Профессор кафедры мировой политики Высшей школы экономики Владимир МАХНАЧ признается, что, пожалуй, сегодня стоит задаться вопросом: может быть, когда-то нам и не надо было «идти» на Дальний Восток? Кто знает! Другое дело, что когда «пришли», уходить уже нельзя было. Таков закон геополитики, того, что обеспечивает безопасность государства.
«Как мы вообще попали на Дальний Восток?» - размышляет Владимир Махнач. Сначала достигли Сибири. Пришли за Урал, «за Камень», как тогда говорили русские, а это были новгородцы: они еще в XII веке появились на Югорской земле. Это низовья, нижнее течение Оби. Мы ходили туда за пушниной. Это был самый высокий по стоимости продукт, который вывозила тогда Россия. Она вывозила и соль, и даже металлы, но все-таки ничего дороже пушнины в этом смысле не было, а европейцы к тому моменту своего пушного зверя просто выбили.
Потом начались некоторые ограничения. Они были связаны с возникновением Орды, нашим вассальным отношением к ней и тем, что Орда была все-таки великой Ордой. Правда, она распалась довольно быстро, но известное единство ордынских народов продолжало иметь место, то есть нескольких орд — хуаргистской, чеготайской и т.д., в том числе и великой Орды с ханом в Каракоруме, наследником великого Чингисхана. Они основывали свои орды и свои ханства. И связь между ними имелась, и просто так «обижать» их было нельзя до тех пор, пока русские не решили, что время пришло.
- Тут стоит отметить роль Православной церкви: она сказала – пришло время Орду ликвидировать.
- Именно так. Но, ликвидировав Орду, мы, заметьте, отнюдь не бросились на восток. Наоборот, у нас тут же возникли дипломатические отношения с Казанью, мало кто об этом помнит, но возникла дипломатическая миссия - страшно подумать, при дворе сибирского хана, предка знаменитого Кучума. По сути дела, мы осколкам орды предложили: будьте независимы, чеканьте монеты, имейте ханов, но будьте нам лояльны. Мы ведь были лояльны золотоордынским ханам! А теперь мы сильнее, будьте лояльны нам. Больше мы ни на что не претендуем.
Мы укрепляемся на Урале, потому что, взявши Казань, укрепляешься на нем однозначно. И тут происходит одна из величайших наших трагедий. Нам рано было «за Камень» расселяться, нам рано было в Сибирь. У нас народа не хватало. У нас и сейчас народа на то не хватает. Если бы мы пошли за Урал, предварительно восстановив народонаселение, приобретя не белорусские, а хотя бы малороссийские земли, т. е. веком позже, в XVII веке, а не в XVI, может быть, все было бы по-иному.
- Но ведь отчаянная экспедиция Ермака — это спровоцированная Строгановыми экспедиция на защиту имевшихся рубежей!
- Конечно. Ермак вел донских казаков преимущественно, а также всех, кто прибился, и у него были свои интересы — получить пушной ясак, откупиться от царя и еще себе зипунов набрать, как говаривалось. Но это было бы полбеды. Эта экспедиция могла быть, что называется, одноразовой: побили Кучума и удалились.
Но произошло другая беда. В 1558 году, становясь тираном, Иван IV «организовал» Ливонскую войну, которая продолжалась 25 лет, почти до его смерти. В 1583 году подписали проигрышный мир, слава Богу, не капитуляцию, а в 1584-м Россия от тирана избавилась.
- Но опричнина случилась…
- Да, и это было началом откровенного террора. А экспедиция Ермака была уже. Народ побежал. Бежали так, что в центральных уездах Русского или Московского государства запашка, т. е. площадь под пахотой, сокращалась в 10—12 раз. Куда бежали? В Литву, вовсе не считая это непатриотическим. На Дон, естественно: с Дона выдачи нет. И бежали в Сибирь - самые отчаянные. И пошла волна, покатилась. Кучум еще был жив после гибели Ермака, но серьезно упал в авторитете у азиатских своих соседей — у алтайцев.
А больше там никого не оказалось вообще, потому что старейшин коренных сибирских народов, во-первых, сразу подкупили. Им сказали, что московский царь изволит с них меньший пушной ясак брать, чем брал Кучум. Кто же не согласится? А что им эти татары? Почему, собственно, не «лечь» под московского царя, если он ясак берет, но берет меньше. А для самих русских места было сколько угодно. Сибирь чудовищно малонаселена сейчас, и неправдоподобно малонаселенной она была и тогда.
- То есть, еще раз отметим: русские пошли в Сибирь преждевременно?
- Преждевременно – исторически и биологически. После Урала можно было остановиться на Оби. Есть такая наука геополитика. Один из жесточайших ее постулатов, абсолютно верный, гласит, что границы всегда тяготеют к естественным рубежам. Остановиться можно было на Оби, тем более что мы до Оби уже в XII веке ходили. Однако… Дошли до Оби, а за Обью никого. Пошли дальше…
Следующий рубеж. На Иртыше еще кто-то был, это все-таки кучумовские земли. А ниже впадения Иртыша в Обь никого. Пошли еще дальше. Следующий естественный рубеж, хороший, удобный, это - Енисей с Ангарой, естественно с выходом на берега Байкала, с возможностью забайкальской торговли. Можно остановиться. Но вот в чем досада. Южнее Байкала есть буряты. В сущности, это северные монголы, северные лесные монголы, лесостепные. А севернее Байкала, на Ангаре и Енисее, никого нет. Поэтому покатились вперед.
- Что происходит дальше?
- Дальше? Если в XVI-XVII веках русские люди карты изучали очень хорошо, даже умели сами составлять их превосходно, но читали больше исторические хроники, летописи и Священное Писание, то в XVIII веке начали читать ученых «европеев». И какое только зло они нам не принесли! Во времена Чингисхана, т. е. во времена Александра Невского, было известно русским людям понаслышке (они в Каракорум к великому хану вынуждены были ездить на поклон), что река Амур впадает в океан широким устьем. А еще знали совершенно поразительную вещь, во времена Чингисхана и Александра Невского, что есть остров Сахалин. А в XVIII веке, после Лаперуза, начисто забыли…
Нас убедили за XVIII век: Амур в болотах тонет, Сахалин — полуостров. И воспользовавшись еще к тому же тяжелым положением европейской России в 1689 году, тогда еще сильное маньчжурское правительство устроило нам хорошую головомойку, заставило подписать Нерчинский позорный договор.
- Но в 1848 году в Санкт-Петербурге от стрелки Васильевского острова, т. е. Биржи, ушел в плаванье упрямый, пробивший инициативу такого плаванья, практически наполовину кругосветного, капитан-лейтенант Невельской…
- Да, это он составит карту и неоспоримо докажет, что амурский лиман — это устье Амура. Между ним и лиманом никаких болот, а Сахалин — остров. Он открыл нам наполовину дорогу на Дальний Восток, потому что до него можно было добраться до Байкала, а дальше до Охотска. А единственным городом, если только этот поселок можно вообще городом было считать даже тогда, был Охотск. В Охотске холодно. И Охотское море холодное. И Охотск замерзает. Ну, где, какое тут развитие Дальнего Востока?
- Итак, на Дальнем Востоке был промерзший насквозь Охотск.
- Да, и тут все меняется. Невельской открывает устье Амура и демонстративно воздвигает русский флаг на южном берегу лимана, на азиатском. Другой достойнейший русский человек тогда, капитан II ранга Завойко, строит и укрепляет Охотск, после чего, получив сведения Невельского, предпринимает экспедицию и основывает Владивосток. Прекрасный, замечательный, с бухтой Золотой Рог. И это не все.
В Иркутске появляется новый генерал-губернатор Николай Муравьев, будущий граф Муравьев-Амурский. И наводит Николай Муравьев порядок по всей Сибири. Появляются тракты, ямская гоньба, школы в огромном количестве. В Нерчинске сначала возникает каторга, а потом два крупных учебных заведения — инженерное училище и гимназия. И народу там больше, чем на каторге, кстати сказать. Это три гиганта, открывшие дорогу на Дальний Восток.
- А вот теперь собственно о геополитике…
- Что ж, одна из ее норм — двухбереговая держава, должна устойчиво держаться за оба берега и тяготеть к ним всей своей жизнью. Почему мы, в общем, правильно, рвались к берегам Черного и Балтийского морей? Что, для того, чтобы нам выйти в морские державы и торговать? Балтийское море запирается. Как вы понимаете, запирается датскими проливами намертво. А при Иване IV оно запиралось даже до датских проливов просто вооруженными кораблями Ганзы. Черное море запирается еще надежнее. Но когда мы докатились до Дальнего Востока, то характер двухбереговой, а фактически трехбереговой державы изменился. Нам надо было держаться за тихоокеанское побережье или оттуда соскальзывать при любой перемене конъюнктуры: вдруг крепкий император образуется в Бейпине-Пекине и погонит нас оттуда. И вылетим. А когда держимся за берег, двухбереговая держава все выдерживает.
У нас там должны быть свои Сиэтл, Сан-Франциско и Лос-Анджелес, тогда Россия будет в порядке. Между европейской частью России и Дальним Востоком есть Южная Сибирь. Это довольно широкая полоса великолепной плодородной земли, с замечательным климатом, кстати, гораздо лучшим, чем в Москве. Там, правда, порезче и посуровее зима, так там и лето длиннее. В Москве 3,5 месяца, а там 4,5. И воды там хватает. И все что угодно растет.
А дальше в некоторых местах довольно близко начинается мерзлотная зона. Русскому человеку там делать нечего. Полезные ископаемые следует, как это и делается, добывать вахтовым методом. Чем меньше народа там будет работать, тем лучше. Американцы тоже не стремятся все переселиться в Аляску. Если там любят жить ханты и манси, то надо их опекать так же, как канадцы опекают своих индейцев. Пусть на здоровье живут. Ханты и манси за много веков привыкли там жить, а русским там привыкать незачем. Вообще там хороший климат, достаточно теплый. А небольшой участочек от Владивостока до нашей государственной границы - это вообще субтропики, субтропический климат. Живи — не хочу. На Южных Курилах, которые время от времени некие силы хотят отдать японцам, субтропический климат. На крайне южном Кунашире бамбуковые леса, птички - только что не колибри - щебечут. Кунашир — это, может быть, мирового класса курорт…
- Вы хотите сказать, что на Дальнем Востоке, как и в Греции, есть все?
- Что-то вроде того. Мы теперь прекрасно знаем, что в Восточной Сибири есть нефть. Власти мечтают гнать ее в Китай. Обнаружилось, что в Туве крупное месторождение коксующихся углей. Теперь кое-кто мечтает заключить договор, пробить туннель в Китай… А еще на отмелях Сахалина и Курил великое множество рыбы и морепродуктов, - но все съедают японцы.
- Так в итоге-то, Владимир Леонидович, нужен нам или нет, он, Дальний Восток?
- Да нет ничего страшнее, как если бы мы покатились назад на Запад с Дальнего Востока. Вы заметьте, русские веками двигались на восток, сейчас отчетливо двигаются на Запад. Если это допустить, во-первых, мы потеряем главное наше достояние, а оно дороже нефти, это - транссибирскую магистраль. Между бассейнами Атлантического и Тихого океанов самое быстрое сообщение — Транссиб. Да, это требует вложений в европейской части. Мы должны быстро менять вагоны, а это умеем делать (с узкой на широкую колею), потому что весь Транссиб в другой колее не перестроишь. Но это делать мы научились еще в довоенные годы: на домкраты ставят вагоны, выкатывают колеса, меняют, - и поехали дальше. Мы должны построить терминалы, шоссейные дороги, новые железнодорожные ветки, которые связывались бы с огромными грузовыми терминалами. Нам будут платить за перевоз грузов, причем, в основном, за контейнерные перевозки, разумеется. При контейнерной транспортировке можно не выкатывать тележки, но нужны большие терминалы. Нам будут платить столько, сколько нам за нефть не платят.
Если мы всерьез покатимся на Запад, то потеряем к тому же, может быть, самое большое, бесценное наше достояние — озеро Байкал.
На планете безумно не хватает пресной воды. С каждым годом ситуация становится все хуже. Приблизительно одна десятая часть всей пресной воды принадлежит нам. Примерно 5% ее — озеро Байкал. Причем это возобновляемый ресурс. Его как питали 360 рек и ручьев, так и питают. Без Байкала мы богатой страной не будем.
Нефть, в конце концов, ведь кончится, она не возобновляема. Байкальская вода не денется никуда. А без пресной воды человек жить не может.
И еще. Океанских флотов у нас два — Северный и Тихоокеанский. Важнее, разумеется, Тихоокеанский. Потому что Северный подпирает весьма милитаризованную европейскую Россию. Мы здесь так и так защищены. А Тихоокеанский — полупустой Дальний Восток. Тем не менее, на Тихоокеанском флоте уничтожили два авианесущих крейсера, пусть плохих, но других ведь пока нет. Относительно нормальный авианосец у нас один — «Адмирал Кузнецов» на Северном флоте. На Дальнем Востоке, в зоне ответственности Тихоокеанского флота, где можно представить себе локальный военный конфликт — в Корее, во Вьетнаме, где угодно, у нас нет ни одного авианосца, а теперь даже и плохонького авианесущего крейсера.
На Дальнем Востоке под предлогом устарения списали ракетные крейсеры, которые в состоянии доставлять крайнюю головную боль китайцам одним фактом своего существования. На Дальний Восток загнали, поставили на консервацию великолепное, построенное финнами по нашему проекту, бесценное, по сути дела, единственное транспортно-десантное судно-док. Если оно загружается катерами, то они сами из него выплывают. Однако этот проект не эксплуатируется.
Наконец, последнее, что совсем не лезет ни в какие ворота. Именно мы ухитрились построить единственный в мире атомный разведывательный корабль. Это самый большой атомный не авианосец в мире: имя ему «Урал».
Заказ был от Главного разведывательного управления. Затем ГРУшники никак не могли успокоиться, все умоляли, чтобы им второй такой построили, чтобы весь земной шар контролировать. Не построили. Потом развалился Советский Союз. Но «Урал»-то есть. У него неограниченная продолжительность плавания, но в океан сегодня он не выходит. Такое стремительное уничтожение Тихоокеанского флота не может не пугать, потому что это на Дальнем Востоке главная защита, опора всего.
А куда ж нам теперь без Дальнего Востока!