Кругом заборы. В Нижнем Новгороде они теперь причудливо структурируют центр города. И не только центр. Преграждают привычные пешеходные тропы. Превращают в тупики проезжие улицы. Прикрывают ремонтирующиеся фасады, сгоревшие дома, провалы и ямы на дорогах. Непритязательный забор стоит даже в Нижегородском кремле. Там он уже который год огораживает строящийся дом правительства. Другой забор – длинный, во всю набережную – около пяти лет закрывает с берега панораму Волги, знаменитую Стрелку с собором Александра Невского.
В свое время заборы в Нижнем Новгороде возмутили еще Николая Первого. Вместе с Бенкендорфом в 1834 году он совершил поездку по внутренним губерниям. По рассказам краеведа Дмитрия Смирнова, самодержец был неприятно поражен, что с красивейшего откоса Нижний Новгород открывается заборами и нечистотами вокруг них. «Ваши дома на меня задом смотрят!» – возмутился император. Мол, природа постаралась украсить город, а вот люди – его испортить. И распорядился все посносить и построить все дома фасадами вперед. Приказ Николая выполнили, заборы убрали, высокую волжскую набережную украсили особняками. Правда, не удержались и сам откос обнесли-таки чугунной решеткой.
Мое детство пришлось на 70-е годы прошлого века. Лазанье по заборам было нашим любимым занятием. Тогда в Горьком они были в избытке (пусть и далеком от сегодняшнего изобилия) – заковыристые, неровные, с занозами и гвоздями. Однажды, сидя на одном из них на улице Горького, моя подружка размечталась: «К 2000 году здесь ни одного забора не останется». Мне в мои десять было сложно представить, что я вообще стану такой взрослой, что доживу до 2000-го. Но еще сложнее было представить нашу улицу – и без единого забора. «Не-е, быть такого не может», – ответила я. И мы заключили пари. На шоколадку. «Если шоколадки тогда еще будут», – добавила подружка. (В пору ограниченного доступа населения к деликатесам представить жизнь без шоколадок в отличие от заборов было проще.) В 2000-м она мне принесла плитку «Бабаевского». Это был ностальгический вечер. Ну, а улица Горького так и продолжала обзаводиться новыми заборами.
И не только улица. Распространение заборов в России носит системный характер и не зависит от размеров и статуса административного образования. Испокон веков в русской деревне на улицу смотрели окна, кокетливо притушенные оградами заросшими цветами палисадников. В современных коттеджных поселках особняки прячутся подальше за высокими, чаще глухими заборами. Да что дома – теперь огораживают и леса с грибами да ягодами, и пляжи рядом с озерами и реками (что незаконно). Даже пустые земли. Гектары заброшенных сельскохозяйственных угодий, скупленных, видимо, для перепродажи. Эти странные заборы вдоль автотрасс вызывают ощущение абсурда и пустоты. Зачем перегораживать то, где никто не ходит и ходить не собирается?
Но что делать – присуща нам этакая глубинная потребность строить заборы. В советские годы еще и существовал железный занавес, этакий символический и непреодолимый один на всех забор. Зато, когда занавес пал в результате износа и ветхости, народ принялся еще активнее отгораживаться уже каждый сам за себя. Кто не имел возможности возводить заборы, ставил железные двери. В квартиры. В подъезды. В тамбуры. Куда бы еще? Затем менять их на более надежные, стальные. Процесс бесконечен.
С точки зрения психологии люди навязчиво отгораживаются от мира внешними барьерами, если их собственные, личностные границы слабы. Если они не чувствуют себя внутренне защищенными. Если другой может легко, ничтоже сумняшеся влезть в их личную жизнь – непрошенными советами, некорректными вопросами, критикой. Если они не способны дать должный отпор на подобные поползновения. Если им вообще трудно говорить «нет». Тем более если «нет» – социально не одобряемое слово. В общем, если они живут в среде, где права и границы личности не особенно ценятся. Где в очередях дышат друг другу в затылок, в автобусах и метро набиваются слишком тесно. Именно тогда возникает естественная потребность отделяться друг от друга техническими средствами.
У нас заборами теперь обносят и церкви. И уже много лет – захоронения на кладбищах, так что к могилам близких приходится идти по сложному лабиринту из металлических решеток. При том что кладбище, конечно, само обнесено отдельным забором.
Заборы у нас еще и воруют. Пару лет назад со старого заброшенного кладбища в Нижнем Новгороде украли всю его ограду – старую узорчатую чугунную решетку. Неизвестные с помощью автогена среди белого дня сняли триста метров тяжелого ограждения под три метра высотой и увезли. Забора хватились районные власти, поисками пропажи и злоумышленников занялась милиция. Похитителей не нашли. Внушительная ограда тоже затерялась, как иголка в сене. Видимо, красивая решетка с вензелями приглянулась кому-то влиятельному и вместо кладбища огораживает теперь его территорию. Сегодня ведь солидный забор – признак престижа.
Может быть, ограды – это и наш ответ российским бескрайним просторам. Попытка обозначить свое интимное пространство среди широких лесов, полей и рек. И даже самый горький пьяница у нас – подзаборный. И непотребные слова пишутся на них, родимых. Такой национальный символ. Объект почти сакральный. Способный размножаться и воспроизводиться. Разделяющий не только географические пространства, но и встраивающийся в законы, указы и нормативы. За высоким забором с колючей проволокой делается государственная и не всегда государственная политика. Ограды вклиниваются во все: в кадровую политику, образовательные программы, правила эксплуатации…
В «Даме с собачкой» у Чехова Анна Сергеевна жила в губернском городе С. Когда Гуров приехал туда в первый раз, он шел к ее дому вдоль забора. Тот был «серый, длинный, с гвоздями». «От такого забора не убежишь», – подумал Гуров. Убежать и не довелось. Так они и жили долго и… у забора. «И казалось, что еще немного – и решение будет найдено, и тогда начнется новая, прекрасная жизнь; и обоим было ясно, что до конца еще далеко-далеко и что самое сложное и трудное только еще начинается».
Нижний Новгород