Сам театр к тому времени существовал уже почти сорок лет и был известен на весь мир – прежде всего, бессмертным «Необыкновенным концертом». Но театру стало тесно в уютном здании на площади Маяковского. Ведь Образцов создавал игровую империю – со зверинцем и аквариумом, с музеем кукол и всяческих диковин, с певчими птицами в экзотическом саду.
Театр на Садовой-Самотечной вышел на славу. Одни часы чего стоят – с Золотым Петушком, со сказочными животными, которые выходят из домиков каждый час – как только пропоёт петух. И в наши дни каждый час возле этих часов собирается восторженная толпа… Пока возводили театр – Сергей Владимирович был самым молодым, самым энергичным строителем. Молодому человеку было всего лишь под семьдесят. Каждый угол театра был его сочинением. Первый спектакль в новом здании образцовцы подарили строителям театра. 20 апреля 1970 года они играли «для каменщиков, штукатуров, плотников, слесарей, электриков, радистов, прорабов, инженеров, начальников цехов, архитекторов», которые аплодировали и гордились. Гордились тем, что причастны к чуду.
А на торжественном вечере, в присутствии вождей советского государства – людей серьёзных, даже хмурых, но привыкших улыбаться кукольным миниатюрам Образцова – волшебник взахлёб шутил: «Надо же, как вышло, товарищи! Просто чудеса! Обещали нам новый театр к пятидесятилетию Октября – в 1967-м году. А открываем в 1970-м. И, тем не менее, говорят, что построили его раньше срока и с перевыполнением плана!».
В середине девяностых годов, через несколько лет после смерти Сергея Владимировича, телевидение неожиданно показало давнюю встречу в Останкине. Образцов рассказывал о театре, о своей жизни и отвечал на вопросы из зала, разворачивая записки. К счастью, тем утром я оказался у телеэкрана. Тогдашняя пропаганда уверяла: всё, что было до 1991-го, а тем паче – до 1985 года – это тоталитаризм. И вот мы увидели Образцова, который в брежневские годы, на лапинском телевидении рассуждал как свободная личность – ершистый спорщик, любознательный, весёлый, импровизирующий. По сравнению с «тоталитарным» Образцовым все персоны либерального телевидения показались штампованными роботами первого поколения с коротенькими мыслями и прилежно заученным карманным словариком.
Сегодня у нас много известных, прославленных телевидением, деятелей, они любят присоединяться к разным партиям, толкаться на фуршетах и играть в телевизионные викторины. Среди них немало снобов, попадаются нигилисты. Некоторые напоминают конферансье Апломбова из «Необыкновенного концерта». Имеются диссиденты и богомольцы, патентованные западники и почвенники. Всякого добра хватает. И всех объединяет одно: они играют в третьей лиге. Образцов всегда играл в высшей. И, когда такой крупный художник, как Сергей Образцов, становится общественным деятелем, он остаётся свободным человеком и не пополняет ряды «жадною толпой стоящих у трона».
Когда-то Джульетта Мазина на вопрос «Что вам понравилось в Советском Союзе?» ответила одним словом: «Образцов!».
Сергей Владимирович Образцов – один из символов русского советского ХХ века. Мечтатель, созидатель. Неутомимый, азартный талант, верящий в Просвещение. Нам все уши прожужжали об «американской мечте». Но есть, была и будет и «русская советская мечта». И в России можно пройти блистательный путь от мечты ко всенародному признанию, к заслуженным лаврам. Образцов – талант реализовавшийся. Торжествующий. Из всех деятелей театрального искусства именно он первым получил звезду Героя Социалистического труда. Та лёгкость, с которой Образцов жонглировал своими куклами, птицами, садами лишний раз показывает нам, какой заслуженной была его высокая награда – золотая звезда. Именно труд, и труд геройский стоял за этой лёгкостью. Сергей Владимирович ценил награду своего Отечества, гордился ею. Но не меньше он ценил и орден Улыбки, которым кукольника наградили болгарские зрители, болгарские дети. В образцовской иерархии хватало места и для всех орденов, без снобизма и скепсиса. Ведь, когда тебя награждают – это, прежде всего, интересно и удивительно. Это тоже игра. Вот как принял Образцов известие о присуждении ему звания Героя:
«В передней звонит телефон. Наливаю рюмку и снимаю трубку. Жена. Не меньше меня и удивлена, и рада. Чокнулся с трубкой, и только успели налить вторую рюмку, снова трещит телефон. Сын. Опять чокнулся с трубкой. Звонок в дверь. Дочь пришла. Просто так пришла. Проведать. Я ей говорю, она не верит. Телефон. «Возьми трубку». Взяла и хохочет, говорит: «Давай и мне рюмку».
Звонок за звонком, звонок за звонком… И родственники, и знакомые, и совсем незнакомые. Пить некогда. И вот что удивительно, даже невероятно. Ведь ещё ни один актёр, ни один режиссёр ни драмы, ни оперы, ни балета Героя не получал. Кукольник получил первым. Чудо. Просто чудо.
На следующее утро брился. Смотрел в зеркало. Лицо как лицо. Ну ничего в нём нет героического. Золотая звезда! Подумать только!».
Звезда принимается с радостью, с почти детской непосредственностью. И по всему видно, насколько заслуженная эта награда. Награда человеку, всю жизнь проповедовавшему добро. И делавшему это результативно. Делами, спектаклями, книгами остался он в истории – а не благими пожеланиями.
Был народным артистом СССР. Смысл этого звания стёрся за частотой употребления – «народный артист». А ведь это не просто строчка в табели о рангах, в этом понятии – система ценностей, этика, которую мы опрометчиво потеряли. В Англии популярным актёрам дают рыцарский титул. Там в цене древние монархические традиции, элитарная близость к трону. А у нас оценка художника была неотделима о того, что он нёс народу, как просвещал.
Преподаватель, пренебрегающий «популяризаторством», нечасто добивается педагогического эффекта. Образцов был неугомонным популяризатором всего, что казалось ему интересным – кукольного театра, своих гуманистических идей, любви к животным, китайского театрального искусства, трудолюбия… Он сознательно превратил себя в живой заразительный пример – надо думать, иначе он себя в публичной профессии и не мыслил. Умение сосредоточить все силы, все эмоции на «слабом фланге условного противника» – то есть, на позиции, которая неясна вашим ученикам – часто оказывается решающим в преподавательской стратегии, разумеется, не исчерпывая её до конца. Здесь необходим артистический навык, чувство ответственности, как перед премьерой. Многим запомнился телевизионный образ Сергея Владимировича. Запомнился именно как учитель жизни: Образцов никогда не стеснялся поучительной интонации, несмотря на её очевидную непопулярность. И умел преодолеть первоначальную сопротивляемость публики к «кучным нравоучениям» потому что для достижения педагогического результата использовал весь свой актёрский талант, все режиссёрские навыки. И я убеждён, что очень многие из юных телезрителей Сергея Владимировича стали добрее и мудрее из-за его передач; сломали свои рогатки, научились жалеть и любить животных, охранять гармонию, беречь природу. Научились отличать пошлость от искусства, научились любить. Говорил Образцов и о семье, о жребии супруга и сына, брата и отца. Говорил по-учительски и по-актёрски. Эмоционально, весело, а иногда – и со слезой. Всё попадало в цель, становилось для нас незабываемым уроком.
Есть божественная красота в рационализме человека, умеющего хорошо учиться и работать. В его достижениях, в его вдохновенной самоотдаче. Образцов поднял образ талантливого профессионала на уровень национального героя. Никто не посмел бы подумать о русских людях как о лентяях и пьяницах, когда перед глазами стоял пример Образцова. И это культурообразующий образ дельного русского человека, о котором, к сожалению, забывают и хулители (по-пушкински – клеветники) России, и некоторые её патриоты, готовые возвести в перл свои личные слабости, считая их национальной самобытностью. Талантливый русский человек дисциплинирован, честен и предан своим принципам.
Немало Образцов думал об этапах взросления юного зрителя. Вот он пишет о спектакле «Кот в сапогах»: «Показываем мы его младшим школьникам. Тем, кому шесть, семь, восемь лет. А на билетах у нас, на всех билетах напечатано: «Дети до пяти лет на спектакли не допускаются». Это я так придумал. Я за это отвечаю, несмотря на негодование многих мам, уверяющих меня, что им, мамам, лучше знать, что полезно их детям, а что нет. Ошибаются мамы. Мне лучше знать». И расчёт Образцова был выверенным: он рассказывает, как испугало трёхлетнюю девочку появление в кукольном спектакле людоеда (его играл актёр в маске). Девочка закричала: «Мама, выключи!». «Что будет вечером, когда эта несчастная мама станет укладывать дочку спать? Я знаю, что будет. «Мама, посиди около меня, мне страшно».
Непростое и ответственное дело − готовить спектакли для детей. Чувство ответственности укреплялось ещё и потому, что Сергей Владимирович постоянно знал, что люди ждут от него самых разнообразных уроков. Вот краткий обзор писем, которые получал наш кукольник: «Я прошу маму, чтобы она подарила мне собаку, а она не хочет. Напишите ей, пожалуйста, она Вас послушает», «Ребята говорят, что счастье − это благополучие, а я говорю, что счастье – это борьба. Напишите, кто прав», «Что мне делать? Муж моей дочери пьёт и ругается матом при ребёнке, а я уйти не могу. Не могу жить без внука», «Папа подарил мне рыбок гуппи. Напишите, чем их кормить и как часто надо менять воду?». Даже в тех письмах, авторы которых явно напрашиваются на комплимент, не спрятать чистейшего доверия, которое испытывали к Образцову взрослые и дети. И письма он читал внимательно.
С одного из таких писем, в котором была исповедь девочки, чья мама жестоко обошлась с кошкой, заварился фильм «Кому он нужен, этот Васька?». Название тоже пришло из того письма: так воскликнула девочкина мама, отрубив голову котёнку. Очень важно и то, что вместе с примерами чудовищной жестокости по отношению к животным, которая развивается в жестокость к людям, Сергей Владимирович показывал и человеческую доброту. В противном случае урок оказался бы демагогическим. На каждое зло найдётся добро - и не утопическое, не идеальное, а земное, узнаваемое, существующее рядом с нами. Хотя вот такое: «Нашла женщина в лесу в канаве маленького лосёнка, выкормила – и стал он большой лосихой, Ласочкой».
Да, в современном искусстве, в его тенденциях, Образцова устраивало далеко не всё. Он не хотел быть конъюнктурно современным, как многие молодящиеся ветераны сцены. «Мода во всяком искусстве, не только театральном – всегда плохо. Всегда штамп. А что в искусстве может быть опаснее штампа? Это ведь злокачественная опухоль. Рак. Надо удалять». И он не боялся признаться в том, что не выносит эстетизации насилия. Не принимает игры, презирающей человеческую жизнь. Вот молодой индиец прыгает вниз головой с кирпичной стены и попадает в яму с водой. В случае промаха – смерть. Публика приходит посмотреть на эти прыжки. Образцов не скрывает: «Я не осуждаю этого парня. Жить-то надо. Ну, а те, кто платит ему за это, считают себя благодетелями. Дали заработать бедному человеку, а по существу – они просто сволочи. Им интересно, промахнётся он или нет». Сколько злободневных ассоциаций рождается у нас после этого сюжета. Сейчас во всём мире говорят о политкорректности, о самоцензуре художника, об информационной безопасности. Образцов разглядел мировую проблему в нехитрой провинциальной потехе. В этом, по выражению Образцова, преступном зрительском наслаждении. Он предчувствовал зарождение конъюнктуры и предупреждал о её опасности со страстью художника и общественного деятеля.
Зимой 1992 года журналист спросил Сергея Владимировича: "Вы пережили много тяжких эпох, революцию, войну, перестройку… Какая из них самая трудная?». Девяностолетний мастер ответил одним вздохом: «Сейчас». Это было последнее интервью в его жизни. 8 мая 1992 года Сергея Владимировича Образцова не стало. А недавно директор Фонда имени С. В. Образцова, Борис Голдовский, признался: «По каким-то причинам и обстоятельствам на его похороны не пришёл никто из заметных официальных чиновников или государственных деятелей. Ни одна газета не напечатала некролог».
Если уж разрушать – то до основания. И в начале девяностых мы разрушали всё и вся – созидателей в первую очередь. Как стыдно сейчас вспоминать те времена, когда великие труженики умирали с тревогой за судьбу своих творений. А ведь это был настоящий национальный герой, настоящий созидатель!.. Впрочем, и в мае 2001, когда накануне своего 85-летия от нас ушёл другой национальный герой – «настоящий человек» Алексей Петрович Маресьев, первые лица государства не удостоили его память посещением скромных солдатских похорон… Видно, не заслужил Алексей Маресьев того, чтобы глава государства склонился над его гробом. А ведь ни второго Образцова, ни второго Маресьева у нас нет.
Писать о нём нелегко. Сам Образцов был читателем своенравным, не признающий прописных истин без проверки на сопротивление материала; он отчаянно спорил с Гончаровым и Айвазовским, Есениным и Горьким. Сам он, как известно, лучше других рассказал «о времени и о себе» в спектаклях, кинофильмах, книгах… В какой «тайной свободе» нужно было воспитать себя, чтобы в семидесятые годы целыми кинофильмами оспаривать горьковское «Жалость унижает»! Ведь в те времена постулаты Горького (в том числе и вышеозначенный, о жалости) не принято было подвергать сомнению. Сам Образцов был активным критиком-рецензентом, всю жизнь одержимо коллекционировавшим не только рыбок и кукол, но и впечатления от книг, спектаклей, живописных полотен. В своих откликах на книги, спектакли, на людей, был свободен от предрассудков и стереотипов. Был искренен.
Любой пишущий человек, открывая книгу Образцова, тут же начинает завидовать. Завидовать автору, который, при всех своих должностях, исхитрялся писать без посторонней помощи! О путешествии в Лондон, о куклах, о китайском театре, о похоронах Ленина, о молодом городе Тольятти… Всё-то его интересовало. Вот бы писать как Образцов! Вот бы мечтать как Образцов! Петь под гитару, ввязываться в серьёзные споры, играть в куклы… Вот бы стать волшебником.
Арсений Замостьянов.