Но наши дни многие историки и политологи считают, что Вторая мировая началась гораздо раньше. Вспомним Гражданскую войну в Испании (1936 – 1939гг.). Там режиму генерала Франко массированную военную помощь оказывала гитлеровская Германия и фашистская Италия. А на стороне республиканцев сражались посланцы из далекой России, Америки и других стран. Вспомним захват вермахтом Австрии, Чехословакии, где люди прошли испытание оккупацией раньше, чем поляки. А японская императорская армия? В Китае она вершила разбой еще в начале тридцатых. Не получи японцы в августе тридцать девятого отпор от Красной Армии в Монголии, на реке Халхин-Гол, война против СССР могла быть развязана за два года до сорок первого. Причем идти она могла сразу на два фронта – на востоке с Японией, а на западе – с Германией.
В 30-е годы СССР был активным поборником создания системы европейской безопасности . Были заключены договоры о взаимопомощи с Францией и Чехословакией. В нашей стране были активные выступления против фашистcкой идеологии, против курса агрессии и развязывания войны. Но в конце 30-х гг. монтаж механизма европейской безопасности стал давать серьезные сбои. Официальный Лондон втайне полагал, что экспансионистские устремления Германии следовало бы повернуть на Восток, против СССР. В фарватере подобной политики следовали и правящие круги Франции. Англо-британские сторонники политики умиротворения Гитлера не прислушались к предупреждениям Черчилля, понимавшего, чем грозит ремилитаризация Германии.
Результатом такого недальновидного курса стало англо-германское морское соглашение, позволившее легализовать возрождение и наращивание германского военно-морского флота. Именно беспринципная западная политика умиротворения позволила Гитлеру открыто перейти к агрессивным акциям. Германские войска пересекли границу и вошли в демилитаризованную Рейнскую область. На что британский премьер Болдуин среагировал так: вступление германских войск в этот регион «не содержит угрозы военного конфликта». Дальше – больше: «аншлюсс» Австрии (фактически это была оккупация суверенного государства).
В политико-дипломатическом же плане курс на «умиротворение» достиг своего апогея в мюнхенских соглашениях. Речь идет о состоявшейся 29-30 сентября 1938 года в Мюнхене конференции Великобритании, Франции, гитлеровской Германии и фашистской Италии. По сути это был сговор, давший зеленый свет рейху на отторжение от Чехословакии Судетской области. А закончилось все это полной оккупацией Чехословакии. Из рассекреченных дипломатических документов впоследствии стало известно, что при заключении договоренностей в Мюнхене правящие круги Великобритании и Франции придавали особое значение их антисоветской заостренности. Они втайне рассчитывали, что после оккупации Чехословакии Гитлер еще дальше пойдет на восток…
А что же Москва? Ее внешняя политики в условиях надвигавшейся военной угрозы была ясной и четкой: многостороннее сотрудничество с целью создания коллективной системы безопасности. Берлин же в своих внешнеполитических маневрах делал ставку только на двусторонние соглашения. Ибо такие соглашения легче нарушить и разделаться с потенциальными и реальными противниками поодиночке. В этом был принципиальное отличие советской и германской позиций, на что историки в наши дни не всегда обращают должное внимание.
В 1939 году в соответствии с упомянутой советской позицией проходили консультации, а затем и военные переговоры СССР с Англией и Францией о совместном отражении германской агрессии. (Записи с августовских заседаний военных миссий трех этих стран в демонстрировались в мае 2009 года на Варшавской международной научной конференции о генезисе Второй мировой войны). Сталин предлагал британской и французской стороне создать антинацистский альянс. По некоторым данным, советский вождь был готов перебросить к границам Германии более миллиона солдат, чтобы сдержать агрессию Гитлера еще до его нападения на Польшу.
В военном плане это последний, но реальный шанс предотвратить назревавшую фашистскую агрессию. В рассекреченном донесении главы французской военной миссии генерал Ж. Думенка в Париж (17 августа 1939 года) говорится: «Не подлежит сомнению, что СССР желает заключить военный пакт и не хочет, чтобы мы превращали этот пакт в пустую бумажку, не имеющую конкретного значения». 20 августа он информировал свое руководство: «Провал переговоров неизбежен, если Польша не изменит позиции».
Так что трезвомыслящие политики на берегах Темзы и Сены осознавали военную угрозу, исходящую от Берлина. Но этого не понимали (или не хотели понимать?) Чемберлен и Даладье, стоявшие у штурвала государственного курса Лондона и Парижа. Не потому ли делегации Лондона и Парижа на московских переговорах возглавляли люди, не наделенные реальными полномочиями? Проволочки и нерешительность вели к затягиванию переговоров. Они окончательно зашли в тупик из-за отказа Польши пропустить советские войска через свою территорию навстречу германским армиям в случае агрессии. Более того, англичане на московских переговорах фактически саботировал советские предложения о коллективной безопасности. Если же называть вещи своими именами, за пеленой туманов над Темзой скрывалось стремление тогдашних правящих британских кругов столкнуть Германию на рельсы военной конфронтации с Россией.
Американские историки А. Рид и Д. Фишер пишут о драматических событиях на тройственных переговорах в августе 1939 года: «Англия и Франция в последнюю минуту могли одуматься, Польша – понять реальности, а германское предложение – рухнуть. Сталин оставлял обе двери открытыми. Однако постепенно приоритеты изменились в пользу Германии, союзникам же была отведена вторая позиция».
Тревожные недели, предшествовавшие Второй мировой войне, трудно сравнить с каким-либо другим межвоенным периодом (1918 – 1939гг.) в плане исключительной напряженности и насыщенности дипломатической борьбы, ее сложности, противоречивости и запутанности. Это было время надежд и иллюзий, ожиданий и разочарований. Британский историк журналист Л. Мосли образно и эмоционально отмечал: в те недели над Европой воцарилась зловещая тишина, нарушаемая только шумом разрываемых конвертов от государственных деятелей. Они раскрывали письма и телеграммы, в которых то просили о помощи, то умоляли пойти на уступки, то выдвигали лицемерные предложения с целью уклониться от выполнения ранее взятых обязательств. Европа, а по большому счету мир вплотную подошел к войне.
В последние годы в нашей стране было рассекречено большое количество документов, проливающих свет на события 1939 года. Только историко-архивное управление российского МИДа обнародовало более 900 в основном не известных ранее документов того периода. Для исследователей стали доступны сотни томов в архивах. Новые первоисточники, с которых снят гриф секретности, проливают дополнительный свет на тайную и явную борьбу за господство над Европой, которая велась между Англией и Францией с одной стороны и Германией и Италией – с другой. Эти документы убедительно подтверждают: антикоммунизм был лишь предлогом для внешнеполитических планов и комбинаций на доске европейской большой политики.
«Теперь Европа принадлежит мне!»
А теперь весьма непростой, даже через призму времени, вопрос. Как должна была поступить Москва, по сути оказавшись в изоляции перед лицом возраставшей германской угрозы? Не потому ли, оставшись в одиночестве, Кремль вынужден был повернуться в сторону Германии и заключить с ней договор о ненападении. Он вошел в историю как пакт Молотова – Риббентропа. В сложившихся условиях это был единственный способ обезопасить страну – Красная Армия, проводившая перевооружение, тогда еще не была готова к большой войне.
Советско-германские консультации проходили в Москве в обстановке высшей секретности. Они набрали обороты с середины июля
Договор о ненападении дополнялся секретным протоколом. Он предопределил раздел Польши и ее ликвидацию как независимого государства. Предусматривался раздел «сфер интересов» между Германией и СССР. К «сфере интересов» Москвы относились Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, восточная часть Польши (Западная Белоруссия и Западная Украина), Бессарабия. Германия признала границу сферы советских интересов максимальным рубежом при продвижения своих войск на восток.
Осенью 1939 года части Красной армии вступили в Западную Белоруссию, Западную Украину и Прибалтику. А и в июне 1940 года – в Бессарабию, аннексированную Румынией в 1918 году, и в Северную Буковину. Здесь, однако, очень важно заметить следующее. Эти страны и регионы ранее входили в состав России, но были утрачены ею после Первой мировой войны. Ввод войск прошел там относительно мирно. Однако с Финляндией вышло по-иному. Столкновение с ней привело к короткой, но упорной войне. В итоге новая граница, установленная на северо-западе мирным договором с Хельсинки, была отодвинута на значительное удаление от Ленинграда.
Долгих четыре десятилетия советская дипломатия отрицала существование секретного протокола. В 1989 году, в эпоху гласности, документ был обнародован, чем вызвал немало споров и дискуссий. В том числе и о моральной стороне дела. Однако мораль и большая политика – это особая тема. Как свидетельствует история, во главу угла ставятся прежде всего национальные интересы того или иного государства. У каждой из сторон, подписавший пакт, были, разумеется, свои планы и интересы. Для Германии в то время (именно в то!) важно было обезопасить себя с восточного направления, чтобы у нее были развязаны руки западнее советских границ. О причинах же, побудивших Сталина пойти на соглашение с Гитлером, мы постарались сказать выше. Обвинять советского вождя в тот период можно в чем угодно, но не в игнорировании непростых проблем стратегической безопасности государства.
Так или иначе, это был пусть временный, но компромисс. Итоги переговоры с Германией дали нашей стране мирную передышку в два года и позволили в целях безопасности расширить стратегическое предполье на западных границах. По этому поводу Уинстон Черчилль, в ту пору первый лорд адмиралтейства (военно-морской министр) 1 октября 1939 года резонно заметил: «То, что русские армии должны были находиться на этой линии, было совершенно необходимо для безопасности России.
Владимир РОЩУПКИН,
кандидат политических наук.