Изучив протоколы допросов, фашистское руководство потребовало доставить необычного пленника в Берлин. Сначала его поместили в Просткенский лагерь для военнопленных, где он находился под бдительным оком немецких спецслужб. Многочисленные допросы и беседы по душам ничего не давали. Джугашвили замкнулся, стал угрюмым и молчаливым. Причины у него, конечно, были: в очередной раз Якова подвела его доверчивость. Он достаточно откровенно отвечал на вопросы Ройшле, а тот, оказывается, спрятал под скатертью микрофон, записал их беседу, а потом так хитро смонтировал запись, что Яков предстал неистовым обличителем Сталинского режима.
Эту пленку крутили на передовой, и его голос слышали советские солдаты, а прямо на их головы немецкие самолеты сбрасывали листовки с призывом сдаваться в плен, тем самым, следуя совету сына Сталина, «потому что всякое сопротивление германской армии бесполезно».
Чтобы не было сомнений, что в их руках действительно сын Сталина, немцы сделали серию фотографий Джугашвили в окружении германских офицеров — и тоже сбросили на передовой. Само собой разумеется, что их опубликовали в газетах и журналах.
Пропагандистская акция была в разгаре, а Джугашвили молчал. Немцев это не устраивало, и они подослали ему «земляка» — грузинского эмигранта, члена нацистской партии по фамилии Тогонидзе. В папках «Смерша» есть донесение советского агента Шмидта, который информировал органы госбезопасности о посещении этим грузинским нацистом Якова Джугашвили. Вот что говорилось в этом донесении:
«Лагерь окружен колючей проволокой. Охрана усилена. Наконец дежурный офицер провел меня к одному из бараков. Я вошел. Голые стены, никаких нар. На полу сено, сильно примятое от лежания. На сене сидели и лежали несколько военнопленных.
Разговор поначалу не клеился, потому что Яков знал об извращении своего заявления и решил ни с кем не разговаривать. Говоря на грузинском языке, Тогонидзе смог убедить своего собеседника, что их беседа не будет опубликована.
— На что вы надеетесь? — спросил он.
— На победу, — твердо ответил Яков, — На победу, которая неизбежно будет. Жаль только, что судьба лишила меня возможности быть ее участником».
Судя по всему, эти слова настолько не понравились геббельсовским пропагандистам, что Якова передали гестаповцам, которые немедленно перевезли его в свою Центральную тюрьму. И снова допросы, расспросы, выпытывания семейных и военных тайн… Есть сведения, что Якова не только допрашивали, но и пытали. В материалах дела сохранилась информация, что Яков дважды пытался вскрыть себе вены.
Наконец, видимо поняв, что сломать Якова не удастся, гестаповцы перевели его в Хаммельсбургский лагерь для военнопленных. Вот что после окончания войны сообщил сотрудникам «Смерша», чудом выживший узник этого лагеря, капитан Ужинский, который был близким другом Якова.
«Когда в лагерь был привезен тов. Джугашвили, то выглядел он плохо. В нормальных условиях я бы сказал, что этот человек перенес длительную, тяжелую болезнь. Щеки впалые, цвет лица серый. На нем было советское, но солдатское обмундирование. Яловые сапоги, синие солдатские брюки, пилотка и большая для его роста, серая шинель.
Питался он наравне со всеми: одна буханка хлеба на 5-6 человек в день, чуть заправленная жиром баланда из брюквы и чай. Иногда на ужин давали картошку в мундире. Мучаясь из-за отсутствия табака, Яков нередко менял свою дневную пайку не щепоть махорки.
Несколько раз в месяц его тщательно обыскивали, а в комнату поселили соглядатая. Лагерное начальство разрешило Джугашвили работать в небольшой мастерской, расположенной на нижнем этаже офицерского барака. Здесь человек 6-7 военнопленных делали из кости, дерева и соломы мундштуки, шкатулки и шахматы. Вываривая полученные из столовой кости, заключенные получали не только материал для поделок, но и своеобразный доппаек в виде бульона.
Яков оказался неплохим мастером и за полтора месяца сделал костяные шахматы, которые обменял на картошку у унтер-офицера Кацмана. Позднее эти шахматы за 800 марок купил какой-то немецкий майор».
В конце апреля 1942 года сравнительно сносное существование Якова было прервано неожиданным приказом — снова бросить его в Центральную тюрьму гестапо. А в феврале 1943-го по личному указанию Гиммлера, Якова отправили в печально известный концлагерь Заксенхаузен. Первое время он находился в лагерной тюрьме, а затем был переведен в режимный барак Зондерлагеря «А». Эта особая зона была отделена от основного лагеря высокой кирпичной стеной и опоясана колючей проволокой, по которой проходил ток высокого напряжения. Охрану несли эсэсовцы из дивизии «Мертвая голова».
В папках «Смерша» сохранились показания арестованного после войны коменданта лагеря, штандартенфюфера СС Кайндля. Вот что он, в частности, рассказал.
«В концлагерь Яков Джугашвили был доставлен из V отдела имперской безопасности Германии доктором Шульце. Часто из Берлина приезжал навещать военнопленного другой гестаповец — криминальный комиссар имперской безопасности Штрук.
О том, что судьбой Джугашвили был заинтересован лично Гиммлер, было известно многим. Видимо, он хотел использовать сына Сталина в случае сепаратных переговоров с СССР или для обмена захваченных в русский плен, видных нацистов».
Не исключено, что с этой же целью в соседней с Яковом комнате, содержался племянник Молотова Василий Кокорин (как выяснилось позже, этот самозванец не имел никакого отношения к семье Молотова — Б.С.), а в двух других комнатах жили племянник Черчилля Томас Кучинн и сын премьер-министра Франции капитан Блюм. Были там и другие знатные пленники, но все они жили дружно и не теряли надежды на освобождение.
И тогда берлинские драмоделы решили спровоцировать конфликт между русскими и англичанами. Для этого они заставили англичан мыть комнаты и чистить туалеты русских. Идея была такова: англичане возмутятся и затеют драку, во время которой убьют Кокорина и Джугашвили. Геббельсовские газеты тут же поднимут шумиху, обвиняя во всем племянника Черчилля. Сталин и Молотов, конечно же, возмутятся и разорвут отношения между СССР и Англией.
Как ни нелепо выглядит эта затея, но перед угрозой открытия второго фронта немцы были готовы на все. Подтверждает это в своих показания и Кокорин, уверяя, что Яков принял решение ценой собственной жизни не допустить конфликта между союзниками и склонял к этому «племянника Молотова».
И вот наступило 14 апреля 1943 года. Незадолго до этого между англичанами и русскими произошла ссора из-за подарочных сигарет, но ожидаемого немцами эффекта не было, то есть драки не получилось. Сломали Якова не англичане, и даже не немцы, а… собственный отец. Вот что рассказал об этом много лет спустя Томас Кучинн.
«Имевшая место ссора из-за подарочных сигарет произошла не в день гибели Джугашвили, а днем раньше. Случай, побудивший сына Сталина искать смерти, имел совсем другую причину.
Незадолго до того трагического дня, я увидел Джугашвили очень бледным, пристально уставившим свой взгляд на стену, на которой висел громкоговоритель. Я поздоровался с Яковом, но он на мое приветствие не отреагировал. Я заметил, что в тот день он не брился и не умывался, а его жестяная миска с супом оставалась не тронутой.
Кокорин пытался на жалком немецком языке объяснить мне причину столь удрученного состояния Якова. Насколько я понял, речь шла об очередной пропагандистской передаче берлинского радио, в которой говорилось о русских военнопленных в Германии и, в частности, о заявлении Сталина, что «У Гитлера нет русских военнопленных, а есть лишь русские изменники, с которыми расправятся, как только окончится война». Далее Сталин опроверг утверждение о том, что его сын Яков попал в немецкий плен. «У меня нет никакого сына Якова!» — заявил он корреспондентам из нейтральных стран.
После этой передачи сын Сталина стал каким-то подавленным, чувствовал себя отверженным, похожим на человека, ощущающего на себе какую-то вину. Ему казалось, что его также следует причислить к категории изменников. На мой взгляд, именно после этой передачи Джугашвили принял твердое решение покончить счеты с жизнью.
Я находился в бараке, когда вдруг раздался выстрел. Я выбежал и увидел Джугашвили, висящим на проволоке мертвым. Его кожа во многих местах была обгорелой и черной. Я не думаю, что сын Сталина был застрелен часовым. Скорее всего, он погиб от соприкосновения с проволокой, которая была под высоким напряжением».
О чрезвычайном происшествии комендант лагеря тут же сообщил в Берлин. Немедленно была создана Особая следственная комиссия, отправившая в Заксенхаузен судмедэспертов. В своем докладе на имя Гиммлера они констатировали, что смерть Джугашвили наступила не от пулевого ранения, а от поражения током высокого напряжения. Выстрел часового прозвучал уже после того, как Джугашвили схватился за проволоку. Вывод: Яков Джугашвили покончил жизнь самоубийством.
Пока эксперты занимались своим делом, Шульце допрашивал Конрада Хартфига, того самого часового, который произвел роковой выстрел. Удивительное дело, но показания этого человека сохранились, и мне удалось их найти!
«14 апреля 1943 года, около 20.00 я заступил на пост, — рассказывал Хартфиг. — Все пленные, кроме Якова Джугашвили, были уже в бараке, лишь он один продолжал лежать около стены и бить по земле веткой. Я обратил внимание на то, что он был очень взволнован.
Когда в 20.00 начальник караула пришел с ключами, чтобы запереть пленных в бараках, а я отправился запереть дверь в проволочном заборе, отделяющем бараки, Яков Джугашвили продолжал лежать у стены. Я потребовал, чтобы он поднялся и вошел в барак. На что он мне ответил: «Нет, делайте со мной, что хотите, но в барак я не пойду. Я хочу поговорить с комендантом».
Начальник караула унтершарфюрер Юнглинг решил удовлетворить его просьбу, и направился к сторожевой вышке, чтобы поговорить по телефону с комендантом лагеря. Но как только он ушел, Яков Джугашвили стремительно бросился к наземной проволочной сети — «спотыкачу», преодолел ее и крикнул мне: «Часовой, стреляй!» На это я ему ответил: «Вы не в своем уме. Вернитесь из-за проволоки, идите в барак и ложитесь спать. Завтра все уладится». Но он опять закричал: «Немецкий часовой — трус! Русский часовой тотчас бы выстрелил».
Я подумал про себя: отойду-ка я в сторонку, дам ему возможность одуматься и прийти в себя. Пройдя метров сорок, я оглянулся и увидел, что Джугашвили обеими руками схватился за проволоку, находившуюся под высоким напряжением. После этого мне ничего не оставалось, как согласно Уставу, применить оружие. С расстояния примерно 6-7 метров я прицелился ему в голову и нажал на спусковой крючок.
Сразу после выстрела Джугашвили разжал руки, откинулся всем телом назад и, головой вниз, остался висеть на проволоке».
Унтершарфюфер Юнглинг был более краток, но и более категоричен.
«Это была не попытка к бегству, а акт отчаяния человека, готового на все и находившегося вне себя» — заявил он.
Отключив ток, труп Якова сняли с проволоки, в тот же день кремировали, а урну с прахом отвезли в Берлин, в Главное управление имперской безопасности. Куда она делась дальше, никто не знает, хотя найти ее следы предпринимались неоднократно.
Но на этом история с гибелью Якова Джугашвили не закончилась. В личном архиве Сталина долгие годы хранился доклад заместителя министра внутренних дел Серова, датированный сентябрем 1946 года. Оказывается, еще в 1945-м американцы арестовали пятнадцать охранников Заксенхаузена, в том числе и коменданта лагеря Кайндля. Наше командование попросило передать их советской стороне, что американцы и сделали.
Само собой разумеется, наши следователи начали с допроса Кайндля. Рассказывая о гибели Джугашвили, он несколько иначе интерпретировал события того трагического дня. Бывший начальник лагеря заявил:
«За проволоку Джугашвили схватился одновременно с выстрелом часового. Эксперты же считали, что он был убит ударом электрического тока, а выстрел в голову последовал после этого».
Не трудно догадаться, что такого рода объяснение Серов посчитал вымыслом «в целях смягчения ответственности Кайндля за расстрел Джугашвили». И еще одна немаловажная деталь: в одном из докладов Серов сетует на то, что американцы просили пригласить их на суд, и пришлось им это обещать, поэтому «применить меры физического воздействия к арестованным Кайндлю и начальнику охраны Вегнеру в полной мере, не представляется возможным».
Что ж, версия о том, что сын Сталина не покончил жизнь самоубийством, а убит эсэсовским охранником, звучит, конечно, благороднее, но она не соответствует действительности. Правда же в том, что от него отрекся отец, и не только отрекся, но фактически назвал изменником, с которым расправятся, как только кончится война.
О том, что это не пустые слова, Яков хорошо знал — ведь все его родственники были уничтожены кровожадным отцом. Вот он и решил: лучше смерть от немецкого тока, чем от русской пули, которую в него выпустят по приказу отца.
И еще. Щедрый на награды для других, Сталин, так и не решился хотя бы посмертно наградить своего сына, совершившего, без всяких натяжек, героический поступок. Слаба Богу, эта ошибка была исправлена в 1977 году, когда Указом Президиума Верховного Совета СССР Яков Иосифович Джугашвили был награжден орденом Отечественной войны 1 степени (посмертно).