Бесконечное реалити-шоу «Дом» культивирует определённую воспитательную стратегию. Сценаристы уверены, что они выполняют миссию приобщения российской молодёжи к вершинам мировой цивилизации. А пасёт народы в программе «Дом» жеманничающая Ксюша. Расслабленная атмосфера шоу заразительна. Влияние, которое телекартинка оказывает на школьников, переоценить нельзя. Герой времени – беззаботный сибарит, весёлый тусовщик. Стиль его жизни несовместим с производственными драмами семидесятых, когда главным воспитателем был труд. А молодые люди (по крайней мере, на телевизионных экранах, но и это немало) стремились работать лучше старших товарищей.

Не знаю, насколько возможно в формате реалити-шоу показать человека в учёбе или работе. Наверное, это недостаточно зрелищные процессы, их трудненько расцветить в глянцевом стиле. Но многим необходима молодёжная телепередача о ровесниках, находящих призвание в труде, о достижении непростых, нелёгких успехов. А в различных шоу и на «телевизионных фабриках» культивируется успех быстрый, лёгкий, глянцево-блестящий. Суетливый успех, не политый пОтом. Создаётся иллюзорный мир с «коротенькими мыслями» Буратино, с эрзац-проблемами, которые поверхностно и быстро решают речистые психологи. Другой навязчивый мотив молодёжных телеканалов – пластические операции. Здесь, наверное, можно говорить о продуманной и хорошо оплаченной пропаганде. Как на иглу, сажают на скальпель пластического хирурга, показывая, что это эффективно и модно.

Когда говорят о нереальности героев и производственных конфликтов Липатова или Гельмана (сразу вспоминается и «Премия», и «Мы, нижеподписавшиеся») – хочется вспомнить банальный тест про наполовину пустой стакан… Каждый видит по-своему. Мне приходилось слышать от бывалых производственников со схожим практическим опытом противоположные оценки этих сюжетов. Для одних «И это всё о нём» - приукрашенная сказка про небывалых комсомольцев, для других – даже слишком острая драма, каких, дескать, было немного в нашей идиллической жизни. Да и разве не богата была наша провинция страстными идеалистами? Прохоров даже сравнил Столетова с Александром Матросовым, хотя вряд ли можно считать, что Столетов отдал жизнь «за други своя».

Скользкий технорук Петухов в синтетическом заграничном костюме – тоже комсомолец семидесятых. Его костюм поблёскивает и, надо думать, трещит. « – Вы определенно больны, Петухов! – тихо и спокойно сказал Прохоров. – У Джека Лондона есть рассказ «Любовь к жизни». Если не читали, прочтите… Герой этого рассказа, пройдя через огонь и медные трубы, на спасшем его корабле ворует и прячет галеты, чтобы наперед не случилось голода. Он набивал галетами матрац, прятал их под подушку… Рассказ кончается фразой: «Скоро это все прошло…» Кончайте и вы копить галеты! Наш народ сейчас хорошо ест. Какого же дьявола вы…». Замечание про галеты – ключевое в самоосмыслении эпохи. Человек с военным опытом видел, что жизнь стала не просто «лучше и веселей», как после первых пятилеток: жизнь стала добрее. И в этой благостной мирной атмосфере особенно опасны мещане и одинокие хищники – будущие победители девяностых, между прочим. Об этом писал Джузеппе Боффа – один из лучших европейских знатоков брежневского времени, который, кстати говоря, неапологетически воспринял перестройку и весьма критически – ельцинские реформы. Боффа ещё при жизни Брежнева установил диагноз: «Этими настроениями явно проникнуты не только руководящие круги общества, но и достаточно широкие слои населения. Эта тенденция означает, что наконец достигнуто нормальное положение, и она соткана из множества элементов: гордости за достигнутые после мучительного напряжения результаты прошедших десятилетий; законного желания воспользоваться их плодами, какими бы скромными они ни казались; понятной усталостью от трагических страданий прошлого и судорожных хрущёвских нововведений… Нужно учитывать, что значила для гражданина возможность впервые за несколько десятилетий жить в своём доме – теперь уже он есть у большинства – то есть в маленьком, но полностью своём жилище, куда он вечером возвращается к семье, друзьям и телевизору, или – это чувствуется не менее остро – социальное обеспечение, наконец, достигшее значительных масштабов, стабильная занятость, труд не на износ, всеобщее пенсионное обеспечение, гарантированная помощь в случае болезни».

Да, мало-помалу привыкнув к заботе государства, люди отучились жить борьбой, как Павел Власов, Павел Корчагин, Павел Морозов. Добро без кулаков. Не так уж плохо.

Кстати, в романе Юлиана Семёнова «ТАСС уполномочен заявить» американский шпион Джон Глэб подслушал очень любопытный разговор чекиста Славина и инженера Зотова – этот диалог есть и в фильме. Славин там, между прочим, одобрительно упомянул рассказ Виля Липатова «Серая мышь» (горькая история о судьбе провинциального алкоголика). А Зотов несколько раздражённо заговорил о чрезмерном советском благодушии современных ему брежневских лет, когда-де «любимым героем стал кот Леопольд с его девизом «Ребята, давайте жить дружно». Вот капитан Прохоров и разъярился, увидев, что хищник Гасилов и мещанин Петухов подминают под себя разнеженных Леопольдов… Доброжелательный, но умеющий побеждать без кулаков Леопольд – не герой нынешнего дня. Не случайно этот популярный мультипликационный сериал уже много лет назад прервался. Он так же быстро устарел, как и вся попытка глобального смягчения нравов 1960-х – 70-х. Мыши съели Леопольда – и агрессивное хулиганство непослушания стало маркером перестройки. А жаль.

Герои же Липатова осознают своё время как доброе, мягкое. Именно поэтому непростительно преступление Петухова: он воспитал себя хищником не в суровое время, когда приходилось бороться за выживание, а в благодатную пору косыгинской индустрии, всё более комфортных и доступных новостроек и сэвовских нефтепроводов. Петухов не отравляет колодцы, не передаёт секретные документы заграничным шпионам и не склоняет рабочих к саботажу – как враги народа 1920-х – 50-х. Он даже не ворует. Просто, лелея свои собственнические инстинкты, Петухов разрушает хрупкий мир идеалистов, в котором авторы видят прообраз коммунизма.

В классическом для советского кино сибирском антураже сериала явилось несколько запомнившихся актёрских работ. Долговязые молодые антиподы – комсомолец Столетов и бывший уголовник Заварзин – в исполнении Игоря Костолевского и Эммануила Виторгана стали очередными киносимволами идентичности с новым поколением. Праведник и путаник, оба – сильные, молодые, длинноногие, умеющие выяснять отношения. А сталкивает их лбами мудрый интриган Гасилов. Кажется, что актёр Леонид Марков – человек крупный, как Гулливер в Сосновке, хранит в себе какую-то большую драму. Он произносит слова веско, значительно, артистично. Вещает, философствует. Пожалуй, он хитрее и сильнее многоопытного притворы, которого написал Липатов. Он и чувствует себя одиноким Гулливером. Когда надо – вальяжно «включает» привычную (почти прохоровскую, на беглый-то взгляд) коммунистическую газетную риторику, а в тишине чувствует себя выше общества, наблюдая за звёздами.

И друзья, и противники порой упрекали популярного и официально признанного Липатова в верноподданническом дидактизме. В том, что плыл по течению за большими тиражами, экранизациями и премиями. Ну, что могло быть в семидесятые конъюнктурней повести о праведном комсомольце? Да, нередко в описаниях он слишком прост и ходулен, но психологию человеческих взаимоотношений показывает с очень точными мелочами, которые актёрам играть интересно! В производственных и тем более комсомольских драмах позднего СССР такие ювелирные завитки были редкостью.

В кульминационные минуты герои фильма обращаются к образам учения о классах. Прохоров гневно исключает одинокого волка Гасилова из рабочего класса, не находя ему места и в других советских общностях. Столетов без тени лицемерия объясняется с Заварзиным… Впрочем, этот эпизод лучше напомнить цитатой из книги: «Вот как мучился этот Аркадий Заварзин, человек, неспособный понять, что можно и нужно жить так, чтобы не пастись на зеленом и веселом лугу жизни; ему и в голову не приходило, что существует на земле сила большая, чем деньги, слава, любовь к комфорту, к ломтю хлеба с черной икрой. Заварзин так мучился, что Женьке Столетову стало жалко его дрожащих от возбуждения рук, непонимающих, опустошенных глаз, увядшего рта; пораженный Женька тоже прижал руки к груди, взволнованный, страстно сказал Заварзину:
– Да пойми ж ты, Аркашка, я – пролетарий! Рабочий! Я же говорил тебе об этом…». Трудно было снять этот эпизод без невыносимой благонамеренной фальши: именно в семидесятые подобная патетика чаще всего преподносилась в аляповатой упаковке и воспринималась как обязательный рыбий жир. Но у молодых, горячих героев «И это…» протокольная классовая риторика вырывалась непринуждённо. Сегодня такая риторика прочно забыта и отчасти по справедливости. Но не мешало бы извлечь из неё соль и взять на вооружение.

Если Липатову нужно добавить герою характерности, эксцентрики – он прибегает к простому и эффектному приёму: превращает героя в экстравагантного остряка, сорящего ёрническими репризами. Когда приём используется слишком часто – это становится однообразным, и критика примечала эту слабость писателя. Зато актёрам снова и снова было чем удивлять, а комсомольская драма с официальными «дикторскими» интонациями вышла бы невыносимой!

В последние годы, с ростом материальных возможностей государства, у нас появилось несколько действующих программ патриотического воспитания, воспитания гражданственности и т.п. Существует опасность железобетонного официоза, в который легко скатиться. Нам придётся искать пути к человечному осмыслению высоких тем – с рваными краями и острыми углами, а не в округлом и гладком словесном потоке. Чтобы за функцией проглядывал узнаваемый, родной человек. Реальный, но описанный без элементов «чернухи». Давненько у нас не было такого персонажа. За последние 15 лет из молодых «героев нашего времени» чаще всего упоминается Данила Багров (кинофильмы «Брат» и «Брат 2»). Живые черты в нём есть, но показательно, что этот молодой человек – убийца. И стреляет он с лёгкостью, как в компьютерной игре. Конечно, это «чернушная» правда жизни, требующая не спокойного, не аналитического, а экстатического восприятия.
А производственная тема для сегодняшней массовой культуры «не в формате».

Как правило, герои современных фильмов и телешоу просто лишены примет той или иной социальной принадлежности. Сексуального, конфессионального, даже «неполиткорректного» национального фактора – сколько угодно, а профессиональное поприще уже как будто не влияет на мировоззрение человека. Как будто, стряхивая марксистские догмы (в недавнем прошлом их влияние было, мягко говоря, избыточным!) общество, как ребёнок на празднике непослушания, решило перевернуть бывшие истины с ног на голову, представив, что не труд создал человека, а бездельные тусовки. Представив, что можно жить в обществе и быть свободным от общества. Представив, что воспитание – как судейство в футбольном матче, тем лучше, чем меньше оно заметно. Возникло кривое зеркало, к которому мы мало-помалу привыкли. Но, освободив себя от знаний социальных закономерностей, мы не выходим из зоны действия этих закономерностей, не становимся свободнее, становясь слабее.