Официальные власти заявляют о том, что сегодня якобы создан прочный фундамент для российско-американского партнерства. Однако заведующий кафедрой мировой политики Высшей школы экономики профессор Сергей Кортунов считает, что никаких серьезных положительных политических отношений между Россией и США в настоящий момент нет. Напротив, положение сейчас гораздо хуже и тревожнее, чем оно было во времена советско-американских отношений.

В последние годы, замечает Сергей Кортунов, Россия все реже упоминается в ежегодных посланиях президента США Конгрессу, что означает, как минимум, рост настороженности администрации США в отношении нашей страны. Американские политики и высокопоставленные чиновники все чаще выражают «недоумение» по поводу как внутренней, так и внешней политики России, что на дипломатическом языке представляет собой весьма сильное выражение недовольства. В феврале этого года на ежегодных слушаниях по проблемам безопасности Россия официально объявлена источником внешней угрозы для США — наряду с Китаем, Ираном и Ираком (!) и даже Аль-Каидой (!!!).

Включение в «российскую повестку дня» сначала главным консультантом министра обороны США Р.Перлом, а затем и весьма уважаемыми и влиятельными конгрессменами (в том числе кандидатом в президенты США от республиканцев Дж.Маккейном) вопроса об исключении России из «восьмерки»; явное обострение российско-американского геополитического соперничества на постсоветском пространстве (особенно в Закавказье и на Украине); жесткая оценка Вашингтоном хода и результатов декабрьских парламентских выборов; наконец, многозначительное исчезновение из официальной переписки Москвы и Вашингтона термина «стратегическое партнерство», — вот далеко не полный перечень продолжающегося в США не первый год пересмотра не в лучшую сторону отношения к современной России.

- Это печально, потому что (хотим мы этого или нет), но наши отношения с США — ключевая проблема российской внешней политики. Практика показала: при решении любого мало-мальски серьезного вопроса с какой-либо страной или группой стран, будь то Китай, Евросоюз или государства постсоветского пространства, мы неизбежно сталкиваемся с необходимостью его урегулирования в контексте двусторонних российско-американских отношений…

- Более того, если мы претендуем на то, что мы держава с глобальными интересами и хотим участвовать в формировании нового мирового порядка, то партнерство с Соединенными Штатами является абсолютно необходимым. Только в сотрудничестве с США мы сможем делать это.

- Почему отношения не улучшаются?

- После распада СССР широкое хождение получил тезис об улучшении российско-американских отношений. Этот тезис, надо признать сейчас, был абсолютно ложным. Российско-американские отношения просто не сложились. То, что ими называлось с начала 1990-х гг. и позже, было всего лишь остатками, рудиментами советско-американских отношений, которые были неулучшаемы в принципе. Их надо было просто «сдать в архив» и создать новаторскую концепцию двусторонних отношений, которая базировалась бы на новых философских и мировоззренческих основах. Этого, к сожалению, сделано не было.

- Вы считаете, что даже советско-американские отношения были лучше нынешних российско-американских. Почему?

- В годы «холодной войны» был постоянно действующий диалог по вопросам стратегической стабильности в виде сразу нескольких переговорных форумов по разоружению: по ядерному разоружению, по нераспространению, по обычным вооруженным силам и так далее. Существовал диалог между военными экспертами, учеными, общественностью СССР и США. Ничего подобного сегодня мы не имеем.

Нет серьезных торгово-экономических связей, если сравнивать их, например, со связями между Америкой и Китаем. Более 10 лет тому назад «почила в бозе» комиссия Черномырдин-Гор, которая при всей критике ее деятельности по обе стороны океана функционировала достаточно эффективно на протяжении нескольких лет.

Прекратил работу Гарвардский инвестиционный форум, российско-американский, который собирался каждый год. Последний раз он прошел в 2003 году и с тех пор не собирался. Как ни печально, но это еще одно убедительное свидетельство того, что отношения как таковые между двумя странами практически отсутствуют. Правда, есть много деклараций о стратегическом партнерстве, но ни механизма такого партнерства, ни его практического наполнения, ни, что важнее всего, фундаментальной для него основы, — всего этого как не было, так и нет.

- Но ведь есть хотя бы сотрудничество по отдельным «горящим» вопросам: по терроризму, по энергетике…

- Это так, однако целостного стратегического видения двусторонних российско-американских отношений, концепции, которая отвечала бы на вопрос, для чего, собственно говоря, они вообще нужны, где мы будем через пять, десять, двадцать лет, — нет. В результате важнейшие проблемы международной безопасности просто не решаются. Одним из ярких примеров этого стал Ирак. Еще более серьезной проблемой такого рода становится сейчас Иран.

Сегодня у нас нет ни переговоров об ограничении и сокращении вооружений (и перспективы их не просматриваются), ни серьезных торгово-экономических связей, ни эффективного взаимодействия между военными, учеными, политологами, а также представителями общественности двух стран. То есть инфраструктура взаимодействия между Америкой и нашей страной, которая была создана в годы холодной войны, сейчас полностью разрушена. И ничего на месте этой инфраструктуры не создано.

- Может быть, дело в том, что мы пока «не можем играть на равных»? А быть в служках у Америки совсем ни к чему…

- Вы правы. Как два субъекта международного права Россия и Америка должны взаимодействовать на равноправной основе, но они сегодня относятся к разным весовым категориям и по политическим, и по экономическим, и по военным признакам. Поэтому рассчитывать на равноправное сотрудничество де-факто (а не де-юре), конечно, не приходится, пока мы не станем достаточно сильны.

Разрыв между Америкой и Россией по-прежнему растет, причем стремительно — и в абсолютном выражении, и особенно в технологическом отношении. Соединенные Штаты — это постиндустриальное общество; по критериям Всемирного экономического форума (ВЭФ) они занимают по конкурентоспособности своей экономики первое место в мире, несмотря на продолжающееся замедление темпов экономического роста и пресловутый ипотечный кризис. США давно функционируют в режиме инновационного типа развития.

Соединенные Штаты, как известно, по-прежнему доминируют и в мировой экономике, и в мировых финансах, и в мировой политике, и в военной сфере. США не находятся в стратегическом упадке, их политические и экономические неудачи последнего времени не стоит преувеличивать. В истории США были и Великая депрессия, и Вьетнам, и Уотергейт, и из подобных ситуаций Америка всегда находила выход.

Что касается России, то в 1991 году с распадом СССР она потерпела жестокое поражение. Ее стратегический упадок не преодолен. Можно, разумеется, беспрестанно ссылаться на рост российского ВВП в последние годы, однако какова качественная составляющая этого роста? Насколько этот рост связан со структурными изменениями и модернизацией отечественной экономики?

- Нас во многом оберегает оставшаяся у нас ядерная мощь.

- Да, у нас пока все-таки есть «подушка безопасности» — наш ядерный потенциал. Мы остаемся второй ядерной сверхдержавой, и мы — единственная страна, которая действительно может уничтожить Соединенные Штаты. И, по большому счету, именно это служит нашей наиболее надежной гарантией от применения силы и угрозы силой со стороны США.

- По-моему США вообще ни с кем не умеет сотрудничать на равных.

- Согласен. Весь опыт партнерства американской дипломатии вобрал в себя практику сотрудничества со странами, многократно более слабыми, чем Соединенные Штаты. Самые яркие примеры партнерства США с Японией и Германией после Второй мировой войны непосредственно связаны с военным разгромом этих двух стран. Это было партнерство с позиции превосходства, при безусловном лидерстве старшего партнера. Эту концепцию Соединенные Штаты пытались применить и в отношении России как страны, как они полагают, проигравшей холодную войну.

Почему, например, американцы отказались от диалога по созданию совместной с Россией системы ПРО? Наиболее близко к этой идее мы подошли в 1992 году во время двусторонних консультаций, когда обсуждалось создание глобальной системы защиты. И вот когда мы подошли к тому моменту, когда надо было принимать окончательное решение, возник вопрос: а кто будет контролировать эту совместную систему? Кто будет держать руку на кнопке? И американцы нам дали понять, что иного варианта, кроме как полного американского контроля этой кнопки, быть не может. Именно поэтому переговоры, которые, казалось, были поначалу весьма перспективными, моментально провалились.

- Так, может быть, вообще от термина «партнерство» стоит отказаться?

- Да, следовало бы заменить его каким-то другим, более нейтральным, например, термином «конструктивное и позитивное взаимодействие», что-то вроде этого. Но термин «партнерство» прочно укрепился в мировом политическом лексиконе, и выкорчевать его оттуда уже вряд ли получится.

Если же говорить о взаимодействии, то наше взаимодействие с США носит асимметричный характер. Асимметричное взаимодействие предполагает прагматический подход. Надо четко определиться, где наши интересы совпадают, и развивать эти направления. С другой стороны, надо понять, где наши интересы кардинально расходятся, и постараться по мере возможности демпфировать соответствующие раздражители в наших двухсторонних отношениях.

- Наши интересы и интересы США в чем-то совпадают, а в чем-то расходятся. В чем – общее?

- Во-первых, Соединенные Штаты осознают опасность потенциальной, гипотетической дезинтеграции Российской Федерации, прежде всего, с точки зрения угрозы распространения ядерного оружия и ракетных технологий. В случае распада России ситуация, безусловно, станет гораздо более опасной, чем в случае распада Советского Союза. Поэтому американцы объективно заинтересованы в стабилизации ситуации и на территории России, и на территории бывшего СССР в целом. В этом интересы США и России совпадают. Хотя, с другой стороны, Соединенные Штаты объективно не заинтересованы в сохранении за Россией роли серьезного конкурента в мировых делах.

Второе поле совпадения — это, безусловно, новые вызовы международной безопасности, в том числе и со стороны других государств, которые претендуют на повышение своего политического статуса в иерархии международных отношений. В условиях формирующегося мирового порядка, а точнее беспорядка, при отсутствии прямого конфликта интересов России и США, у них имеется общий интерес в сдерживании иных центров силы и недопущения появления новых сверхдержав.

Наконец, фундаментальной основой возможного позитивного взаимодействия между Россией и США является совместная заинтересованность в формировании стабильной и безопасной системы международных отношений, и, следовательно, в налаживании, в том числе и военно-силового управления процессами современного мира, в предотвращении и регулировании региональных конфликтов.

Можно также назвать и другие направления в плане совпадения интересов России и США: совместное противодействие транснациональному терроризму; укрепление стратегической стабильности в широком смысле слова; нераспространение оружия массового уничтожения и средств его доставки; контроль за распространением обычных вооружений и критичных технологий; поддержание региональной стабильности; совместную деятельность в борьбе с международными криминогенными структурами, включая наркомафию.

- А в чем мы расходимся?

- На уровне риторики мы часто говорим, что нас не устраивают односторонние действия США, их стремление закрепить свою гегемонию в различных регионах земного шара и в мире в целом. Надо сказать, что от этой концепции после очень серьезных провалов, в том числе в Ираке, Соединенные Штаты сейчас отходят, по крайней мере, никто не обсуждает вопрос о том, является ли Америка империей сейчас. Все говорят о том, что в принципе да, Соединенные Штаты стремятся закрепить роль лидера. Это для нас не очень опасно.

Постсоветское пространство. До недавнего времени у нас здесь были коренные противоречия, несовпадение интересов. Но мы сейчас сами уходим с постсоветского пространства. Об этом говорит вся наша энергетическая политика. Собственно говоря, мы переходим на мировые цены. Тем самым по существу мы говорим о том, что наши интересы на постсоветском пространстве не носят фундаментальный характер.

Мы говорим также об американском присутствии в Центральной Азии. Но этот вопрос, мне кажется, ясен. Нам это выгодно. Сами мы не можем справиться с теми конфликтами и нестабильностью, которые генерирует этот регион, поэтому американское присутствие носит здесь очень важный стабилизирующий характер.

Американское присутствие в Ираке. Здесь у нас есть разногласия на уровне риторики, но если подойти к этому вопросу сугубо прагматически, что как раз в духе нашего МИДа, то нам, конечно, выгодно присутствие американских вооруженных сил в Ираке. И чем дольше они будут там оставаться, тем лучше. По существу США нейтрализуют там силы транснационального терроризма, которые после выхода американцев из Ирака хлынут в Европу и в Россию. Полностью ли мы готовы к такому повороту событий? Я в этом не уверен.

Иран. Практически наши позиции с США здесь совпадают, фундаментальных противоречий нет.

Расширение НАТО, размещение элементов американской ПРО в Центральной и Восточной Европе. Эти два вопроса я бы отнес к основным раздражителям российско-американских отношений, которые имеют оттенок явной политической провокации со стороны Соединенных Штатов и Запада в целом.

Говоря о проблеме расширения НАТО, мы все-таки должны понимать, что вероятность военного конфликта с НАТО равна нулю. Это совершенно ясно. Вопрос о вступлении Украины и Грузии в НАТО далеко не решен. Нас просто втягивают в дискуссию задолго до того, как будет принято решение, причем каким оно будет, неизвестно. Для чего это делается, понятно.

Примерно то же можно сказать и относительно планируемого размещения элементов ПРО в Восточной Европе. По радару в Чехии решение не принято. Что касается десяти противоракет в Польше, то, как мы прекрасно понимаем, для ядерного потенциала России это что слону дробина.

На позиции США по косовской проблеме следует остановиться особо. Поспешив признать независимость Косово в нарушение принципа территориальной целостности государств и резолюции 1244 Совета Безопасности ООН, США нанесли очередной сокрушительный удар по Вестфальской системе международных отношений и современному международному праву. Ни к чему хорошему, в том числе в самой Европе, это не приведет (неизбежная активизация сепаратистских настроений в Испании, Франции, Великобритании, Бельгии, Румынии, на Кипре и т.д. со всеми вытекающими отсюда последствиями). США в данном случае преследуют свои сугубо прагматические цели: 1) поэтапная реализация концепции «управляемого хаоса», направленной на ослабление любых глобальных конкурентов, включая ЕС, и укрепление мирового гегемонизма США; 2) резкое наращивание военно-политического присутствия в этой части европейского континента (американцами там уже создана крупная военная база Бондстил, которая и будет истинной столицей «независимого» Косово) с прицелом на расширенный Ближний Восток и иные геостратегические направления; 3) формальная попытка «наведения мостов» с исламским миром; 4) усиление контроля за наркотрафиком и террористической активностью.

- Что же мы получили в итоге?

- Как бы то ни было, нам не грозит в ближайшее время ни серьезное сближение с Америкой, ни холодная война. Никаких ресурсов для новой холодной войны у нас нет, никакого желания со стороны американского политического класса открывать ее тоже не наблюдается. Идеологические основания отсутствуют.

- Но и сближения, вроде бы, не предвидится. Что работает против этого?

- Первый фактор — это, конечно, взаимное недоверие, которое по-прежнему очень велико и является, по существу и, к сожалению, инерцией холодной войны. Холодную войну мы хоронили вместе с американцами, по крайней мере, по моим подсчетам, раз пять. Сначала в 1989 году, потом в 1991-м, потом после 11 сентября 2001 года. Очень хорошо помню комментарии наших политиков о том, что холодную войну мы похоронили и в 2002 году, когда заключали Договор о стратегических наступательных потенциалах. Сколько раз мы еще будем эксгумировать этот труп и снова его хоронить, не знаю. Но между нами по-прежнему сохраняется взаимное недоверие.

Второй фактор, который работает против сближения, — это структурно сохраняющаяся военная инфраструктура конфронтации, которая была создана в годы холодной войны. И в первую очередь это, конечно, модель взаимного ядерного сдерживания. Ядерные ракеты наших стран по-прежнему нацелены друг на друга. И это объективно воспроизводит некую конфронтационность наших отношений.

Третий негативный фактор — увеличивающийся разрыв весовых категорий двух стран в экономическом, и в первую очередь в технологическом отношении.

Четвертый фактор, препятствующий сближению, — это, безусловно, разрыв ценностей, но не между нашими народами и даже нашими элитами и обществами, а между политическими классами двух стран. У американцев костяк политического класса составляет инновационная элита, а костяк нашего политического класса - сырьевая. И эти две элиты, эти два политических класса живут в параллельных мирах, которые никогда не пересекутся. Поэтому до тех пор, пока мы не перейдем на инновационный тип развития и не мобилизуем инновационную элиту, пока она не станет у нас доминирующей, конечно, серьезного диалога между нашими странами быть не может. Без преувеличения могучая сырьевая составляющая нашего политического класса ведет, в том числе, и к закреплению незрелой модели демократии, что также является препятствием для полноценного российско-американского взаимодействия.

Будут ли совпадать наши интересы в том случае, если наша элита станет инновационной? Думаю, да. Тогда мы перейдем на единый язык всех инновационных держав. Мы в этом случае станем органической частью единого постиндустриального мира, при этом, безусловно, оставаясь конкурентами, прежде всего на экономическом поле.

Наконец, пятый отрицательный фактор — третьи страны, которые будут стремиться не допустить серьезного российско-американского сближения. Это нормальные законы геополитики.

- А что же за сближение?

- Первый позитивный фактор — это отсутствие фундаментального конфликта интересов между Россией и США.

Второй — падение глобальной управляемости в международных отношениях, что должно серьезно беспокоить и американские и российские политические круги.

Третий фактор — банкротство американского лидерства в том виде, в котором оно имело место в течение последних 15-20 лет, и надо сказать, что наиболее дальновидная часть политического класса Америки это сознает. В американском политическом классе растет понимание того, что США не способны самостоятельно в одиночку решить ни одну крупную политическую проблему. И в этом также заключается потенциал российско-американского сближения.

Четвертым фактором, работающим на российско-американское сближение, является возвышение Китая. Об этом серьезные американцы говорят и публично, и за закрытыми дверями.

Ну и, наконец, самым главным фактором сближения является время. Вопрос, связанный с переломом российско-американских отношений в лучшую сторону, не в последнюю очередь связан со сменой стереотипов, а значит, и со сменой поколений. Смогут ли добиться успеха те, кто придет на смену ветеранам холодной войны? Поживем — увидим.