Марат Сыртланов, полковник запаса
Сегодня уже многие знают, что за строкой официальной информации подразумевался второй в мире таран на реактивном самолете, который был совершен нашим соотечественником капитаном Валентином Куляпиным, заместителем по политической части, командира передовой эскадрильи 982-го истребительного авиационного полка 34-й Воздушной армии. И надо было видеть, как гордились мы, воины соседнего гарнизона, тем, что служим рядом с таким асом. Гордились и недоумевали еще долго, почему в отличие от автора первого тарана, погибшего в 1973 году, капитана Геннадия Елисеева — Куляпин так и не был награжден Золотой Звездой по представлению Военного совета ВВС Закавказского военного округа от 31 июля 1981 года. Публикация через месяц указа о его награждении орденом Красного Знамени усилила недоумение сведущих в авиации людей.
О последнем обстоятельстве вспомнилось в 1991 году, когда в ряд высоких инстанций обратились слушатели Военной академии им. Ленина. Они требовали восстановить справедливость и присвоить за события десятилетней давности теперь уже звание Героя России начальнику курса педагогического факультета, полковнику Валентину Алексеевичу Куляпину. Как раз тогда, если помните, с легкой руки Горбачева, а потом и Ельцина, раскручивалась кампания по присвоению этого звания по прошествии многих лет даже участникам Великой Отечественной войны, воинам-афганцам.
Так я во второй раз встретился с кумиром своей офицерской юности, решив посодействовать его подчиненным. Правда, насторожило их невольное признание в том, что инициатива их хождения по кабинетам исходила от самого наставника. Но, с другой стороны, ведь никто не лишал бывшего пилота права требовать должной оценки своего ратного труда, согласитесь.
О том, почему Валентин Алексеевич не поднял этот вопрос по горячим следам, я как-то поначалу не задумывался. Как выяснилось вскоре, я напрасно пренебрег железным правилом военных корреспондентов расследовать, прежде чем браться за перо, даже подвиг. Председатель и члены государственной комиссии, которым было поручено разобраться в причинах того чрезвычайного происшествия по горячим следам, до сих пор считают, что долгие годы Куляпин молчал не случайно.
Уже первые результаты журналистского расследования показали, сколь веские причины заставили руководство страны наложить табу на всякие разговоры вокруг гибели экипажа авиалайнера с позывным «TN», который сентиментальные диспетчеры, дабы избежать ошибок в эфире, расшифровывали не иначе как «Tango November» (Танго ноября).
На мои запросы в военный отдел ЦК КПСС и архив Министерства обороны почему-то ответил первый заместитель главнокомандующего ВВС страны генерал-полковник авиации Борсук, категорично отвергший необходимость будоражить общественное мнение и анализировать действия авиаторов «в интересах боевой подготовки летного состава истребительных полков». Пришлось искать единомышленников среди независимых экспертов в лице зарубежных коллег и военных атташе заинтересованных государств, бывших военачальников, расследовавших катастрофу в безоблачном небе Армении. И расчет на простое человеческое участие оправдал себя полностью. Судите сами.
Кто заказывал музыку
Чтобы сполна оценить серьезность исследуемого вопроса, надо, видимо, вспомнить некоторые аспекты международной жизни начала 80-х. Тогда эмбарго США на поставки оружия режиму Аятоллы Хомейни заставило последнего через третьи страны заключить ряд закулисных сделок, дабы восполнить дефицит военной техники и вооружения, амуниции и боеприпасов. Иногда посредниками выступали даже физические лица, как это было и в нашей истории.
Репортерам лондонской газеты «Санди Таймс» хватило нескольких дней, чтобы выйти на Стюарта Мак-Кафферти. Оказывается, 38-летний шотландец, дружелюбный атлет с копной темных волос и роскошной бородой, был нанят для доставки оружия американского производства из Тель-Авива в Тегеран, не зная, что тем самым уже обречен стать одной из жертв аферы сильных мира сего.
Да, именно он разделил скорбную участь экипажа в небе Закавказья. Связи этого неудачника вывели вскоре на его партнера-земляка, пожелавшего остаться неизвестным для читателей туманного Альбиона. Уже зная о скорбной участи Стюарта, он тем не менее полностью оправдал данную ему в определенных кругах кличку «Ковбой», отвечая на вопросы корреспондента в ходе анонимного интервью: «Мы полностью осознавали риск, на который шли. И я жду своих людей из Тель-Авива, чтобы решить, как мы будем действовать дальше, ибо менять своих планов не намерен никто».
Вопреки очевидным фактам, министерство иностранных дел Израиля отвергло тогда какую-либо причастность к делам Ирана. Тот, в свою очередь, тоже открестился от всего, объясняя поднятую шумиху как попытку дискредитировать «великую революцию». Тем не менее сведения, полученные через военный атташат одной из причастных к случившемуся инциденту стран, подтверждают, что да, действительно, указанная сделка имела место и предполагала переброску оружия на 15 млн фунтов стерлингов посредством двенадцати полетов именно из Тель-Авива в Тегеран с промежуточной посадкой в Ларнаке (Кипр). И три партии груза, открыто поименованные как запасные части к танкам, были на момент трагедии в небе Армении, и доставлены, несмотря ни на что, по назначению. Шла ли речь о комплектующих деталях и агрегатах к танкам советского производства — этот вопрос автора в соответствующие инстанции тоже завис в воздухе и позволил поначалу выдвинуть версию о вине советского же пилота Куляпина в неумышленном срыве выгоднейшего для СССР контракта.
Да, интересен вопрос о средстве доставки. В конце июня 1981 года Мак-Кафферти появился в Буэнос-Айресе на аэродроме Эсейса, в офисе небольшой фирмы по прокату самолетов, которая была известна далеко за пределами Аргентины как «не задающая много вопросов». Он зафрахтовал здесь видавший виды «Канадэр» модификации CL-44 (аналог нашего Ил-18) якобы для перевозки фармацевтических товаров. Расплачивался клиент, как вспомнил администратор фирмы, наличными, чем сразу расположил к себе экипаж.
Интересно, что командира воздушного судна, бывшего морского летчика в звании капитана 1 ранга Эктора Кордеро Хаурегиберри лично знал комодоро (генерал) Армандо Элиос Буира, до недавней поры военно-воздушный и военно-морской атташе посольства Аргентины в Москве. По случайному стечению обстоятельств именно он нес службу оперативным дежурным в штабе ВВС Аргентины в ночь с 18 на 19 июля 1981 года, когда пришло известие о гибели друга, после увольнения в запас ставшего в короткий срок состоятельным владельцем обширного ранчо и летавшего исключительно ради острых ощущений. Узнав о версии Куляпина, дипломат в погонах был категоричен: нет, не могли его соотечественники проигнорировать требование летчика-перехватчика о посадке. И армейская привычка Эктора строго следовать приказам тому гарантом, и его национальная педантичность...
Однако не будем забегать вперед. Увы, предыстория воздушного тарана в Закавказье хотя и небезынтересна, но тогда никак не пролила свет на причины, предопределившие трагедию. Ясно стало лишь одно: советской стороной был сбит транспортный самолет, после разгрузки в тот день далеко не случайно оказавшийся в воздушном пространстве Советского Союза. Почему «не случайно»? Да потому, что авиадиспетчеры в Анкаре, когда уже примелькавшийся им борт с позывным «ТN» возвращался в очередной раз из Тегерана и пролетал над северной Турцией, вдруг с изумлением увидели, как контролируемая ими на экране радара отметка резко изменила курс. Изменила курс и в режиме полного радиомолчания упрямо пошла по направлению к границе Советского Союза.
Такой маневр не объяснишь ошибкой в пилотировании или штурманских расчетах. Подобным образом опытные летчики идут на вынужденную посадку к ближайшему аэродрому. Не иначе. И тут, я думаю, пришла пора послушать самого Куляпина, благо он в полном здравии, живет в столице и пусть не часто, но бывает в Центральном музее Вооруженных Сил, где один из стендов занимает его портрет с Указом Президиума Верховного Совета СССР о награждении боевым орденом.
Вот его рассказ, адресованный слушателям военной академии по прошествии десяти лет после случившегося. Следует заметить, что приведенный ниже монолог во многом дублирует первичный отчет пилота в адрес государственной комиссии, уже к исходу злополучного дня по указанию высшего руководства страны приступившей к расследованию обстоятельств скандального инцидента. Тут же сразу отметим, что приводимая версия случившегося в корне отличается от признательных показаний Куляпина по завершению проверки.
В.Куляпин: «Су-15 мне жаль до сих пор!»
— 18 июля 1981 года я нес боевое дежурство в составе пары усиления. Вылет по тревоге командира звена и его ведомого поначалу воспринял как учебную вводную. Однако вскоре, еще на земле, по переговорам в эфире понял, что в воздухе мои сослуживцы ведут перехват реальной цели. Поэтому когда подошел мой черед, очень волновался.
Поначалу, после взлета с аэродрома под селением Марнеули (Грузия) был уверен, что меня в любом случае подстрахуют другие истребители или расчеты зенитно-ракетных комплексов. Однако с набором высоты понял: близость государственной границы и явная нерешительность офицеров боевого управления не дают мне права на ошибку.
Повод для волнений был серьезный. Первая пара истребителей на форсаже, исчерпав лимит времени полета по топливу, сорвала выполнение задания и возвращалась обратно ни с чем. Вот почему сразу после старта я решился без команды включить радиоэлектронный прицел и вывести двигатели на экономичный режим. Моя предусмотрительность, как выяснилось вскоре, была не напрасной.
Транспортный самолет я обнаружил визуально в самый последний момент, когда он едва не оказался внизу и сзади. На скорости, близкой к минимально допустимой для «сухого» (скорость сваливания), я занял позицию в задней полусфере нарушителя. И вновь вынужден был нарушить инструкции, выполняя приказ земли о принуждении к посадке. Так, на свой страх и риск я проигнорировал рекомендации командного пункта о подаче эволюциями (покачиваниями) крыльев, обязательных в таких случаях сигналов о возможных опасных для незваных гостей последствиях, их противоправных действий и неподчинения в воздушном пространстве Советского Союза. Ведь для этого следовало занять эшелон впереди противника и самому стать на время доступной мишенью. Не сумел я, к стыду своему, по требованию командного пункта и определить по имевшейся на хвостовом оперении символике государственную принадлежность нарушителя.
Впрочем, на размышления времени не оставалось. Мои доклады о попытке нарушителя прорваться к границе вынудили командный пункт решиться на приказ об уничтожении цели. Только тараном я мог выполнить боевой приказ, так как времени на увеличение дистанции до расстояния безопасного пуска ракет «воздух-воздух» не оставалось. Вот когда пригодились расчеты, теоретические занятия по разбору первого воздушного тарана на реактивном самолете, завершившегося, напомню, гибелью исполнителя. Ставя целью не только выполнить боевую задачу, но и самому остаться в живых, мы, молодые летчики, рассматривали немало способов применения «оружия смелых». И один из них пригодился.
Первый удар — фюзеляжем о крыло, сорвался. Зато вторично я шел на сближение уверенно. Удар фюзеляжем и килем по стабилизатору снизу на догонном курсе не мог не прервать преступный полет. В тот же миг, как и замышлял, катапультировался. Теперь жалею: истребитель, наверное, можно было спасти.
Да, вот еще что. При раскрытии парашюта из-за динамического удара потерял левый ботинок — забыл зашнуровать перед взлетом. Так и приземлился босиком! Только погасил шелковый купол, автоматически глянул на часы: 15.20, время московское.
«За родную Армению!..»
Куляпин еще не разложил вещи в палате окружного госпиталя, куда был доставлен для обязательного в таких случаях углубленного медицинского освидетельствования, когда к нему за разъяснением некоторых обстоятельств памятного полета обратились следователи военной прокуратуры и офицеры контрразведки из Особого отдела КГБ СССР. По предварительным данным служителей Фемиды и контрразведчиков выходило, что не на госпитальной койке, а на нарах самое время отбывать срок Валентину. И вот почему.
Оперативным дежурным тбилисского командного пункта, контролировавшего воздушное пространство всего Закавказья, в течение суток, когда разворачивались описываемые здесь события, был подполковник Ашот Багдасарян.
— Стоило только мне убедиться, что цель держит курс на родной Ереван, где живет моя мама, как всякие сомнения были отброшены, — скажет седовласый офицер корреспонденту.
Но это будет много позже, когда уголовное дело в отношении него будет прекращено в угоду престижа Отечества. В первые же минуты после тарана он вел себя иначе. Испугавшись ответственности за отданный приказ на уничтожение самолета-нарушителя, Багдасарян малодушно стер на командном пункте магнитофонную запись переговоров с летчиком. По всему выходило теперь, что Куляпин самовольно «завалил» цель.
К счастью для последнего, радиообмен и средства объективного контроля тогда зафиксировали на пункте наведения ПВО страны, что спасло страну от позора, а пилота — от ареста.
Жаль только, что этим и ограничились инспектирующие, разбирая просчеты в организации взаимодействия специалистов командных пунктов и летчиков. Того же автора первого тарана в небе Закавказья Геннадия Елисеева в 1973 году начальник командного пункта принудил к тарану легкомоторного спортивного самолетика после промаха ракетой, забыв, что на борту перехватчика имеется... полностью снаряженная и готовая к стрельбе скорострельная авиационная пушка калибра 23 мм! Может, разберись тогда должностные лица по совести, не выдай свои устремления к личностному покою за заботу о мнимой чести флага, и не было бы этой истории с аргентинским экипажем. И пассажиры южнокорейского «Боинга» остались бы живы, и чудо–юдо Руст не приземлился бы на Красной площади... А сам истребитель «СУ-15», за изящество линий еще в конструкторском бюро нареченный «голубком», не обрел бы нового имиджа в мире как «Убийца Боингов».
Если б снова начать...
Надо отдать должное специалистам Государственной комиссии, которую возглавил главный штурман ВВС генерал-лейтенант авиации Шабунин, известный среди коллег не только высоким профессионализмом, но и принципиальностью, гражданским мужеством. Имея распоряжение докладывать о результатах расследования непосредственно в Центральный комитет КПСС, минуя Минобороны, они впервые получили право защищать не только ведомственные, но и государственные интересы, дать правдивый ответ на вопрос: можно ли было избежать крайней меры в пресечении полета нарушителя?
Действительно, получалось несерьезно: в космический век, при наличии самых совершенных видов вооружения и боевой техники, имея высококвалифицированные кадры, лишь мы, раз за разом тешим мир таранами, даже не пытаясь найти эффективные меры, которые вынудили бы залетных гостей подчиниться и приземлиться по воле хозяев на своей территории. Первые же расчеты показали, что при рациональном распределении имеющихся в Закавказском военном округе сил и средств противовоздушной обороны рисковать ни жизнью летчика, ни дорогостоящим авиационным комплексом не пришлось бы даже в более сложной ситуации.
Судите сами. С момента обнаружения до совершения тарана Куляпин сопровождал цель около 13 минут, находясь в зоне действенных пусков зенитно-ракетных установок. Более того, в решающий момент на рубеж атаки вышли
истребители с аэродрома гарнизона Кюрдамир (Азербайджан), ведомые командиром звена Асфаром Чухо. Лишь в интересах безопасности им был дан «отбой» на удар, хотя сделай Валентин, к примеру, тот же энергичный переворот, он мог бы в считанные секунды освободить зону для боевого применения сил наращивания.
Следующее открытие просто ошеломило и столичный генералитет, и местное начальство. Оказалось, еще по пути в Тегеран, вечером 17 июля, огибая с севера фланг ирано-иракского фронта и вершину горы Большой Арарат, аргентинский CL-44 уже нарушал границу СССР в результате вольного самолетовождения. Однако заместитель командующего ВВС Закавказского военного округа полковник Гречко не только не принял вместе с оперативным дежурным командного пункта никаких мер, но и рекомендовал последнему вообще не фиксировать вторжение. И тогда становится понятным поведение Багдасаряна, вспылившего по причине нерешительности старшего начальника, когда вторично за его дежурство столь бесцеремонно чужой самолет вошел не просто в зону его ответственности, а в небо родной Армении.
Итак, Багдасарян поднимает дежурную пару истребителей. Куляпин был не совсем, мягко говоря, точен, повествуя о якобы «холостых» вылетах сослуживцев. Они сумели грамотно вытеснить нарушителя из воздушного пространства СССР. Тот же поступает вопреки всякой логике: строит над границей идеальный маневр для захода на посадку (так называемую «коробочку») и... вновь берет курс на ереванский аэродром.
Как в данном случае воспринимать доклады Куляпина о стремлении аргентинского экипажа сбежать за границу, если они опровергаются и данными объективного контроля ПВО, и местными жителями, наблюдавшими бой с земли, и, наконец, здравым смыслом? Вопрос далеко не праздный, если учесть, что именно на основе этих докладов аса-политрука оперативный дежурный принимал решение на уничтожение цели. На этой основе делали выводы и госкомиссия, и автор.
Знаете, я очень хотел бы занять сторону Куляпина, если бы не одно «но». Это сегодня о своих нарушениях летных законов и правил в том неравном для латиноамериканцев бою он говорит с бравадой. А ведь любое из них, будь нарушитель боевым самолетом, привело бы к поражению в бою. В июле же 81-го Валентин неделю опротестовывал показания «черного ящика», объективно фиксирующего не то что маневры, но даже дрожание руки пилота. А сознался тому же Шабунину лишь тогда, когда тот пообещал снисхождение и, положив по-отечески руку на его плечо, напрямую спросил: героем, мол, хотел стать? «Ага» — только и кивнул в ответ Валентин и горько заплакал. Те слезы легли в основу отчета о работе государственной комиссии.
Правда оказалась такой, что заставила наших вождей, дабы сохранить имидж на международной арене, спешно слагать миф о подвиге авиационного замполита, попутно дав Министру обороны и командующему Военно-воздушными силами недвусмысленный совет немедленно и безвозвратно отлучить от летной работы вместе с несостоявшимся героем всех его непосредственных и прямых начальников. Эту версию косвенно подтверждает и упорное нежелание властей пересмотреть наградной лист Куляпина даже по истечении многих лет, когда дефицит подвигов особо ощутим и национальными героями порой становятся без всяких представлений даже лица, еще вчера находящиеся по другую сторону баррикад.
Побывавшие на месте катастрофы специалисты вместе с послом Аргентины и работниками союзного МИДа убедились в полном отсутствии на борту CL-44 какого-либо оружия и разведоборудования. Сотрудники милиции Аршаков и Есаян, опросившие накануне земляков и сами наблюдавшие за развитием событии в небе, рассказали о финале неравной схватки. Обреченный пилотом Су-15 свечкой вошел в болото у подножия горы, а транспортный самолет, до этого упорно выдерживавший курс на север, после беспорядочного падения хвостом вниз разбился на склоне хребта.
Интересный момент: при падении иностранная машина не взорвалась, что было бы характерно для подобных случаев. К сожалению, запрос о ее заправке топливом в Тегеране остался без ответа. Не удалось получить данных и о том, имели ли фрагменты транспортного самолета пулевые или осколочные пробоины.
В средствах массовой информации Ирака в те дни не раз упоминалось об обстрелах над районами боевых действий с Ираном самолетов противника. Не попал ли 18 июля 1981 года в переплет и экипаж седовласого Эктора? Впрочем, и без того, учитывая устаревшую конструкцию CL-44, ограниченные возможности обнищавшей фирмы по техническому обслуживанию самолетного парка, постоянные неполадки в системах связи и навигации, отсутствие в составе экипажа штурмана, легко понять нелогичность действий нарушителей, явно искавших подходящий аэродром для экстренной посадки.
Тогда, в 81-м, страны третьего мира еще жили иллюзиями о Советском Союзе как о счастливой стране добра и справедливости. И я сам, дважды горевший в подбитом вертолете сначала на афганской, затем на чеченской войне, отчасти представляю, что испытал экипаж в последние минуты жизни. Самым чудовищным образом его лишили единственной надежды если не на русское гостеприимство, то хотя бы на элементарное в таких случаях человеческое участие...
Почему отменили дуэли?
...И последнее. В ходе моей работы над этим материалом все эти годы многие советовали мне изменить фамилию героя очерка. Доводы приводились разные. Мол, за давностью лет имена в истории уже почившего в базе государства все равно никому из обывателей не интересны, а у мужика — семья, дети. И что содержание моей фонотеки, официальные ответы на редакционные запросы никто и без того не пытается подвергать сомнению. В конце концов, напоминал мне чекист-пенсионер, следует учитывать то обстоятельство, что Армения нам близка по духу и ее первым союзником во всех делах была и является великая Россия.
Признаться, я почти уже было согласился с теми доброхотами, готов был развить другую версию и вслед за Куляпиным поступиться служебным долгом, боевыми традициями российского офицерского братства, правдой, наконец. Но вдруг...
Но вдруг узнал, что в 2002 году в Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации вновь рассматривалось ходатайство о присвоении Валентину Куляпину звания национального героя. Ряду СМИ он дал бравурные интервью, лукаво обвиняя в своих неудачах бюрократов в погонах и диктаторский режим. Что с памятью человека сталось? Да, все проходит. Но ведь не все забывается, правда? Даже если прошли годы, канули в историю целые государства и мы сами прожили почти всю жизнь, осталось чуть-чуть...
А тут еще подоспело письмо от сына одного из членов погибшего экипажа. Может и не стоило вспоминать здесь о нем, однако расскажу, коли начал. В весточке из-за океана не спрашивали об обстоятельствах гибели, последних минутах жизни близкого человека. Вопрос был куда строже и человечнее: сын хотел знать, не посрамил ли его отец честь семьи в последнем полете, не стыдно ли будет ему, продолжателю рода, носить фамилию человека, погибшего при весьма странных обстоятельствах, на чужой земле.
И я с легким сердцем ответствовал парню с улицы Авельянада № 746 далеко не богатой аргентинской провинции Флорида, что нет, не посрамил. Второй пилот Эрмете Матео Сантьяго Боассо до конца боролся со злым роком, пытаясь вывести машину из штопора. В последние минуты жизни он не оставил своего командира и пассажира, сопровождавшего груз, наедине с бедой, пренебрег во имя летного и просто человеческого братства, парашютом. Да, он погиб. Но оставил своим детям доброе имя.
Если в далекой Аргентине, которая ассоциируется у нас разве что с ламбадой и Марадоной, молодежь столь свято чтит и стремится следовать принципам порядочности, которые близки и понятны каждому из нас, то, по всему выходит, надо вести речь об общечеловеческих ценностях и традициях, завершая этот разговор.
Давайте и мы, россияне, будем помнить об ответственности за полученную от предков фамилию. Трудное время переживает Отечество. И для многих доброе имя — последнее, что они могут оставить в наследство потомкам, кроме долгов.
1981-2006 гг.
Тбилиси-Москва.
На снимке: схема тарана аргентинского самолета.