Попытки трактовать историю ХХ века всегда скандальны – там ведь каждый факт до сих пор как горячая картошка: лакомый, да в руки нейдет, обожжешься…

В советских учебниках истории изъянов хватало. Да, были блестящие наработки по истории Древнего мира, до сих пор переиздаются и пользуются спросом учебники, продолжающие аж довоенную историографическую традицию. Но чем ближе к современности, тем скучнее оказывались учебники. И лучшие учителя старались их избегать, превращая школьный курс истории в своеобразный цикл лекций, когда конспекты в тетрадках куда важнее, интереснее учебника. В учебной литературе тотально царил марксизм, и эта принужденность здорово вредила восприятию учения Маркса и Энгельса, из которого внимательный ученик мог бы вынести немало полезных уроков, особенно актуальных в наше рыночно-базарное время. Но были у советских учебников и сильные стороны. Прежде всего патриотический мотив, если угодно, любовное отношение к народу и государству. Представьте себе, и в работе над учебником автору подчас не следует чураться сантиментов!

Мы уже привыкли к исследователям, которые свысока смотрят на своих героев. Авторы чувствуют себя опытными инопланетянами, представителями высшей расы по сравнению с царями, героями, мыслителями прошлого, которые сплошь «недопонимали», «не осознавали», испытывали иллюзии и попусту горячились. Смотрят на прошлое с ядовитой иронией, как маркиз де Кюстин на Россию, а своей любви стесняются. А разве можно без любви, без страстного увлечения годами заниматься фельдмаршалом Кутузовым или Алексеем Толстым? Сарказм не делает биографов объективнее, это просто очередная мода, штамп. Неизвестно, кто объективнее рассказал о Николаевской России – тот же де Кюстин или Михаил Николаевич Загоскин в «Москве и москвичах». Обе правды имеют право на существование – и дифирамбы, и пасквили. Но когда уходят восторженные Загоскины, климат культуры меняется, а флора становится беднее.

Когда-то мой учитель, молодой талантливый словесник Игорь Олегович Родин, вдалбливал в нас правила русского языка посредством творческих заданий. Изучали по программе причастный оборот – будьте любезны написать дома сочинение на тему «Мои приключения в стране, где нет причастий». А через неделю – новое сочинение, «В стране, где нет фразеологизмов». Получалось ловко, комично, учитель сам хохотал, вслух зачитывая наши фантастические россказни. Тяжеленько приходилось героям наших сочинений без фразеологизмов, без причастных оборотов. Не раз я вспоминал эти веселые задания в девяностые годы, когда властителями дум стали наши постмодернисты – вечно усталые, язвительные агностики, которые без устали доказывали нам, что конвейерные пластмассовые тарелки ничем не хуже лучшего фарфора. Они распространяли это правило на все: появились блеклые пластмассовые идеалы, пластмассовые книги, пластмассовые кинофильмы. Тотальная ирония, подмигивание, игра цитатами, использование интеллектуального «вторичного продукта». Главный закон, который они внедряли, гласил: никакого воспитания, никаких авторитетов, никаких святынь. И главное – никакой патетики! Слово «пафос» превратили в ругательное. А теперь представьте себя героем школьного сочинения «В стране, где нет патетики». Неуютно жить в такой стране, грустно, тускло. Нельзя не почувствовать себя обделенным. Одни от такого депрессивного климата становятся агрессивными, непримиримыми, другие – равнодушными циниками. Между прочим, оба перекоса хорошо известны тем, кто занимается детской преступностью.

Песок истории

История состоит не из огромных монолитов, чья динамика медлительна и необратима, а из песка, когда мельчайшее движение меняет картину. Авторы учебников часто не учитывают атомарной сложности исторического процесса, они выпячивают определенную модель (в последние годы – либерально-западническую) и объявляют фатальными ошибками любое отклонение от собственного стереотипа. Такое вот вульгарное упрощение на фоне имитации высоколобого научного подхода.

Песок истории – мелкий, материя состоит из мельчайших частиц. Как важно не впасть в примитивный категоризм, когда мы готовы легко определять причинно-следственную связь в истории, как будто все в ней раз и навсегда предопределено и каждый миг нашей жизни не является распутьем, не содержит бесконечного множества альтернатив. Каждая горсть земли – это бесконечное переплетение корней, переплетение судеб в истории, а мы впадаем в архаическое линейное восприятие галактик и Вселенной. Да, в истории действуют социальные и экономические закономерности. Да, системы сдержек и противовесов, инстинкты самосохранения народов работают исправно, но сценарии не предопределены! Не будем упрощать диалектику.

Каждый шаг – это ответственный выбор, а вовсе не движение по заранее уготовленной ниточке. И каждый деятель истории отвечает за свою вахту – от старта до финиша, но не может отвечать за преемников и последователей, каждый из которых шагает самостоятельно. Шагает, учась у великих предков, а иной раз и бунтуя против них, отрицая наследие. «Больше фактов в учебнике, больше статистики!», «Шире фактологический контекст!» – такие лозунги, в стиле памятного «Даёшь!» мы готовы включить в повестку дня. Чем писать, скажем, о пражских событиях 1968 года, оценивая ошибки и перегибы брежневского политбюро, не лучше ли полнее показать ретроспективу того года – и французскую студенческую революцию, которая эхом прокатилась по другим странам Европы и Америки; и войну во Вьетнаме, сожженную в том же 1968-м деревню Сонгми. А уж на фоне фактов ученики сами решат, насколько чудовищной и бесчеловечной была силовая политика Кремля в контексте того политического года. Другой необходимый для современного российского школьника факт из истории 1968-го – участие Украины, других республик СССР и стран Варшавского Договора в принятии решения. К этому вопросу мы еще вернемся.

Трудно преодолевается интеллигентская инерция априорной оппозиционности. Критический взгляд на мир так же прочно укоренился в умах интеллектуально активного меньшинства, как остальным 75 процентам людей свойственна зависимость от рекламы, от официоза, от моды и генеральной линии. Зависимость от шаблона и антишаблона.

За восемь лет правления Президента Путина климат в стране изменился, и дело отнюдь не в глобальном потеплении. На съезде правящей партии «Единая Россия» мы увидели неплохой спектакль: представители разных социальных групп просили президента, чей срок полномочий истекал в 2008 году, не бросать на произвол судьбы народ и государство. Телевидение транслировало выступления ткачихи, профессора, спортсмена-инвалида. В лучших (а для кого-то – отвратительных!) традициях монархического и советского прошлого, когда отдавали «жизнь за царя» и страстно благодарили с трибун родную партию «и лично Леонида Ильича». Об этой склонности нашего народа к гармоническому преклонению перед властью писал Гоголь, о ней судачил с Лионом Фейхтвангером Сталин. Мы могли бы продолжать ретроспективу цитатами из Державина, Хомякова, Маяковского, Чаковского…

Разные бывали времена, но только в трагические годины бунтов и смут наше общество отказывалось от «сервильной» преданности государству. И вот учебная книга по новейшей истории уважительно оценивает путинскую «суверенную демократию». И тут же зазвучали обвинения в чуть ли не геббельсовской пропаганде. Их произносили эксперты, которые в самые кровопролитные и обвальные годы называли смуту девяностых «победой демократических сил» и призывали к расправе над «неправильно» голосовавшим парламентом, бестактно повторяя старинный афоризм: «Раздавите гадину».

В прошедшем году политики не жалели громких слов и привлекательных обещаний, говоря о системе образования. Мы давно привыкли к предвыборным авансам и не склонны к доверию. На идеологическом фронте просвещения взрывом стал выход новой книги для учителя истории. За книгой последует учебник, который в новом учебном году поступит в школы. Книгу для учителя не раз обсуждали педагоги, журналисты, политики, ученые. И не раз путали ее с учебником, который был написан позже и войдет в школьный обиход уже в новом учебном году…

Руководитель проекта, историк Александр Филиппов пишет: «Книга для учителя и школьный учебник − разные жанры. Для учителей мы излагаем свою точку зрения, упоминая, что есть и другие. Но при этом имеем в виду, что «эти другие» учителям известны. Обращаясь к детям, мы не имеем права так поступать. Для детей изложение будет иным, наши субъективные видения и политические пристрастия отходят на второй план. Мы должны привести разные точки зрения, не навязывая свою. И главное − качественно подобрать и структурировать учебный материал, используя лучшие традиции отечественной исторической науки. Это довольно сложная и кропотливая работа».

Попытка Филиппова вызвала гнев таких властителей дум недавнего прошлого, как профессор Юрий Афанасьев, который в очередной раз посвятил год борьбе с исторической мифологией, а по существу – с национальными святынями России. Для Афанасьева и Александр Невский, и Дмитрий Донской – фигуры, раздутые пропагандой. С очень странным злорадным торжеством в голосе с экранов Афанасьев ежедневно обращается к пастве исторического телеканала: «Никакого Чудского озера не было…» И откуда у седовласого мужа столько задорного желания «в детской резвости колебать треножник»?

Во времена наибольшей влиятельности Афанасьева доходило до разговоров о люстрации всей дореформенной элиты: политической, военной, промышленной – в даже более жестком варианте, чем в странах Восточной Европы. Другое дело, что, судя по социологическим опросам, общество скорее решилось бы на люстрацию элиты девяностых, которая заслужила репутацию криминальной.

Один социолог, отнюдь не склонный к идеализации СССР, недавно заметил: мы утратили идиосинкразию к насилию, которая вопреки страшилкам о «советской угрозе» была присуща позднесоветским поколениям. Криминалисты говорят уже даже не о подростковой преступности: всерьез рассматривается актуальный для нас феномен убийц-школьников начальных классов…

Жестокость воспитывается постоянными картинами радикальных перемен. Хлопотно каждые десять лет перебегать с платформы на платформу. Особенно это не любят люди основательные, у кого багаж тяжелее. Зачем таким начинать с нуля, в припадке презрения к собственному многолетнему труду? «Подсечно-огневое земледелие» в идеологии – революционная болезнь, когда обжитые пространства брошены и зияет выжженная земля использованных идеологических полей. Злость и отчаяние на пепелище.

Стратегия преподавания истории – это всегда политический вопрос. И нам предстоит пройти между Сциллой и Харибдой, между двумя искушениями: шовинистическим самолюбованием и расчетливым самобичеванием. Расчетливым, потому что на таком уровне за самобичеванием всегда прочитывается хорошо оплачиваемое амплуа, суть которого В.В. Путин окрестил метко, хотя и зло: «...шакалить у иностранных посольств». Имитация безудержного правдолюбия подкрепляется грантами, поддерживается манипуляторами уровня Джорджа Сороса, чьи интересы далеки от интересов государства Российского. Когда мы слышим огульные обвинения в исторических грехах России, сразу вспоминаем о том, что играем в одной команде с поколениями отцов и дедов – против гитлеровцев и бендеровцев, против маккартистов и лесных братьев. Жаль, что только под тяжким внешнеполитическим прессингом мы понимаем: чтобы страну и ее историю уважали, следует самим уважать свое прошлое. И не призывать к кликушескому, исступленному массовому покаянию.

А уж за историю ХХ века, по мнению Афанасьева, мы должны каяться беспрестанно. Из покаяния и самобичевания хотели сделать вид национальной забавы, некую государствообразующую мистерию, подобную мифу об Озирисе в Древнем Египте. В нашем учительстве, напротив, давно вызревала мечта если не о романтизированной, то об уважительной истории Отечества – чтобы можно было воспитывать оседлого человека, гражданина.

Книга А. Филиппова (которая, как мы надеемся, получит продолжение в виде новых учебных книг) определяет вехи нашей истории ХХ века без публицистических перекосов, которые всегда быстро устаревают. После революционного десятилетия логика истории требует от нас уважительного отношения к российской государственности, требует, если угодно, охранительного, бережливого отношения к сложившейся реальности, которая несовершенна, но и некатастрофична.

Учебник лояльного патриотизма

В девяностые годы патриотизм был привилегией красно-коричневой оппозиции. Путин, рассуждая об учебниках истории, фактически поставил вопрос о необходимости воспитания в школьниках лояльного патриотизма.

Не будем лукавить: учебники истории всегда находятся в политическом измерении. В начале 1990-х годов стараниями таких историков, как Юрий Афанасьев (он был в те годы политическим оратором, популярным, как кинозвёзды), у нас стало хорошим тоном клеймить отечественную историю ХХ века, да и более далеких, заповедных времен. Ведь Афанасьев видит свою миссию в уничтожении святынь российской истории: его мишенями стали не только Ленин, Сталин или Брежнев, но и Александр Невский, Иван Калита… Надо ли пояснять, что в доперестроечное время Юрий Афанасьев был в большей степени комсомольским и партийным деятелем, чем исследователем истории. Когда служить Вашингтону и Брюсселю стало выгоднее, чем Старой площади и Лубянке, он – неискренний член КПСС – принялся проклинать искренних - «агрессивно-послушное большинство».

На фоне учебников «афанасьевской школы» многомерно выглядели лекции В.Согрина по новейшей истории, вышедшие в свет в середине 1990-х; там ощущалась установка на объективность, выделялись факты, действительно важные для истории страны. Но подобные исключения были редкостью, в основном учебники однобоко пропагандировали точку зрения «агрессивно-глумливого меньшинства». Это были типично революционные учебники, в которых старый мир разрушали «до основанья». Любопытно, что нередко Филиппову достается именно за объективность, за рационализм. За желание показать школьникам объективные процессы истории, а не сводить дело к карикатурам на вождей… Мариэтта Чудакова, прочитавшая книгу для учителя, утверждает: «Люди, говорящие о Сталине с рациональной стороны, аморальны». Означает ли это, что мы должны сводить трактовку истории к демонизации проштрафившихся правителей?

Двадцать лет у нас клеймили прошлое – с перехлестом, колотили чугунным топором пропаганды по патриотическим устоям, и было это неспроста. Молотобойцы выполняли политический заказ: чтобы оправдать развал СССР, нужно было создать стране репутацию беспросветной, преступной империи зла. Попытка провести «нюрнбергский процесс» провалилась. «Суд над КПСС» (о нем наши пропагандисты удивительно быстро постарались забыть) позволил либералам овладеть партийной собственностью, но не признал партию преступной. А учебники говорили о преступном режиме во весь голос.

Эта тактика принесла России немало проблем, в том числе и внешнеполитических. После развязного самобичевания мы лишились союзников, изуродовали международную репутацию России, имидж страны. Приходится ли удивляться, что учебники истории наших соседей и номинальных союзников по СНГ стали образцами самой буйной антироссийской пропаганды? О какой братской дружбе России и Украины можно говорить, если наши соседи героизируют всех врагов России из украинской истории и напрочь игнорируют образцы успешного сотрудничества, содружества народов. Об аргументации они не заботятся: афанасьевская школа. Они пытаются построить враждебную России украинскую государственность на основе мифа о «голодоморе» − как будто советская власть была для Украины иноземным («московским») игом, а другие народы СССР, начиная с русского, не делили с украинцами испытания голодом и войнами.

Даже «жандармскую» операцию войск Варшавского Договора в Чехословакии 1968 года представляют авторитарным решением Москвы. А уж в этом эпизоде нашей общей истории именно руководство УССР играло первую скрипку. Из членов Политбюро ЦК больше других настаивал на силовом решении пражской проблемы не кто иной, как Петр Ефимович Шелест – тогдашний первый секретарь Компартии Украины, первое лицо республики. Пока Москва занимала выжидательную позицию, Шелест проявлял инициативу: встречался с руководством Словакии, требовал от них письменную просьбу о введении войск на территорию ЧССР. Маневры П.Е. Шелеста, кроме прочего, были направлены на усиление влияния Украины в международных делах, он чувствовал себя политиком европейского уровня, решал судьбы государств…

Этот политический сюжет – важная страница истории Украины. Современная «оранжевая» политическая элита Киева стремится в НАТО. В составе Северо-Атлантического блока вряд ли Украине суждено играть столь самостоятельную роль, выстраивая сложный пасьянс отношений с Москвой, Братиславой, Прагой, Будапештом, Берлином… Между тем ни в вузовских, ни в школьных учебниках истории Украины вы не встретите этой знаменательной истории. Она не вписывается в политическую схему противостояния с Москвой «порабощенного советской властью и москалями» украинского народа.

Вот уже 17 лет Киев всячески отделяет себя от России и Советского Союза; недружественное отношение к России нигде не проявляется так четко, как в школьных учебниках истории... На такой трактовке воспитывается поколение, неспособное на лояльное отношение к России – к стране, где в силу долгосрочных экономических причин десятки тысяч украинцев будут трудиться и зарабатывать. Порочный круг, как же из него выйти? Вроде бы мы вправе требовать от российской дипломатии активных мер против неприятных тенденций в трактовке истории. Но… чтобы получить моральное право на подобные выступления, мы должны сперва сами научиться уважать собственную историю. А мы давным-давно начали ее оплевывать, опережая даже самых недружественных соседей! И вот сегодня первая попытка молодых историков рассказать о судьбах России в ХХ веке без либеральных клише и соросовских штампов вызвала шумное негодование интеллигенции перестроечного толка. За последние десять лет сопоставимую ненависть либеральной публики вызвали только два события – принятие нового старого гимна Александрова – Михалкова и суд над руководителями ЮКОСа. Особенно возмущает охранительный дух учебника.

Автор нашумевшей книги для учителя истории не считает собственную работу сенсационной. Создается впечатление, что он удивлен скандальным резонансом вокруг книги. Думаю, Александр Филиппов лукавит: ему отлично известно, что либералы-западники по-бульдожьи держатся за каждую пядь идеологии, завоеванную в пылу перестройки. На их знаменах по-прежнему написаны слова Валерии Новодворской: «Любой ценой уничтожить тоталитарную Спарту!» Им необыкновенно дорог (а значит, выгоден) миф о России как о стране преступной, подлежащей суду наподобие Нюрнбергского и жесткому внешнему управлению. Только компетентные иностранцы могут привести в порядок «тоталитарную Спарту», деловито распоряжаясь материальными ресурсами России… А любителям изящных исторических аналогий стоит напомнить, что история античности, которую преподают в пятом классе, учит: хищные планы демократического Афинского морского союза рухнули, когда пришлось столкнуться с воинской доблестью спартанцев в Пелопоннесской войне и не менее тоталитарных македонцев в битве при Херонее.

В последние годы старое понятие «либеральная жандармерия» стало в России актуальным. Либералы-западники, избалованные лаврами перестроечных времен, последовательно демонстрируют более высокий градус фанатизма, чем их оппоненты. Оказывается, патентованные сторонники гражданских свобод наиболее нетерпимы к противоположному мнению! Если решение суда противоречит их представлениям о законности, они не доверяют такому суду. Если парламентские выборы не приносят желанного результата – отрицают законность таких выборов. Если общество отрицает их ценности – обвиняют общество в отсталости и рабских инстинктах. И всё в экстазе, в радикальной публицистической лихорадке. В гуманитарном сообществе таких либералов немало – и книга А.Филиппова была обречена на бурную критику. По-моему, и сам автор это осознавал. В одном из интервью Филиппов так объяснил кредо учебника: «Считаю, России есть чем гордиться в своем историческом прошлом. Даже в самые тяжелые, горькие страницы своей истории она демонстрировала уникальные ресурсы самосохранения как суверенного государства».

Зарубежные отклики на проект нового учебника выдержаны в русле борьбы миров, жесткой экономической и политической конкуренции стран, в которой никто и никому не даст послабления. «Владимир Путин реабилитирует Сталина», «Учебники подгоняются под путинское видение истории» − так пишут извечные критики России, готовые демократизировать нашу страну, лишив ее независимости.

В заключении «Книги для учителя» А.Филиппов дал материал для раздумий каждому неравнодушному современному педагогу: «Может ли российское общество согласиться на положение младшего партнера в отношениях с США или Евросоюзом и кем бы то ни было? Ответ на данный вопрос исходит из тех идей, которые в свое время разделяли У. Черчилль и Ш. де Голль: именно в кризисные годы государство не должно соглашаться с пессимистической оценкой своих возможностей! Напротив, полагал Черчилль: «В поражении — вызов». Почему России не взять эту мысль на вооружение?» Это действительно важнейший политический вопрос, игнорировать который не может ни один учитель, работающий с общественными науками.

Пройдет время, схлынет спор, в котором стороны неминуемо наговорят лишнего. А школа получит не только книгу для учителя, но и массовый учебник, созданный не для оправдания великих потрясений, а для воспитания лояльных граждан великой державы, которые умеют относиться к истории Отечества аналитически, но без паники, презрения и цинизма.