Арестовали Венуса 8 января 1935 года как «участника контрреволюционной организации». 11 февраля ему было предъявлено стандартное и самое страшное по тем временам обвинение в «шпионаже, активной контрреволюционной деятельности и участии в террористической организации, ставившей целью свержение советской власти». Как ни трудно в это поверить, но на первом же допросе Венус свою вину признал. И хотя впоследствии от данных показаний пытался отказаться, его участь была предрешена.

Друзья, а их было немало, от Венуса мгновенно отвернулись и сделали вид, что никогда его не знали. Понять их в принципе можно: за связь с врагом народа можно было оказаться в соседней камере. Так вот, от Венуса отвернулись все, кроме одного… Этим человеком оказался Алексей Толстой: он отправил письмо всесильному Ежову, который в те годы возглавлял НКВД. Это был поступок!

МУЗА, РОЖДЕННАЯ В ОКОПАХ

Так кто же он такой, Георгий Венус? Почему ради его спасения пошел на смертельный риск популярнейший советский писатель и бывший граф Алексей Толстой? Как я уже упоминал, родом он был из обрусевших немцев, не одно поколение работавших на бумагопрядильной фабрике Кенига. Но Георгий пошел не в цех, а в хорошо известное реальное училище Екатериненшуле.

Юноша был талантлив: он писал стихи, брал уроки в Академии художеств, мечтал стать живописцем. Увы, но этим мечтам не суждено было осуществиться — помешала война. В 1915 году Георгий поступил в Павловское пехотное училище и через восемь месяцев, приняв присягу, стал прапорщиком. Потом — фронт, бои, ранения, награждение Георгиевским крестом…

Революция застала Венуса в окопах. Зимой 1918-го он вернулся в Петроград и как бывший офицер тут же был арестован ЧК и брошен в Петропавловскую крепость. Двадцать девять дней ждал он решения своей участи, видел, как каждый день уводили на расстрел его соседей, приготовился к казни и сам, но совершенно неожиданно «по слабости здоровья» его освободили и отпустили на все четыре стороны.

Так как он ходил с немецкой пулей в легком и кашлял кровью, то решил пробираться в теплые края. После ряда приключений Венус оказался в занятом немцами Харькове и тут же был мобилизован в войско гетмана Скоропадского. Пробыл он в этом самостийном войске буквально несколько дней и, сбросив ненавистную форму, спрятался у давних знакомых, живущих на окраине города.

Не прошло и нескольких дней, как в Харьков вошли деникинцы. Венус тут же выбрался из подполья и добровольно вступил в известный своими жестокостями Дроздовский полк, так как, по его словам, «в те дни считал, что деникинская армия нанесет поражение большевикам». В белой армии он находился до самого разгрома Врангеля, и вместе с остатками его войска, чуть ли не на последнем пароходе, отплыл в Турцию.

Как известно, Врангель рассчитывал на реванш, и основной костяк своей армии сохранил. Сохранить-то сохранил, но содержать не мог: офицеры месяцами не получали жалованья и в самом прямом смысле слова голодали. Венусу пришлось труднее, чем кому бы то ни было: ведь он по-прежнему кашлял кровью, и ему нужно было более или менее прилично питаться. Когда становилось совсем невмоготу, Венус шел на берег Босфора, ловил черепах, разбивал их о камни, а мясо вываривал на костре.

Трагический конец был практически предрешен, но…его спасла мать, находившаяся в большевистской России. Как это ни странно, почта в те времена работала исправно, что позволило матери Венуса связаться со своим состоятельным братом, который жил в Берлине, и попросить его оказать помощь сыну. Дядя тут же помог племяннику, сначала прислав ему денег на пропитание, а потом и вытащив его в Берлин.

Сидеть на дядиной шее Георгий не хотел и занялся поисками работы. Совершенно неожиданно нашел спрос его талант живописца: после пустякового экзамена его охотно приняли в рекламное бюро. Днем Венус рисовал рекламные плакаты, убеждая покупать то мыло, то подтяжки, а по вечерам бегал в литературные эмигрантские кружки, которых в Берлине было великое множество.

Начал он, как водится, со стихов, и даже выпустил небольшой сборник под названием «Полустанок», но потом перешел на прозу. Два года работал Венус над романом «Война и люди», который в 1926 году был напечатан в Ленинграде. Роман тут же заметили, о нем восторженно отозвался даже Горький.

А в газетах писали: «Автор рисует головокружительную кампанию белого отряда на Украине, закончившуюся неудачей, отступлением и сдачей Перекопа Красной Армии. Белая армия дана не только в действии и боях, но и в быту. Ценно то, что у Венуса показано не только организационное разложение белой армии, но и вырождение белой идеи».

Так случилось, что Венус довольно близко познакомился с Виктором Шкловским, который тут же взял шефство над молодым писателем. Так как в это время в Берлине находился мэтр эмигрантской литературы Алексей Толстой, Шкловский решил рекомендовать ему своего воспитанника, сопроводив его к бывшему графу с краткой запиской:

«Дорогой Шарик! Посылаю тебе молодого и талантливого писателя Георгия Венуса. Я уже доучиваю его писать. Но пока что ему надо есть. Не можешь ли ты дать ему рекомендацию? Он — красный. Твой В.Шкловский».

Толстой взял Венуса под свою опеку, и его стали печатать регулярнее. А вскоре Венус принял радикальное решение, которое не только в корне изменило его жизнь, но, в конце концов, привело к трагическому концу: он решил вернуться в Россию.

Полпредом Советского Союза в Германии в то время был Николай Крестинский, тот самый Крестинский, который до этого был наркомом финансов и даже членом политбюро ЦК ВКП (б), а в тридцатые годы станет первым заместителем наркома иностранных дел и будет расстрелян. И вот ведь как бывает: разрешение Венусу на возвращение в Россию, а практически смертный приговор, подписал Крестинский.

В 1926-м Венус уже в Ленинграде. Среди его друзей и единомышленников такие известные писатели и художники, как Лавренев, Чуковский, Пастернак, Катаев, Яр-Кравченко, Попов и многие другие. Все шло прекрасно. Венус много писал, много печатался, стал широко известен. Его книги «Стальной шлем», «Самоубийство попугая», «Зяблик в латах», «Хмельной верблюд», «Притоки с запада», «Молочные реки» и многие другие были высоко оценены критикой.

И вдруг, как гром среди ясного неба: арест, обыск, двухнедельное пребывание в тюрьме и приказ в десятидневный срок на пять лет отбыть в город Иргиз! Где он, этот Иргиз? Венус кинулся к Чуковскому, тот — выше. В результате ссылку в Иргиз, заменили ссылкой под Куйбышев. Сохранить членство в Союзе писателей помог тот же Чуковский.

В Куйбышеве Венуса с семьей поселили в пригородном поселке Красная Глинка. Он пытался писать, но его не печатали. Пришлось обратить свои взоры к Волге и устроиться бакенщиком. Зарплаты бакенщика не хватало даже на еду, поэтому Венус начал промышлять рыбалкой, благо рыбы в Волге было предостаточно. По утрам известный всему Союзу писатель крадучись пробирался к местным жителям и менял рыбу на молоко, овощи и фрукты. А потом Венус садился за стол и писал, писал несмотря ни на что! Постепенно он пробил стену молчания: его начали печатать в местных газетах, и даже издали небольшую книжку под названием «Дело к весне».

Жизнь понемногу налаживалась. Венус расправил крылья и строил планы на будущее. Но в апреле 1938-го последовал новый арест. Обвиняли его, как я уже говорил, в «шпионаже, активной контрреволюционной деятельности и участии в террористической организации, ставившей целью свержение советской власти». Допросы велись с пристрастием, и признания выбивались дичайшие. Когда речь шла о нем самом, Венус сдавался и подписывал все, что ему подсовывал следователь — это видно из протоколов. Но когда пытались выбить показания против его друзей, он стоял непоколебимо, как скала, и, хоть снова начал харкать кровью, ни одного дурного слова о том же Чуковском или Пастернаке так и не сказал.

ОПАСНЫЕ ХЛОПОТЫ

Именно в эти дни на защиту Венуса поднялся Алексей Толстой. Он отправил Ежову письмо, в котором характеризовал Георгия Венуса как честного человека. Ежову это не понравилось, и он приказал любой ценой добыть показания против бывшего графа. Тут уж за Венуса взялись, если так можно выразиться, по полной программе. Но как ни старались заплечных дел мастера, выполнить приказ Ежова так и не смогли: Венус выстоял и не предал своего старшего друга. Честь ему и хвала, а то ведь одному Богу известно, как сложилась бы судьба самого Толстого!

А теперь — о письме. Оно отпечатано на машинке, на той самой машинке, с валика которой сошли «Хождение по мукам», «Петр I», «Гиперболоид инженера Гарина» и многое другое.

«Глубокоуважаемый Николай Иванович! Я получил известие, что в Куйбышеве недавно был арестован писатель Венус.

Венус был сослан в Куйбышев в марте 1935 года как бывший дроздовец. Он этого не скрывал и в 1922 году написал книгу «Пять месяцев с дроздовцами». Эта книга дала ему право въезда в Советскую Россию и право стать советским писателем.

Он написал еще несколько неплохих книг. Вся ленинградская писательская общественность хорошо знает его как честного человека, и, когда его выслали, писатели несколько раз хлопотали за него, чтобы ему была предоставлена возможность писать и печататься. В Куйбышеве он работал и печатался в местных органах и выпустил неплохую книгу рассказов.

Он жил очень скудно и хворал малярией. Основной материальной базой его семьи (жена и сын) была переписка на машинке. Перепиской занималась его жена.

После ареста у его жены был обыск, и была взята машинка. Прилагаю при этом моем письме письмо его сынишки (к моей жене), которое нельзя читать равнодушно:

«Николай Иванович, сделайте так, чтобы дело Венуса было пересмотрено. Кроме пятна его прошлого, на его совести нет пятен с тех пор, когда он осознал свою ошибку и вину перед Родиной. Во всяком случае, я уверен в этом до той поры, пока он не уехал в Куйбышев. Его письма из Куйбышева ко мне содержали одно: просьбу дать ему возможность печататься и работать в центральной прессе.

В чем его вина, я не знаю, но опасаюсь, что арестован он все за те же откровенные показания, которые в марте 1935 года дал следователю, то есть о том, как он, будучи юнкером, пошел с дроздовцами.

Нельзя остаться равнодушным к судьбе его сынишки. Мальчик должен учиться и расти, как все наши дети».

В принципе, на этом можно было бы поставить точку — самое главное сказано. Но Толстой берет свой знаменитый «паркер» и приписывает от руки: «Крепко жму Вашу руку. Алексей Толстой. 22.XI.1938 г. гор.Пушкин».

Вот, собственно, и все. Великий русский писатель Алексей Толстой уцелел. Но для двух других действующих лиц эта история закончилась трагически. Ежова, как известно, в феврале 1940 года расстреляли. А вот Венус так и не доставил наслаждения палачам пустить ему пулю в затылок. Находясь в Сызранской тюрьме, он заболел туберкулезным плевритом (не исключено, что после пыток и побоев дала себя знать пуля, которую он носил в легких еще со времен войны), был переведен в тюремную больницу и 8 июля 1938 года умер.

А за два дня до смерти он сумел передать на волю записку, адресованную жене и сыну.

«Дорогие мои! — писал он дрожащей рукой. — Одновременно с цингой с марта у меня болели бока. Докатилось до серьезного плеврита. Сейчас у меня температура 39, но было еще хуже. Здесь, в больнице, неплохо. Ничего не передавайте, мне ничего не нужно.

Досадно, отодвинулся суд. Милые, простите за все, иногда хочется умереть в этом горячем к вам чувстве. Будьте счастливы. Я для вашего счастья дать уже ничего не могу. Я ни о чем не жалею. Если бы жизнь могла повториться, я поступил бы так же».

В отличие от большинства людей, которые в те мрачные годы ушли в небытие, мало что после себя оставив, Георгий Венус оставил книги. В них его душа, его мечты. Переиздать бы эти книги, дать им вторую жизнь — это было бы второй жизнью автора, мало прожившего, но много страдавшего человека.