Память о войне…Трудное, порой мучительное, но святое чувство. Одни с этим чувством родились, а став взрослыми, втихомолку страдают от того, что так и не ощутили тепла отцовской руки. Другие — идут по жизни, не расставаясь с костылями, страдая от старых ран, но трепетно и сурово сохраняя в нестареющей душе эту память. Третьи — до сих пор чуть ли не каждую ночь в тяжелых снах ходят в атаки, хоронят друзей, бросаются на амбразуры.

Летят годы, идут десятилетия…Иной раз кажется, что это чувство притупляется, но подходит День Победы или очередная годовщина какой-либо битвы — и снова ноют раны, снова в душах людей вспыхивает боль об отцах, дедах и старших братьях, оставшихся на полях войны. А рядом с этой болью — гордость, огромная гордость за нашу Родину, сломавшую хребет фашизму.

Вот и сейчас, в канун 63-й годовщины Курской битвы, я побывал на этой, обильно плитой кровью земле. Почти в каждом селе, а то просто на перекрестке дорог или в чистом поле можно встретить обелиски, памятники, курганы и братские могилы. Сколько их, сынов всех народов тогда еще великого Советского Союза, лежит здесь?! Я видел крепких мужчин и миловидных женщин, согбенных старушек и седобородых стариков, которые выходили из поезда на маленьком полустанке, а потом брели к какой-нибудь могилке, на которой ни фамилий, ни имен, а только номер полка — расстилали чистое полотенце, доставали немудреную закуску и по старому русскому обычаю поминали сына или отца, которые пропали без вести и, быть может, лежат здесь.

Много, очень много братских могил в России, и все они — самая дорогая, самая почитаемая и самая святая частица нашей жизни.

Сейчас здесь тихо, так тихо, что даже отдаленный рокот трактора кажется неуместным в стрекоте кузнечиков и щебете жаворонков. А шестьдесят три года назад на этих полях гремело одно из величайших сражений Великой Отечественной войны. В ходе зимнего наступления Красной Армии в районе Курска, Орла и Харькова образовался огромный выступ, глубоко вдававшийся в расположение противника. Его протяженность по фронту достигала 550 километров.

Наши войска оказались в довольно сложном положении: в случае удара с севера — со стороны Орла, и с юга — со стороны Белгорода, мощнейшая группировка советских войск могла попасть в котел. Правда, к началу апреля соотношение сил в людях, орудиях и минометах было в нашу пользу, в танках и самоходных артиллерийских установках силы были равны, и только в самолетах противник имел значительное превосходство.

В принципе, наши дивизии могли наступать и дальше, стремясь освободить Орел, Белгород и Харьков, но…было слишком много «но».

Главные из них: усталость войск, большие потери в ходе наступления и, следовательно, не укомплектованность соединений, а также весенняя распутица и связанные с ней трудности с подвозом горючего и боеприпасов.

Именно поэтому в район Курского выступа приехали заместитель Верховного Главнокомандующего Г.К. Жуков и начальник Генерального штаба А.М. Василевский. Проанализировав обстановку, они составили соответствующий документ, который Георгий Константинович за своей подписью направил Сталину:

«Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Будет лучше, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем его танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно выбьем основную группировку противника».

Через четыре дня Ставка приняла предварительное решение о переходе к преднамеренной обороне.

К этому времени военно-политическое положение Германии резко ухудшилось. Достаточно сказать, что в зимней кампании Красная Армия разгромила более ста немецких дивизий: только безвозвратные потери в живой силе составили 1 миллион 135 тысяч человек. Главная ударная сила гитлеровцев — бронетанковые войска, тоже оказались в тяжелом положении. Это вынужден был признать даже генерал-инспектор бронетанковых войск Гудериан. 9 марта 1943 года он направил в генеральный штаб сухопутных войск донесение, в котором сообщал: «К сожалению, в настоящее время у нас нет уже ни одной полностью боеспособной танковой дивизии».

Чтобы поднять моральное состояние вермахта, восстановить военный и политический престиж Германии, было принято решение провести большое летнее наступление. «Мы должны наступать из политических соображений!» — заявил фельдмаршал Кейтель в мае 1943 года. Чтобы пополнить войска, в Германии объявили тотальную мобилизацию, которая распространялась на мужчин в возрасте от 16 до 65 лет, и на женщин от 17 до 45 лет. Одновременно проводилось коренное перевооружение вермахта: вступили в строй танки «тигр», «пантера» и самоходное орудие «Фердинанд». Большие надежды возлагались на новые самолеты, минометы и артиллерийские системы.

15 апреля 1943 года в оперативном приказе № 6 Гитлер провозгласил: «Я решил, как только позволят условия погоды, провести наступление «Цитадель» — первое наступление в этом году. Оно должно завершиться быстрым и решающим успехом. На направлениях главных ударов должны быть использованы лучшие соединения, наилучшее оружие, лучшие командиры и большое количество боеприпасов».

Первоначально наступление планировалось на 20-25 мая. Потом эти сроки неоднократно переносились и, наконец, 1 июля Гитлер объявил окончательное решение начать наступление 5 июля. Для проведения операции на Курском направлении было сосредоточено более 900 тысяч солдат и офицеров, около 10 тысяч орудий и минометов, 2700 танков и штурмовых орудий, а также свыше 2 тысяч самолетов.

Все эти приготовления велись в обстановке строжайшей секретности, но советская военная разведка своевременно вскрыла планы врага. Еще 12 мая, то есть почти за два месяца до гитлеровского наступления, наши разведчики сообщили: «Сведения о подготовке немцами операции с целью прорыва нашего фронта в районе Курск — Белгород соответствуют действительности. Название «Цитадель», по-видимому, является условным обозначением операции, планируемой немцами в районе Орловского выступа».

Но это еще не все! 3 мая на совещании в Мюнхене план «Цитадель» был утвержден окончательно, а 5 мая об этом знал наш Генштаб. Эти данные были подтверждены сведениями, которые с помощью подпольщиков города Ровно раздобыл легендарный разведчик Николай Кузнецов.

Интереснейшую информацию передала в Москву действовавшая в Швейцарии группа Шандора Радо. Разведчики сообщили не только о самом факте появления «тигров», которые должны были решить исход сражения под Курском, но и раздобыли его тактико-технические данные: скорость, толщину брони, калибр орудия и, самое главное, уязвимость танка при атаках с воздуха.

Данные агентурной разведки, работавшей в глубоком тылу, надо было уточнять и перепроверять — этим-то и занималась войсковая разведка. В полосе Центрального и Воронежского фронтов было проведено 105 разведок боем, более 2600 ночных поисков и 1500 засад, в результате которых было захвачено 187 немецких солдат и офицеров. А ведь это — «языки», те самые «языки», которые не только сообщали чрезвычайно важные сведения о переднем крае обороны противника, но и позволяли перепроверить данные, добытые в глубоком тылу.

Усилили свою активность и партизаны. Когда стало очевидным сосредоточение фашистских войск в районе Курского выступа, они начали наносить регулярные удары по вражеским коммуникациям. Летели по откос поезда с живой силой и боевой техникой, взрывались мосты, минировались шоссейные дороги. Одной из самых дерзких была операция по уничтожению 300-метровго моста через Десну. Перебив охрану, состоявшую из двухсот солдат, партизаны взорвали мост, по которому в сторону фронта ежедневно проходило по сорок эшелонов. Движение было прервано на двадцать восемь суток!

А белорусские партизаны так искусно заминировали железнодорожные ветки вокруг Витебска, что оттуда не мог выйти ни один поезд. В результате там скопилось огромное количество вагонов с живой силой, техникой, боеприпасами и горючим. Партизаны сообщили об этом на Большую землю. Вскоре последовал массированный налет советских бомбардировщиков — и Витебский железнодорожный узел был уничтожен, само собой разумеется, вместе со всеми стоящими на путях эшелонами.

Весь план снабжения войск, подвоза техники и людей трещал по швам. И тогда немецкое командование обрушило на партизан не только охранные части, но и снятые с фронта полевые соединения, а также танки, артиллерию и авиацию. О масштабе антипартизанских акций говорит хотя бы такой факт: в отдельные дни в налетах на партизанские базы участвовало по 350 самолетов. В ходе карательных операций немцы потеряли три тысячи солдат и офицеров, но эффект был невелик: партизан удалось лишь потеснить, да и то ненадолго.

От беспомощности и бессилия гитлеровские вояки решили выместить злобу на мирных, безоружных людях — стариках, женщинах и детях. Весь мир знает о трагедии французского Орадура, чехословацкой Лидице, белорусской Хатыни. Я расскажу о том, что произошло на Курской земле, в деревеньке Большой Дуб.

В Михайловском районе действовал большой партизанский отряд, против которого каратели были бессильны. И тогда они разработали операцию «Белый медведь», суть которой была в поголовном уничтожении населения окрестных деревень. Сохранился документ, подписанный руководителем этой операции генералом Хойзингером. Рассказывая о своих подвигах, бравый генерал с гордостью сообщает, что в результате операции было сожжено 18 деревень и расстреляно 520 «пособников партизан» А знаете, кто эти пособники? Восьмидесятилетние старики и годовалые ребятишки.

…Неподалеку от оживленной автомобильной трассы Железногорск — Киев стоит скромный памятник: скорбящая женщина и мальчик в форме суворовца. А на постаменте надпись: «Здесь похоронены мирные жители поселка Большой Дуб, расстрелянные и заживо сожженные немецко-фашистскими карательными войсками». То же самое выбито с другой стороны, только название поселка — Звезда.

На обелиске — фамилии расстрелянных и, что самое главное, их возраст. Убивали целыми семьями. Пятеро Алешкиных, девять Кондрашовых, одиннадцать Федичкиных, тринадцать Ворониных… Алешкины — дед с бабкой и трое внуков, старшему шесть, младшему один годик. Федичкины — дед с бабкой, дочери и шестеро внуков, младшему два года. Кондрашовы — тоже старик, старуха и внуки, младшему один годик.

Рядом с памятником — погреба, в которые фашисты загнали всю деревню, забросали гранатами и сожгли. Каратели думали, что свидетелей их злодеяний нет, но они ошиблись. Надежда Тимофеевна Дугинова успела спрятаться в огороде. Она видела, как повесили ее мужа, как расстреляли детей, но не шелохнулась, словно окаменев от горя. Видела, как бежала по улице ее соседка с внуком на руках — их сразила пулеметная очередь. Видела, как пятилетний Ванюша Алешкин спрятался в бочке с водой. Когда закончился воздух, и он вынырнул, здоровенный эсэсовец схватил его за ноги, пристрелил и швырнул в погреб, где уже полыхал огонь.

Шестьдесят три года минуло с того дня. Многое забылось, отболело, ушло. Но как забыть слезы старух, бессильные проклятья стариков, детский плач и крик?! Как забыть треск автоматов, взрывы гранат, хохот фашистов, гул пламени и раздирающий душу вопль Ванюши Алешкина, когда его, мокрого и трясущегося, вытаскивали из бочки, когда к его крохотному сердцу подносили пистолет?!

(Продолжение следует)