мысль бьет ключом. Да что там говорить, идемте в наше хранилище: я покажу такую коллекцию, какой вы больше нигде не увидите!

Когда стальные двери и хитроумные замки остались позади, я оказался среди ракет, мин, снарядов, бомб и торпед. Все это в идеальном порядке, все стоит по ранжиру и выглядит, как это ни странно, красиво.

— Ну, что скажете? — любовно поглаживая крупнокалиберный снаряд, спросил Алексей Дмитриевич. — Впечатляет?

— Еще бы! А все это…действующее? — опасливо поинтересовался я. — Или это фанерные макеты?

— Обижаете, — покровительственно улыбнулся полковник. — Еще как действующее, хотя в данный момент опасности не представляет, так как все мины и снаряды мы немного выпотрошили и теперь они, как мы говорим, не «окснар», то есть не окончательно снаряженные.

— А как все это оказалось здесь? Ведь это же не граната, которую можно положить в карман, а большущий снаряд, — потрогал я ту штуку, которую секундой ранее поглаживал полковник.

— Конфисковано у преступников! Но сперва было украдено. Снаряд — это что, полюбуйтесь-ка вот этой вещицей: это, ни много, ни мало, боеголовка от зенитной ракеты класса «Земля — воздух», — пнул он нечто похожее на большущую бочку. — Здесь 140 килограммов первоклассной взрывчатки. Кстати говоря, чтобы убить человека, достаточно одного грамма тротила, так что сами считайте, сколько опаснейших самоделок можно было изготовить из этой боеголовки.

А вот противотанковый управляемый реактивный снаряд — здесь тоже есть чем поживиться. Рядом — неуправляемые авиационные ракеты «С-8». Знаете, как приспособились их запускать? С шиферной крыши. Ракета кладется в ложбину, подключается автомобильный аккумулятор — пшик! и в нескольких километрах от крыши нет грузовика с людьми или товаром, а то и роскошного особняка ненавистного конкурента с его чадами и домочадцами.

Среди изделий заводского производства, а здесь и зенитно-ракетный комплекс «Стрела», и менее известная «Малютка», достижения научно-технической бандитской мысли не так заметны, но так же смертельно опасны. Вот, например, классическое взрывное устройство в форме посылки. Снаружи – ничем не примечательный фанерный ящик, а внутри — гвозди, граната и для верности баллон с бензином. Открывает счастливый получатель крышку, тем самым выдергивает чеку гранаты — и готово, нет ни человека, ни его офиса, дома, склада или дачи.

А вот изделие похитрее. Получает человек по почте бандероль с книгой. Внутри, как видите, 200-граммовая толовая шашка и маленькая батарейка. Стоит открыть книгу, как тут же последует взрыв! Ну, а это банка пива, так? Внутри же банки не пиво, а сплав тротила с гексогеном и две батарейки. Открывает человек банку, тут же проскакивает заряд и следует мощный взрыв.

По такому же принципу сделана пачка сигарет или плитка шоколада: там не менее 50 граммов тротила. Чего проще, положить сигареты на стол шефа, а шоколадку подбросить в бардачок машины бизнес-леди?! Точно так же действует фонарик, электробритва. пылесос… А вот это полено — подарок для любителей посидеть у камина: рванет так, что не останется ни хозяина, ни дома, ни камина. Эти же изделия могут быть либо с часовым механизмом, либо управляться по радио. Очень хитро сделана магнитная мина: ее можно незаметно прилепить к машине, а потом собирать болты и обгоревшие кости.

— Я понимаю, что прежде чем попасть в ваше хранилище, все эти самоделки побывали в руках бандитов, террористов и всякого рода маньяков. Но раз эти посылки, бандероли и пивные банки оказались у вас, значит, не разорван в клочья какой-то человек, не сгорел дом, не превратился в груду обгоревшего железа автомобиль…

— Или самолет, — подхватил Алексей Дмитриевич, — причем вместе с пассажирами.

— Да вы что! — изумился я. — Было и такое?

— Было, — вздохнул он. — И хотя я человек не очень-то верующий, после этого случая пришел к выводу, что Бог есть… Представьте себе такую картину. Летит на высоте десяти километров ТУ-154. В нем 176 пассажиров, в том числе 9 детей. Рейс Киев — Самара подходил к концу, и почему-то на борту не происходило никаких ЧП. А между тем, в одном из пригородов Киева подполковник в отставке по фамилии Гриб не отходил от приемника: он ждал экстренного сообщения о гибели самолета. Но самолет благополучно приземлился, и пассажиры разъехались по домам.

И вдруг, часа через два в здание аэровокзала взбешенной фурией ворвалась раскаленная до белого каления хохлушка и закатила неслыханный скандал. Ее взрослая дочь не менее яростно поддерживала разбушевавшуюся мамашу. «Что вы мне подсунули?! — орала толстуха. — В Киеве я сдавала в багаж коробку с колбасой и салом, а получила, черт знает что! Ворюги! Мерзавцы! Кровопийцы!».

Заглянув в коробку, сотрудники багажного отделения все, как один, грохнулись наземь. Полежав минут пять, и придя в себя, отползли в сторонку и вызвали милицию. Сотрудники милиции перепугались еще больше, но, понимая, что может произойти, с великими предосторожностями отнесли коробку в самый дальний угол летного поля, и только после этого вызвали взрывотехников. Чтобы демонтировать и расснарядить самодельное взрывное устройство, повозиться пришлось изрядно.

Потом к делу приступили оперативники. Организатора несостоявшегося теракта вычислили довольно быстро: им оказался муж скандалезной хохлушки — Василий Гриб. Выяснилось, что подполковник люто ненавидел омерзительную жену, и терпеть не мог такую же стервозную дочь. Развестись он не решался. Суд, раздел имущества, размен квартиры — это его коробило и вызвало чувство внутреннего протеста. И тогда подполковник вознамерился свою благоверную убить. Застрелить? Не из чего. Задушить или утопить? Не получится, бабища она здоровенная. И тогда Гриб решил свою ненавистную спутницу жизни взорвать!

Так как во взрывчатых веществах он ничего не понимал, пришлось записаться в библиотеку Дома офицеров и тщательно изучить одиннадцать книг по взрывному делу и химии взрывчатых веществ. После этого Гриб приступил к экспериментам: сначала в гаражных условиях делал маленькие бомбочки, потом — все более внушительных размеров. Удивительно, но все они взрывались! Это его радовало, как ничто в этой бренной жизни.

О том, что жена с дочерью собираются к родственникам в Самару, подполковник знал давно. Знал он и то, что жена приготовила коробку с дарами украинской земли, то есть с колбасой и салом. Сделать точно такую же коробку и подменить ее по дороге в аэропорт, было делом техники.

— Но почему она не взорвалась? — нетерпеливо спросил я.

— Вот-вот, именно на этом строил защиту адвокат Гриба в суде: он уверял, что подполковник хотел всего лишь припугнуть жену и горячо любимую дочку. Вскроют, мол, они коробку, увидят вместо сала взрывчатку, испугаются — и тут же раскаются в своем мерзком поведении по отношению к главе семьи. Я сделал по схеме подполковника штук пять точно таких же самоделок — и все они со страшной силой взрывались. А почему не рвануло в самолете, до сих пор не знаю: то ли из-за связанных со взлетом перегрузок, само по себе вышло из строя одно из хитроумных устройств, то ли это сделал Бог. А коробочка, подобная той, вот она, на полке: учу по ней молодых взрывотехников.

— А спрос на них есть? Без работы они не останутся?

— Без работы? — грустно улыбнулся Алексей Дмитриевич. — Вот уж чего им не грозит, так это остаться без работы. Ежегодный рост взрывотехнических экспертиз довольно ощутимый, а это значит, что российский криминалитет все более активно осваивает этот вид кровавых преступлений. Но, как я уже говорил, улики в огне не горят, и с помощью экспертов-взрывотехников все эти умельцы рано или поздно оказываются на скамье подсудимых.

(Продолжение следует)