Нет, наверное, в мире человека, который бы не знал таких слов, как Лидице, Орадур и Хатынь — названия именно этих деревень стали жутким символом чудовищных преступлений германского фашизма против мирных жителей, против стариков, женщин и детей. Убивать безоружных, убивать слабых и беззащитных — что может быть трусливее и подлее?! Чтобы этого не повторилось, чтобы весь мир знал о недочеловеках в эсэсовской форме, после войны их искали спецслужбы всех стран антигитлеровской коалиции, а когда находили, то наказывали сурово и беспощадно, порой даже прилюдно: их вешали на площадях или в тех лагерях, где орудовали эти вурдалаки.

Срока давности к палачам Орадура, Лидице и Хатыни, а также Бухенвальда, Освенцима, Маутхаузена и других лагерей смерти нет — и это справедливо: палачи и садисты даже в преклонном возрасте должны понести наказание за невинно пролитую кровь.

Но вот что удивительно: если преступления германского фашизма известны всей планете, если слова эсэсовец и гестаповец стали нарицательными и вызывают гнев и презрение каждого честного человека, то не менее мерзкие преступления японцев известны куда меньше.

Да, кое-кого из японских генералов казнили. Да, люди кое-что слышали о концлагерях, где на пленных китайцах и даже американцах проводили изуверские опыты. Да, у японцев было бактериологическое оружие, которое они, к счастью, не успели применить. Но мало кто знает, что совершить убийство безоружного — будь то старик, женщина или ребенок — был готов практически каждый японец, причем не по приказу, а по собственной инициативе, что воспитанные в духе Бусидо малограмотные крестьяне убивали всех, кого считали врагами Поднебесной, причем так же деловито и спокойно, скажем, как резали, свиней.

Мидзухо — так называется деревня, которая находится в одном ряду с Орадуром, Лидице и Хатынью. Мидзухо — это место, где японцы уничтожили двадцать семь корейцев только за то, что они имели несчастье родиться не японцами, а всего лишь корейцами.

…Итак, шел август 1945 года. Уже разбита Квантунская армия, уже превратились в радиоактивные руины Хиросима и Нагасаки, уже стало ясно, что Япония потерпела сокрушительное поражение и никакие камикадзе ее не спасут. На севере Сахалина высажен десант, и войска Красной Армии, почти не встречая сопротивления, двигались на юг.

И тогда японцы, проживавшие в деревне Мидзухо, решили постоять за честь императора и дать последний бой. Нет-нет, не русским десантникам — это было бы опасной акцией, так можно вызвать огонь на себя, а проживавшим в той же деревне корейцам. Показательно, что инициатором создания террористической группы выступили бывшие солдаты императорской армии Морисита Ясуо, Хосокава Хироси и Киосукэ Дайсукэ.

Мотивы? Их нашли быстро: лояльное отношение корейцев к Красной Армии. Вот что скажет несколько позже, уже на судебном заседании, один из организаторов массового убийства Хосокава Хироси.

— Мы считали, что когда в Мидзухо войдут части Красной Армии, корейцы будут оказывать им всевозможную помощь и предавать японцев. А раз так, значит, корейцы наши враги! Поэтому я ни секунды не колебался, когда Морисита и Киосукэ предложили организовать группу по уничтожению корейского населения. В тот же день Киосукэ привел в дом Мориситы какого-то корейца и сказал, что он вор. Мы не стали разбираться, а, посовещавшись, решили его убить. Сперва Кисукэ избил его до крови ремнем, а потом Морисита достал саблю и отрубил корейцу голову. Труп закопали в огороде.

— Что было потом? — спросил судья.

— Потом мы вернулись в дом Мориситы. Закусывали, пили чай, беседовали, пересчитывали взятые у убитого корейца деньги — их было очень мало, всего двести пятьдесят иен, — досадливо вздохнул Хироси.

Первая кровь так опьянила палачей, что они решили пустить под нож всех корейцев. Силенок для этого было маловато, поэтому в банду пришлось привлечь всех находившихся под рукой японцев: всего их набралось восемнадцать человек. Как это ни странно, от предложения «пустить корейскую кровь» не отказался ни один: в резне участвовали и стар, и млад.

Проведя короткое совещание и разогревшись выпивкой, действовать решили немедленно.

— Корейцев надо уничтожить сегодня, пока не пришли русские! — заявил Хосокава. — Согласны?

Все молча склонили головы и поклялись отомстить корейцам за поражение Японии в войне, за пережитый страх и за позор. Как раз в это время мимо дома проходили три хорошо знакомых корейца. Заговорщики с ними поздоровались, поговорили и пригласили в дом, предложив выпить саке. Сославшись на дела, двое отказались, а один, по имени Нацукава, благодарно принял рюмку.

Пока он пил, откуда-то из-за спины выскочил Какута Тиодзиро, и с воплем: «Сдохни, русский шпион!», рубанул его саблей. Нацукава упал. Потом вскочил и бросился к реке. Его догнали и добили кольями и заостренными бамбуковыми палками, вонзая их в живот.

Еще одного корейца срезал из ружья Чиба Масаси. Третьего, совсем старого, пригвоздили к земле теми же бамбуковыми палками.

— Теперь к дому Маруямы! — приказал Хосокава. — Он наверняка слышал выстрел, поднимет на ноги всех корейцев и они разбегутся.

Когда ворвались в дом, ничего не понимающая хозяйка, соблюдая обычай, набрала в ковш воды и передала мужу, чтобы он предложил гостям. Гости попили, вежливо поблагодарили, а потом Морисита гаркнул:

— Почему до сих пор не эвакуировались? Женщины должны быть в горах!

Хозяйка, подхватив дочь, тут же выскользнула за дверь.

— А вы пойдете с нами, — заявил Морисита хозяину и трем его родственникам. — Мы будем защищать деревню от русских.

Едва отошли от дома, как Киосукэ крикнул: «Бей их! Бей!» В ход пошли сабли, тесаки, палки…Через несколько минут было покончено и с этими корейцами. Недалеко ушла и женщина с двенадцатилетней дочкой: их догнали и изрубили саблями и тесаками.

Император мог быть доволен: одна часть деревни от корейцев очищена. Но на противоположном конце, в бараке японца Конбэ, жила целая бригада корейцев, занимавшихся рытьем осушительных канав. Их тоже надо уничтожить, причем немедленно!

Ранним утром более двадцати вооруженных чем попало японцев окружили барак. Выждав паузу, Морисита скомандовал: «Вперед!» Первым у дверей оказался Хосокава. Он тут же вонзил саблю в живот первому попавшемуся корейцу, а потом зарубил и второго. Третьего уложил из ружья Касивабара. Четвертый выскочил из окна, но его догнал Курису и пронзил заостренной бамбуковой пикой. Остальных добили саблями, кольями и тесаками.

Когда с мужчинами было покончено, решили заняться женщинами, а заодно и детьми. Одну женщину прикончили тут же, а другую, вместе с пятью малолетними детьми, увели в другой дом. Убить их поручили самым молодым членам банды — Хосокава Такеси и Чиба Моити, им было всего по семнадцать.

Ранним утром они пробрались в дом и стали подкрадываться к спящим. Как тихо они ни ступали, женщина их услышала и приподняла голову. Чиба тут же вонзил ей саблю в горло! Потом, совсем озверев, начал кромсать грудь, живот и голову. Между делом он прикончил и самого маленького, шестимесячного, ребенка. Остальных зарубил Такеси.

Все! На этом кровавая оргия была закончена. Усталые, но довольные хорошо выполненной работой, убийцы собрались в доме Мориситы, выпили саке, закусили и разошлись по домам.

Возмездие

Прошло чуть меньше года и о кровавой резне в Мидзухо стало известно сотрудникам Управления МГБ по Южно-Сахалинской области. Первым взяли Хосокаву Такеси: юнец раскололся довольно быстро и указал места захоронения трупов. Найти и арестовать остальных убийц не составляло труда — они жили в родной деревне, как будто ничего не случилось.

26 сентября 1946 года состоялось заседание Военного трибунала Дальневосточного военного округа. Восемнадцать головорезов, оказавшихся на скамье подсудимых, ничего не скрывали, а некоторые даже бравировали своей бессмысленной жестокостью: они рассказывали, сколько нанесли ударов саблей, а сколько кольями, вспоминали, как плакали дети и рыдали женщины, как легко было рубить детей и как жалко сопротивлялись мужчины, как одну женщину хотели закопать еще живой, но потом пожалели и добили лопатой.

Когда им предоставили последнее слово, раскаиваться в содеянном преступлении японцы не стали, правда, некоторые попросили смягчить приговор, и наказание заменить…штрафом. Вот так-то: убить 28 человек, в том числе трех женщин и шестерых детей — и отделаться штрафом. Не удалось! Семерых приговорили к высшей мере наказания — расстрелу, остальных — к десяти годам лишения свободы.

Приговоренные к расстрелу были казнены в феврале 1947-го, двое умерли в заключении, пятеро, после отбытия наказания, репатриированы в Японию, судьба остальных неизвестна.

Когда я узнал о трагедии деревни Мидзухо, то, конечно же, поинтересовался, знают ли об этом в Северной и Южной Корее, известно ли об этом в Японии? Увы, но поклониться праху невинно загубленных земляков корейцы в Мидзухо не ездят. Не думают принести покаяние и японцы. Вот только россияне, как бы их ни обвиняли в самых немыслимых грехах, собрали по копеечке и установили на самом видном месте памятный знак. На серьезный памятник денег не хватило.

Хочется надеяться, что мой рассказ о Мидзухо станет известен как на Корейском полуострове, так и на Японских островах, что район села Пожарского, где стоит памятный знак, станет святым местом, а люди планеты Земля, вспоминая о преступлениях против человечества, будут называть не только Орадур, Лидице и Хатынь, но и сахалинскую деревню Мидзухо.