Гаврила Романович Державин (1743-1816) был первым российским министром юстиции. В министерском кресле он пробыл недолго, но, на протяжении тридцати лет находясь на высоких постах, Державин заработал репутацию яростного борца со взятками и произволом бюрократов, всегда готового рискнуть собственной карьерой ради правосудия.

Оставаясь по преимуществу самоучкой, Державин первыми же шагами на политическом поприще показал себя ревнителем законности. Достойного государственного человека он считал «посредником между троном и народом» и стремился соответствовать своему идеалу.

Пятьдесят лет, объединившие правление Екатерины II, Павла и Александра I, по праву называют золотым веком Российской империи. Одним из ярчайших талантов этой исполинской эпохи был поэт и государственный деятель Г.Р.Державин. В 1802 г., когда было образовано семь первых российских министерств, молодой император Александр I министром юстиции назначил шестидесятилетнего поэта. К тому времени, разумеется, управленческий стиль Державина вполне сложился, и заслуг перед российской Фемидой у поэта было немало. Он был деятельным приверженцем просвещённой монархии, а такое кредо предполагает серьёзное отношение к правовой системе.

Государственные деятели того времени нередко относились к будням службы с лёгким пренебрежениям. Аристократическая расслабленность редко сочетается со служебным прилежанием. Многих увлекали прогрессивные, красивые прожекты, но охотников до чёрной работы среди первых российских министров не было — кроме Державина. Пройдёт время — и некоторые бывшие «молодые друзья царя» (например, министр внутренних дел князь В.П.Кочубей) приобретут державинскую хватку, получив многолетний опыт государственной службы.

Пока же неутомимый Державин был нешуточной обузой для коллег по правительству. Он относился к той породе крепких русских людей, что становятся сильнее от испытаний и мудрее от ошибок. Подобно Суворову, дворянин Державин, пройдя гвардейскую службу, надолго задержался в нижних чинах. Вращался в крестьянской, в солдатской среде, познал искушение картёжным азартом — вплоть до шулерства. Выручало одно: с детства в нём жила вера в Бога, позже отозвавшаяся в известных стихах поэта. Поэзия, науки, политика — всё это входило в сферу интересов молодого и отнюдь не зажиточного офицера.

Была у Державина и особая страсть — пылкая мечта о справедливости и правосудии. В духе времени он задумывался о просвещённой монархии, о продолжении петровских дел. Когда, во многом благодаря своему поэтическому таланту, Державин занял высокое положение в политической элите екатерининского века, он стал участником нескольких громких судебных процессов, связанных с явлением, которое в ХХ веке назвали коррупцией.

Первый раз Гаврила Романович столкнулся с непреклонной Фемидой после пугачёвщины. Тот процесс принёс Державину значительные убытки, да и наград за участие в подавлении восстания усердный офицер не получил. Годы спустя Державин, уже служа в Сенате, рискнул вступить в конфликт с генерал-прокурором князем Вяземским. В Сенате составляли реестр доходов и расходов на 1784 год. Вяземский по-фамусовски отмахивался от работы над новым расписанием, собираясь привычно повторить прошлогодний табель, даже не меняя цифр. Проверок он не боялся, надеялся на чиновничью лонжу — ниточку взаимной поддержки. Не исключено, что эта позиция приносила князю и его друзьям и прямые барыши.

А державинская ревизия показала, что доходы государства по сравнению с 1783 годом значительно возросли! Подчинённые генерал-прокурора в ответ на призывы Державина повторяли: «Ничего, князь так приказал», — и не желали работать над документом. И всё-таки Державин настоял на своём: в новой табели сенаторы «вынуждены были показать более противу прошлого года доходов 8000000». Правда восторжествовала, но вскоре Державин, успевший испортить отношения со многими коллегами, был вынужден уйти в отставку.

На новой должности олонецкого губернатора Державин тоже не задержался, не сойдясь с опытным царедворцем Т.И.Тутолминым, наместником края. Позже, губернаторствуя в Тамбове, Державин продолжает с удвоенной энергией бороться за правду. В письме генерал-губернатору поэт указывал на слабость судебной власти в губернии: «Я примечаю, что обвиняются здесь всегда малые чины, а большие, коих из дел сих изволите увидеть, оправдываются. По мнению моему, закрывать в искании и в приговоре винного не есть человеколюбие, но напротив, зло, вредящее обществу».

В Тамбове не нашлось даже правовой литературы — ни одного сборника законов! Суды работали произвольно, «на честном слове». Возможно ли в таких условиях искоренить чиновничью круговую поруку? Рвение Державина не пришлось по душе очередному генерал-губернатору — И.В.Гудовичу. Начинаниям Державина сопротивлялись тамбовские ставленники генерал-губернатора, а дел у Гаврилы Романовича было несметно.

Устройство тюрем (до Державина тамбовские тюрьмы пребывали в страшном запустении), организация типографии, открытие школ, городское строительство… Державин мешал обогащению местных чиновников, давно связанных общими интересами с верхушкой тамбовского купечества. Всё закончилось доносом Гудовича и новым судебным процессом.

В чём обвиняли Державина? Весной 1788 года в Тамбов прибыл комиссионер Гарденин, занимавшийся закупками провианта для армии. Чтобы расплатиться с помещиками-поставщиками, комиссия должна была воспользоваться предназначенными для этого деньгами из местной казны. Но вице-губернатор Ушаков, недруг Державина, отказал в выплате. Свой интерес был для него выше государственного. Шла война, армия Румянцева сражалась на берегах Днестра, в Финском заливе шведский флот атаковал русские корабли, — и Державин, как патриот, не мог медлить. Он быстро провёл ревизию губернской казны, выявил 177 тысяч рублей, в том числе и специально ассигнованные для провиантской комиссии 17 тысяч. Державин приказал выдать сумму Гарденину. Гудович посчитал это превышением полномочий губернатора — и началось «провиантское дело».

Московский Сенат оправдал отставного губернатора Державина, но репутация неуживчивого правдолюбца укрепилась. И как тут не вспомнить 2000 год, когда энергетики отключили от электричества воинские части под Ивановом. Интересы РАО ЕЭС, Ивановской администрации и армии вошли в противоречие, совсем как в чиновничье-купеческом провинциальном болоте XVIII века. Только, кажется, нового Державина не нашлось…

В мемуарных записках Державина министерский период отразился множеством жалоб на мздоимство в Комитете министров и Сенате. Коррупция — тяжёлая болезнь чиновничества, Державин не мог с нею смириться, хотя старость и сделала пылкого поэта осторожнее. В 1870-е годы он был идеалистом, максималистом на политическом поприще. Опыт многолетних тяжб (о, это были громкие коррупционные скандалы аристократического столетия!) научил поэта осторожности.

Но сын XVIII века, века Просвещения, Державин строго относился к долгу дворянина и администратора перед обществом. Он пишет гневные строки, бичующие лощёного столоначальника, воплощение волокиты и халатности.

А там израненный герой,

Как лунь во бранях поседевший,

Начальник прежде бывший твой,

В переднюю к тебе пришедший

Принять по службе твой приказ, —

Меж челядью твоей златою,

Поникнув лавровой главою,

Сидит и ждет тебя уж час!

А там! — вдова стоит в сенях

И горьки слезы проливает,

С грудным младенцем на руках,

Покрова твоего желает.

За выгоды твои, за честь

Она лишилася супруга;

В тебе его знав прежде друга,

Пришла мольбу свою принесть.

А там, где жирный пес лежит,

Гордится вратник галунами,

Заимодавцев полк стоит,

К тебе пришедших за долгами.

Проснися, сибарит!

 

Вечный недуг. И среди наших современников немало виртуозов бюрократического футбола. Сколько благородных начинаний погибло в бесплодных попытках пробиться сквозь секретарские заслоны… В отличие от своего вельможного героя, Державин принимает заботы ведомства близко к сердцу. Заглянем в ежедневник первого российского министра юстиции — и поразимся деловитости Державина, его энергии и дисциплине:

«Воскр. Поутру в 10 часов во дворец к императору с мемориями и докладом сената.

Понед. Поутру в 11 часов во дворец в совет.

Вторн. Поутру в 9 часов во дворец к императору с разными докладами, а после обеда в 6 часов в комитет министерства.

Среда. Поутру в 7 часов до 10-ти говорить с гг. обер-прокурорами и объясняться по важнейшим мемориям, а с 10-ти часов ездить в сенат по разным департаментам по случаю каких-либо надобностей.

Четв. Поутру в 8 часов и до 12-ти дома принимать, выслушивать просителей и делать им отзывы.

Пятн. Поутру с 7-ми до 10-ти часов другой раз в неделю заниматься с обер-прокурорами объяснением по мемориям, а с 10-ти часов ездить в сенат в общее собрание и в тот же день после обеда в 6 часов во дворец в комитет министерства.

Суббота. Поутру от 8-ми до 12-ти часов принимать, выслушивать и отзывы делать просителям.

Затем, после обеда в воскресенье, понедельник, среду, четверг и субботу с 6-ти до 10-го часа вечера заниматься с гг. секретарями прочтением почты, выслушанием и подписанием заготовленных ими бумаг для внесения в комитет и иногда в сенат, а также и прочитыванием откуда-либо полученных посторонних бумаг, кроме почты.

Наконец, каждый день поутру с 5-ти до 7-ми часов заниматься домашними и опекунскими делами и ввечеру с 10-ти до 11-ти часов беседою приятелей, и в сей последний час запирать вороты и никого уже не принимать, разве по экстренной какой нужде или по присылке от императора, для чего в какое бы то ни было время камердинер должен меня разбудить».

Ни минуты праздности, ни малейшей скидки на возраст Державин себе не позволял! Министр отлаживал работу аппарата, стремясь создать прочные связи с обществом, с потенциальными и явными участниками судебных процессов. Он на собственном опыте знал, чем чревата бюрократическая неповоротливость.

В своём ведомстве министр не допускал корыстных побуждений, строго контролировал работу подчинённых ревизиями, вникал в тонкости бесчисленных документов… Один из первых докладов министра юстиции Державина был посвящён сокращению канцелярского делопроизводства. Император одобрил этот проект. Державин ввёл в обиход краткие записки, извлечения из дел, ускорявшие работу чиновников.

«Таковое сокращение производства и основательность решений приближает, конечно, к той священнейшей цели, чтобы сенат как верховное судилище был примером всему государству правого суда, деятельности и скорого удовлетворения тяжущимся», — писал Державин в докладе. Не будучи юристом, он окружил себя специалистами, которым доверял.

По инициативе Державина была создана обер-прокурорская консультация — император утвердил и это предложение, несмотря на скепсис министров Кочубея и Воронцова. Державин не только участвует в заседаниях консультации, но и внимательно изучает журналы заседаний, постигая юридические премудрости. На мнение консультантов министр ссылался в спорных вопросах — эта практика считалась новаторской.

У энергичного министра «старой закалки» было немало недоброжелателей среди «молодых друзей царя», в особенности — в «польской партии» влиятельного Адама Чарторыйского. Державин отрицательно относился к новым реформам, критиковал известный «Указ о вольных хлебопашцах»… Отставка Державина сопровождалась легендарным и вполне метким изречением императора Александра: «Ты слишком ревностно служишь». Державин отказался от сенаторской синекуры, отказался от Андреевской ленты — и бесповоротно удалился от государственных дел.

Ещё в молодые годы он придумал для себя эпитафию: «Здесь лежит Державин, который поддерживал правосудие, но, подавленный неправдою, пал, защищая законы». Этим словам не было суждено опоясать державинский могильный памятник. После отставки он прожил без малого тринадцать лет, успел прославить в стихах победы 1812-14 гг., успел и оплакать смерть Кутузова, и приветить юного Пушкина. Великий русский поэт, энергичный администратор, отчаянный правдолюбец, веривший в Бога на небе и разумные законы на земле.

Источник: сетевой журнал «Территория жизни»