Многие аналитики по-разному оценивают сегодняшний потенциал России, ее шансы для перспективного развития. Среди тех, кто видит их как весьма неплохие - профессор Высшей школы экономики, первый заместитель министра иностранных дел России в 1991-1992 гг. Федор Шелов-Коведяев. Однако он также предупреждает и о том, что безопасности нашей страны грозят многие факторы: от «обширных запросов» наших китайских соседей до попыток реформировать отечественную науку и образование по американскому образцу. Радует, что за Россией - натренированное историей умение выходить из провала и основанный на этом запас оптимистической самооценки. Это – очень много. Особенно на фоне системного, ценностного и не только, кризиса западного варианта европейской цивилизации.
- Федор Вадимович, в последней четверти XIX-начале ХХ веков экономика России (за исключением нескольких отраслей) развивалась динамичнее экономик других стран мира. Несмотря на памятные социальные волнения, ведущие европейские промышленники и банкиры — Нобель, Сименс, Круп, Шуккерт, Ротшильды, Тиссен, Даймлер, компания Lloyd, банк Societe Generale, бельгийские и голландские транспортники и корабелы и т.д. - перенесли к нам свои головные предприятия и штаб-квартиры. Вы, действительно, считаете, что ситуация в известной мере повторяется: Россия вновь может стать локомотивом мировой цивилизации?
- Точнее говоря, наша страна, при разумной политике перехода от сырьевой и индустриальной к инновационной экономике, вполне может превратиться в одного из лидеров мирового развития уже в обозримом будущем.
Конечно, Российская Империя была куда обширнее нынешней Российской Федерации. В ней, кроме Москвы, Питера и Нижнего Новгорода, имелись такие форварды, как Хельсинки, Варшава, Киев, Одесса, Харьков, Баку, Ревель, Рига. Однако сути дела это не меняет: в пресловутом 1913 году Россия была на пороге превращения в главный мотор панъевропейского прогресса. Вот что мы потеряли в огне Первой мировой и Гражданской войн, в муках большевистских экспериментов.
Но, несмотря на утраты, мы и теперь располагаем не меньшим числом ведущих современных центров: Новосибирск, Челябинск, Екатеринбург, Казань, Калининград, Омск, Томск, Иркутск, Владивосток, Хабаровск, Архангельск, Петрозаводск, Мурманск, Ростов, Саратов, Самара, Тюмень, Пермь и проч. И опять картина повторяется. И дело не в том, что и как я считаю или нет: впадать в эйфорию, безусловно, не стоит. Однако к нам уже стремятся флагманы передового («умного») евроантлантического бизнеса. Количество их предложений оставляет далеко позади сырьевой сектор и неоднозначные успехи сборки автомобилей и бытовой техники и остальных ТНП (товары народного потребления – прим.ред.).
Некоторые — Microsoft, Intel, Sun, Motorola, Nokia, Boeing — уже давно разрабатывают и производят свои интеллектуальные продукты в России. Другие, а их еще больше, хотели бы перебазировать к нам свои научно-технические подразделения и линии. НР, Siemens, Unilever, Schindler, Photronics, Sysko Systems, Indesit, Electrolux, Biplast, Nilsson, Bosch, Sest, Georg Fischer, RBL, Европейское аэрокосмическое агентство идут со своими технологиями за нашими мозгами и творчеством.
- Вы утверждаете, что перед Россией вновь открылась реальная перспектива выдвинуться в лидеры мирового развития, даже не привязывая всех к своим энергоресурсам?
- Именно так. Технологии не живут без универсальных - целостных, фундаментальных знаний. Насколько узко понимаемый прагматизм изжил себя, показывает острейшая дискуссия вокруг школьного образования, развернувшаяся во Франции. Проблемой стало даже преподавание родного языка (при нарочито трепетном отношении к нему многих поколений!), не говоря уже об истории и иных тонких материях. Лучшие французские умы настаивают: главным ресурсом грядущего будут творчество, образование, культура как «парадигмальные качества». Способность же производить их в национальном масштабе, на родине или за рубежом, сохранили в евроатлантической цивилизации только русские. А поскольку такие умения лежат в основе технологий, то мы и обладаем сейчас основным конкурентным преимуществом. Его-то, и вытекающие из него прагматические решения, и предстоит теперь нам развернуть у себя в полной мере.
Вторично за сто лет упустить свою удачу было бы преступно. Если мы пробросаем свой козырь, то им вскоре сыграет Китай, а возможно, и Индия. Первый быстро набирается соответствующих навыков. У второго игрока их не меньше нашего, но его потенциал пока сдерживает избыточно жесткая социальная стратификация: если Индии удастся справиться с этой проблемой, то она легко нас обойдет, ежели мы сейчас же не уйдем в резкий отрыв. Но Индия еще, может быть, и обратит свои эвентуальные (достигаемые по ходу событий, но не необходимые – прим. ред.) достижения к общей пользе. А вот Китай уж точно все заберет под себя и повернет против «белой» цивилизации. Это опасность, и не только экономическая: для нас, для всего мира.
- Что позволяет Вам столь категорично закреплять за нашей страной выданные выше характеристики? Многие ведь, несмотря на исходящий с политического Олимпа пафос, называют себя реалистами и по-прежнему в перспективе (по крайней мере, ближайшей) видят нашу державу лишь в качестве сырьевой…
- Давайте для начала констатируем: исторически Россия воспринималась собою и другими как североевропейская нация. Русским князьям лишь около ста лет было недосуг размышлять об этом, но до конца XIII и, начиная с конца XIV веков, они рассматривали себя только так. И передали эту традицию потомкам. Так же к стране относились и писатели, и иноземные монархи и народы. Пушкин, например, именовал Российскую империю Гипербореей. А Кюстин язвил над ней - оставим противоречия и извращения его творчества за скобками - именно потому, что не сомневался в ее европейской природе. Кстати, именно поэтому азиатские компании, в отличие от западных, и сейчас не спешат к нам со своими технологиями, ибо видят в нас часть Запада.
- И при этом Россия все-таки всегда от традиционного Запада отличалась. И Вы хотите сказать, что именно - в современном понимании – тягой к «экономике знаний»? Если западноевропейцев всегда больше увлекали технологии, то русских — размышления на универсальные темы, теоретизирование, выработка фундаментальных знаний…
- Давайте поразмышляем вот о чем. Во-первых, адепты фундаментальных исканий имели больше шансов сохраниться в многократные периоды российских лихолетий: поживиться у них было нечем, а угонять их, как то регулярно случалось с уникальными ремесленниками, в полон не имело практического смысла. Во-вторых, сами просторы формировали на Руси глобальное мировоззрение. В-третьих, последнее качество многократно усилила идеология Третьего Рима, внесшая в русское сознание понятие его вселенской ответственности.
Нельзя не заметить, что в ХХ веке все парадигмальные открытия в гуманитарной сфере были совершены нашими соотечественниками: теория ноосферы Вернадского (хотя сам термин был предложен французом Леруа), ностратическая языковая теория Иллича-Свитыча, новая индоевропеистика Иванова и Гамкрелидзе, расшифровка Кнорозовым письменности майя. Всем известны фундаментальные достижения Дубны и Новосибирского Академгородка (о свойствах «темной» материи/энергии, например). Один из пяти ведущих математиков мира, академик Владимир Арнольд, заметил, что у иностранцев, приезжающих к нам на обучение, через несколько месяцев просыпается теоретическое мышление. И наоборот, у наших выпускников, стажирующихся на Западе, оно скоро пропадает.
Специальную российскую приверженность к фундаментальному творчеству подтверждает сравнительный анализ трудовых мотиваций по результатам общемировых опросов. Если в США на первом месте среди стимулов к деятельности стоят деньги, а на втором карьера, то в Западной Европе лидирует та же пара, но в обратном порядке. А вот в России список открывают привлекательность творческого элемента в работе, возможность применения в ее ходе полученных знаний, перспективы профессионального роста, отношения на работе, а деньги и карьера делят пятую-шестую позиции. Стоит ли удивляться, что у нас, как правило, хорошо получаются: штучный интеллектуальный и промышленный продукт, уникальные технологии и образцы да малые серии?
У нас не выходит выпускать типовые автомобили: это монотонно, а потому неинтересно. Зато процветают десятки ателье по производству уникальных лимузинов стоимостью от 3 до 15 млн. долларов: они завалены иностранными заказами на годы вперед (максимальная мощность каждой мастерской — около десяти машин в год). Тут сплошной эксклюзив: и форма, и инженерные решения, и техника, и детали, и работа. Из этого же ряда недавно возрожденная и представленная на автосалоне в Женеве модель Руссо-Балт, которую планируют выпускать до сотни в год.
По той же причине мы создаем отличные летательные аппараты. Что по достоинству оценено в новом совместном с ЕС и Израилем проекте военно-транспортного вертолета следующего поколения: Россия разработала аэродинамику, дизайн, современные конструкторские решения и конструктивные материалы, общие технические качества, летные характеристики. И еще сформировала заказ на электронику и двигатели, исполнение которого взяли на себя наши партнеры. О том, что проект строительства европейского исследовательского термоядерного реактора стал возможен лишь благодаря нашему участию, я уж и не говорю.
Что касается столь инновационной сферы, как биотехнологии, то Гленн Швайцер, директор департамента Центральной Европы и Евразии Национального совета исследований США недавно высказался в том смысле, что у нас есть отличные НИИ (!), на основе которых нам следует их развивать. Значит, и с системой РАН надо быть поосторожнее.
- Итак, Вы считаете, что Европа и Америка понимают, что Россия им ближе, чем, скажем, Индия или Китай. Кстати, об империи Поднебесной. Старая китайская пословица гласит: «Если в соседнем народе есть хоть один большой мудрец, это большая беда для нас». Несмотря на древность, она вовсе не устарела. Значит, Россия с ее парадигмальными качествами Китай не устраивает. 12 млрд. долларов прямых инвестиций до 2020 года — насмешка при 60 млрд., полученных Китаем только в 2005 году. И вложены они будут не в то, что необходимо нам в долгосрочной перспективе…
- Мы радуемся, что подписали с Пекином договор о границе. Но его срок — 20 лет. Не стал бы обольщаться тем, что в нем предусмотрена его пролонгация. История наших отношений позволяет предположить, что она может и не стать автоматической. Тем более что более обширные запросы китайцев никуда не делись. А они никогда ничего не забывают навсегда.
Один высокопоставленный сотрудник российского Совета Безопасности, почти три десятилетия отработавший в Китае на дипломатической службе, так определяет настроения тамошней военной элиты: «Поодиночке ни Россия, ни Китай не одолеют США, давайте справимся с ними вместе». Хорошо, свалили мы совместно Америку. Что дальше? У соседа 1,5 млрд граждан уже теперь. У нас — на порядок меньше. Надо ли доказывать, кто будет следующим?
- Я согласен с Вами, когда Вы говорите, что мы вышли из прошлого столетия не проигравшими, а победителями. Именно поэтому без всякой иронии констатируем: русские — самая успешная нация ХХ века. За последние 60 лет мы сумели одолеть два тоталитаризма: гитлеровский и свой собственный…
- Заодно мы подарили свободу, можно сказать, всем. Из стран Центральной и Восточной Европы только Польша может, что называется, предъявить «Солидарность». Остальные же «получили волю» с согласия Кремля. Впрочем, и Варшаве не следует забывать о роли не только Ватикана, но и консультаций Ярузельского с ЦК КПСС. Бывшим республикам СССР без мощной поддержки своих и столичных русских никакие народные фронты никогда бы ничего не достигли. Наконец, Запад: мы его избавили от самой тяжелой зависимости — от собственного страха.
Эксклюзивное авторство России во всех случаях доказано тем, что мир оказался не готов к такому повороту событий. И пребывает в растерянности до сих пор: чем еще объяснить, что Запад не реализовал ни одного успешного масштабного проекта за истекшие 15 лет — ни в Афганистане, ни в Ираке, ни в Палестине, ни в СНГ (все близкие ему режимы разваливаются), ни в Кипрском или Балканском урегулировании, ни в Гаагском трибунале; буксует Конституция ЕС, не выстроены отношения между его старыми и новыми членами, упущены процессы в Латинской Америке…
Раз общемировая свобода — наша заслуга, то мы никому ничего не должны. Хватит посыпать голову пеплом! Если кто-то считает, что в советский период у него было создано что-то бесполезное, пусть отдаст это нам. Естественно, как ненужную вещь, бесплатно. А уж русский бизнес к чему-нибудь это обязательно приладит.
Во-вторых, довольно играть в примитивные «догонялки» с так называемыми развитыми экономиками. Уже само это определение сомнительно, поскольку их пользователи стали вымирать раньше и стремительнее того, как в демографический провал свалилась Россия. Однако нельзя и впадать ни в самоупоение, ни в изоляционизм: они инновациям противопоказаны. Давайте поймем, что Россия и Запад объективно нужны друг другу, поскольку тамошние технологии без наших фундаментальных находок невозможны. Но тогда нужно прекратить реформировать наши науку и образование по американскому образцу! Плюс развивать собственные практические направления инновационного потенциала.
- Вы хотите сказать, что нельзя стать лидером без «психологии лидерства». Мы же за последние 15 лет приучились смотреть на Запад снизу-вверх: западные нации материально живут лучше, они контролируют большую часть мировой экономики, проводят военные операции, где считают нужным, и т.п.
- Ну-ну… При этом в той же ЕС налицо глубокий кризис идентичности: в тексте его Конституции даже не нашлось места для признания традиционных европейских культурных и религиозных ценностей.
Ведущие страны континента — Германия и Франция — сталкиваются со все более тупиковыми социальными ситуациями. Демографический провал титульных народов сопровождается иммиграционным валом из Азии и Африки, который сложившиеся интеграционные механизмы из-за лежащих в их основе шаблонов (разработанных для иных целей) не успевают переварить. В результате меняется не просто этнорелигиозный состав населения, но возникают и новые конфликты. В ЕС уговаривают сами себя, что надо готовиться к тому, что исторические европейцы будут жить на своей земле в совсем другой Европе, имея статус национального, культурного, религиозного и, возможно, языкового меньшинства. Такой фатализм и обреченность, основанные на гипертрофированном экономоцентризме, демонстрируют негативную энергетику западноевропейских наций и самого проекта в целом.
Брюссельская бюрократия предлагает неуклюжие модели для Балкан, а вновь принятых членов Союза стремится выстричь под одну гребенку, забывая, что избыточная стандартизация ведет к гибели любое сообщество. Популяризация гомосексуализма и однополых браков достигла столь угрожающих масштабов, что Папа Бенедикт XVI вынужден был напомнить, что традиционная семья выше свободы выбора, а любовь важнее секса.
Трансформируясь из военно-политического блока в ведущую организацию безопасности, НАТО утратила львиную долю своей боевитости, что и доказала своим расколом по Ираку… Это ли для Запада не глобальные проблемы?
Так что, пора восстанавливать моральный дух. Уныние должен сменить кураж. Давайте поймем хотя бы, что тема «сырьевого придатка» ныне — не более чем фантомные боли. Не надо, естественно, пребывать в мечтах о «великой энергетической державе»: такие явления природе неизвестны. Но труба имеет два конца. И сейчас больше потребитель зависит от производителя, чем наоборот. Просто не нужно на этом останавливаться.
- Вы как-то назвали Россию «транспортным сердцем мира». Что здесь от поэзии, а что – от реальности?
- Всё – от реальности, если мы по-настоящему настроены совершить широкий манёвр к инновационной экономике. Ведь Россия приступила к новому этапу модернизации своей транспортной сети в тот момент, когда мир вплотную подошел к решению проблемы создания многопрофильных транснациональных транспортных узлов. Один такой центр уже действует в треугольнике Париж-Франкфурт-Брюссель. Аналогичные структуры формируются в АТР (Азиатско-тихоокеанском регионе) и ЮВА (Юго-Восточной Азии). Со своей стороны ту же цель преследует организация многофункциональных авиационных пересадочных и перевалочных центров (хабов).
Для нашей страны вектор современного транспортного прогресса представляет двоякий интерес. Во-первых, модернизация транспортной сети предполагает ее диверсификацию, что крайне необходимо само по себе. Во-вторых, географическое положение России предназначило ей быть лидером этого процесса.
На базе уже складывающегося транспортного коридора Дальний Восток – Санкт-Петербург нужно превратить Россию в центральный мировой логистический узел на пересечении вновь проложенных магистралей в направлениях Восток-Запад и Север-Юг. В этих целях необходимо, прежде всего, дополнить концентрацию авиахаба, железнодорожных, автомобильных, морских, речных путей и продуктопроводов в питерском регионе, с их выходом на Северную Европу, мощным авиа(хаб)- авто-железнодорожно-речным-морским центром логистики, ориентированным на Ближний Восток, Турцию, Балканы, юг Центральной и Южную Европу, Северную Африку на базе Ростовско-Таганрогского (с ответвлением на Новороссийск) комплекса, расположенного вблизи Черноморского трубопроводного терминала. Для этого требуется насытить и закольцевать Ростовско-Таганрогско-Новороссийский экономический район развитой транспортной инфраструктурой и полным веером решений социальных проблем и предоставления услуг гражданам.
По той же схеме (но без хаба) в авиа-авто-железнодорожные-трубопроводно-морские центры следует превратить Владивосток и Мурманск с ориентацией на Японию, ЮВА, АТР, западное побережье США и Канады, Центральную (Мексика, Никарагуа) и запад Латинской (Чили, Перу, Колумбия, Эквадор) Америки и Скандинавию плюс восточное побережье США и Канады, Кубу, восток Латинской Америки (Венесуэла, Бразилия, Аргентина) соответственно. Нужно проложить и развить прямые железнодорожные и автомобильные трассы на Мурманск и Ростов от Екатеринбурга и одного из узловых городов Поволжья, минуя Москву и Петербург. Наряду с этим надо развивать по всем направлениям дублера Мурманска, наши традиционные северные ворота — Архангельск, и изучить целесообразность прокладывания еще одного диверсифицированного транспортного коридора с Крайнего Востока на Крайний Запад по маршруту Чукотка-Аляска-Канада-США.
Кроме того, надо планировать развитие в крупные центры авиа-авто-железнодорожной логистики узловых станций Транссиба за счет прокладки и достройки от них веток и автодорог в меридиональном направлении к промышленным и портовым городам Севера (что послужит освоению, закреплению и прогрессу территорий Сибири и Дальнего Востока), дополнив их, в меру необходимости, модернизацией трасс по северным рекам, а также строительством или обновлением авто- и железнодорожных ответвлений в Среднюю Азию.
Сокращая транспортное плечо в направлении Южной Азии (Индия, Иран, Ирак, Пакистан, Афганистан), Залива, Аравии и Африки в аналогичный центр, ориентированный преимущественно на рост поставок из России, а также транзита из Скандинавии и Финляндии, Прибалтики, Белоруссии, как минимум, ряда стран Центральной и Восточной Европы и частично США, Канады (через Мурманск), Украины, Средней Азии и Казахстана, при необходимости спрямляя авто- и железнодорожные коммуникации, в такой центр, повторю, предстоит превратить Астрахань, включая ее речное и морское пароходства. Последнее потребует полной перестройки транспортной сети Ирана, а значит, даст выгодные внешние контракты и рабочие места в стране и за рубежом отечественному производителю. Реализация всех этих планов кардинально повысит геополитический статус России, превратит ее в транспортное сердце мира и сцементирует нашу территорию.
Наконец, предстоит соединить авто-, железнодорожными и авиапутями широтного направления населенные пункты на меридиональных трассах севера Европейской части России, Сибири и Дальнего Востока, а вдоль всех основных транспортных коридоров проложить grid-трассы (вычислительные сети) той же конфигурации: от Северной Америки и Скандинавии до Индии, Среднего и Ближнего Востока и от Китая, Японии и Кореи до Европы, Ближнего Востока и Африки. Потребуются инвестиции в строительство автодорог, параллельных федеральным и региональным трассам, находящимся в плачевном состоянии, и, кроме того, для соединения тех населенных пунктов в провинции, круглогодичное сообщение между которыми пока отсутствует.
- Хорошо бы, чтобы это все не стало «новыми Васюками». Однако Вы уверяете, что не знаете ни одной причины, по которой ближайшее и последующие десятилетия «не стали бы русскими»?
- Так я ведь не утверждаю, что всё это у нас в кармане. Я лишь говорю, что если мы всерьёз решили заняться своим (не только всех, но и каждого) будущим, то масштаб задач, которые стоят перед нами, надо ясно себе представлять. И тогда уж по-взрослому на них навалиться. Начиная с привлечения инвестиций в соответствующие сектора экономики. Инвестиций, замечу, прежде всего, частных, иностранных не менее, чем своих: опасно считать, что денег от нефти и газа в стране просто завались. Мол, для реализации плана вывода экономики на инновационную ступень развития хватит части, или даже всего, Стабилизационного фонда и т.п. Не хватит, далеко не хватит.
Но всё же для успеха у нас есть, дополнительно к материальным факторам, ещё совсем немало не менее важных плюсов.
Это то, что часто было бесполезно на индустриальной стадии, но крайне необходимо именно для успешной «экономики знаний».
А именно, - богатая и разнообразная многонациональная культурная традиция, широкое понимание творчества, универсальные знания и образование. Менее чем на Западе, угнетенный чрезмерно заземленным утилитаризмом духовный и нравственный ресурс. Натренированное историей умение выходить из провала и основанный на этом запас оптимистической самооценки.
Это – очень много. Особенно на фоне системного, ценностного и не только, кризиса западного варианта европейской цивилизации.