И в Кремле, и на Лубянке хорошо знали: если Сталин кого-то распекает, да еще прилюдно, этим все может и закончиться. А вот если нахваливает, приближает к своей персоне и активно продвигает по службе — быть беде. А тут — подчеркнутое внимание на совещаниях, тосты за здоровье на дружеских вечеринках, бесчисленные ордена и высокие должности начальника Иностранного отдела ОГПУ-НКВД, а затем и заместителя начальника Разведывательного управления РККА.
Неужели человек, оказавшийся в такой милости у вождя, не понимал, чем это пахнет? Скорее всего, понимал, ведь он был профессионалом такого высокого уровня, что мог просчитывать любую ситуацию на пять ходов вперед. Напомню, что это он, Артур Христианович Артузов, придумал и блистательно провел операцию «Трест», а потом и «Синдикат-2», это он заманил в пределы России таких асов разведки и террора, как Борис Савинков и Сидней Рейли, это он предложил сверхдерзкую и впоследствии реализованную идею вербовать агентов не среди английских коммунистов, а в среде золотого фонда Британской империи — выпускников Кембриджа, так что по большому счету Ким Филби — дитя Артузова.
Ветераны рассказывают и о такой, известной лишь им, операции. На одной из встреч Сталин спросил, нельзя ли раздобыть чертежи новейшего немецкого танка. Можно, ответил Артузов, но для этого нужны деньги. За этим дело не станет, пообещал вождь. Не прошло и месяца, как Сталину продемонстрировали не чертежи, а... только что сошедший с конвейера сверхсекретный немецкий танк.
Это то, что мы знаем об Артузове. А теперь о том, что неведомо даже ученым, занимающимся историей ВЧК-ОГПУ-НКВД. Ведь до последнего времени даже в Энциклопедическом словаре, где Артузову уделено пять строчек, датой его смерти назван 1943-й год. Сказать, что это ложь, значит, ничего не сказать! Скорее всего, это хорошо продуманная и санкционированная в соответствующих кабинетах дезинформация с далеко идущими последствиями. Ведь знали же, что 21 августа 1937 года по приговору печально известной «тройки» Артур Христианович был расстрелян, а составителям словаря показали липовую справку.
Арест
Но вернемся в 1937-й год. 13 мая Артур Христианович не вернулся с работы. Жена не волновалась, ночные бдения тогда были нормой. Но когда ранним утром раздался оглушительный звонок, а потом и грубый стук в дверь, у Инны Михайловны упало сердце! Так могли стучать только ОНИ.
Дрожащими руками открыла дверь — и схватилась за горло: на площадке стоял дворник, а за его спиной двое в штатском. Оттолкнув хозяйку, все трое вошли в квартиру.
— В-вы кто? Зачем? — выдавила Инна Михайловна.
— Читайте, — протянули ей сложенный пополам лист.
— Ордер № 1723, — стала она читать почему-то вслух, — выдан сержанту Главного управления государственной безопасности на производство обыска и ареста Артузова Артура Христиановича.
Инна Михайловна рухнула на пол.
— Положите ее на диван, — приказал не имеющий фамилии сержант и деловито приступил к обыску.
Арестовывать было некого. Где хозяин квартиры, сержант не знал, а хозяйку велено пока что не трогать. А вот первую жену Артура Христиановича, Лидию Слугину, в покое не оставили — ее квартиру перерыли сверху донизу.
Обыски и допросы шли полным ходом, все родственники тряслись от страха, но о самом Артуре Христиановиче никто ничего не знал: где он, что с ним, арестован или бежал.
К сожалению, не бежал, хотя при желании для него это не составило бы труда. Артур Христианович был арестован в ночь на 13 мая 1937 года, но об обстоятельствах ареста стало известно...через восемнадцать лет; лишь в 1955 году нашелся человек, который присутствовал при аресте Артузова. Вот что рассказал бывший сотрудник НКВД Л.Ф.Баштаков.
«С Артузовым я работал с 1932 по 1937 год. При мне же он был арестован. Этот арест был для меня полной неожиданностью. Произошло это таким образом. В тот день я работал в его кабинете, так как он был на партийном активе в клубе НКВД. Часов в двенадцать ночи Артузов возвратился с актива в возбужденном состоянии. На мой вопрос, что случилось, Артузов, волнуясь и беспрестанно ходя по кабинету, стал ругать Фриновского. «Этот выскочка и недоучка ни за что оскорбил меня на активе, — возмущенно говорил он, — назвав меня шпионом. Мне даже не дали возможности отпарировать его выступление».
«Спустя 20-30 минут работники оперативного отдела арестовали Артузова. В моем присутствии проводилась опись документов в его кабинете».
Вот так, достаточно реплики на партийном собрании — и ты в тюрьме. Хотя совершенно ясно, что реплика не была случайной, что все было, мягко говоря, подстроено — ведь Фриновский был одним из руководителей НКВД и просто так обвинить в шпионаже другого руководящего работника не мог, за это пришлось бы платить собственной шкурой. Несколько позже так и случилось: в 1939-м году Михаил Фриновский, который к этому времени из заместителя наркома внутренних дел стал наркомом Военно-морского Флота, был арестован в один день вместе со своим бывшим начальником Ежовым, приговорен к высшей мере наказания, и расстрелян.
Но как у них поднялась рука на любимца Сталина, орденоносца, почетного чекиста, грозу шпионов и террористов, друга и ученика Дзержинского, который не только говорил, но и писал о нем: «Тов. Артузов (Фраучи) честнейший товарищ, и я ему не могу не верить, как себе»?! Нет никаких сомнений, что по собственной инициативе они бы на такой шаг не решились, нужна была, как тогда говорили, указка сверху. И она поступила. Дело в том, что незадолго до этих трагических событий, руководствуясь заветом Дзержинского: «Не лгать!», Артузов составил доклад о состоянии агентурной работы в Разведуправлении РККА, и направил его Сталину и наркому обороны, Ворошилову. Доклад был таким нелицеприятным, что вызвал страшный гнев Ворошилова, а затем, судя по всему, и Сталина. К тому же, кое-кто вспомнил, что на одном из приемов Сталин весьма иронично отозвался об источниках Артузова за рубежом, поинтересовался их надежностью, и, наконец, не скрывая раздражения, задал с далеко идущими последствиями вопрос, не дезинформируют ли они его.
Оргвыводы были сделаны сразу же после того злосчастного приема: сначала Артузова уволили из Разведуправления РККА, затем отстранили от дел в Иностранном отделе НКВД, и только потом арестовали.
Так кем же он был, Артур Христианович Артузов? И как стал чекистом?
Его настоящая фамилия — Фраучи. Мать — латышка. Отец — швейцарский сыровар, эмигрировавший в Россию. После блестящего окончания Новгородской гимназии Артур поступил в Петроградский политехнический институт и в 1917-м окончил его со званием инженера-металлурга.
Некоторое время Артур работал в широко известном «Металлургическом бюро», которым руководил профессор Грум-Гржимайло. А по вечерам новоиспеченный инженер брал уроки вокала и готовился к поступлению в консерваторию: дело в том, что у Артура был весьма приличный тенор и ему прочили карьеру оперного певца. Не исключено, что со временем Артур стал бы гордостью российской науки или блестящим солистом Мариинки, но все карты спутал злой гений их семьи, который совратил с истинного пути не только Артура, но и других близких и дальних родственников: я говорю об известном революционере и неистовом большевике Михаиле Кедрове, который был мужем родной сестры матери Артура. Вторая сестра Августы Августовны Дидрикиль была замужем за другим, не менее известным борцом за светлое будущее — Николаем Подвойским. Так что деваться Артуру было просто некуда.
Еще в студенческие годы Кедров втянул Артура в революционное движение, дал ему рекомендацию в партию, а потом и на работу в ЧК, что, впрочем, не помешало несгибаемому ленинцу через двадцать лет отречься от племянника, написав не дрогнувшей рукой: «Оснований не доверять Артузову политически, у меня было достаточно, но разглядеть в Артузове предателя, я все-таки не сумел».
Что это, как не донос, как не попытка ценой чужой жизни спасти свою?! Не помогло. И Михаила Кедрова, и его сына Игоря — двоюродного брата и большого друга Артура Христиановича, расстреляли.
Но как же швейцарец Фраучи стал русским, да еще с фамилией Артузов? Русским Артур Христианович считал себя всегда — об этом он неоднократно писал. Что касается фамилии, то это превращение он объяснял так: «До 1918 года я носил фамилию Фраучи. В 1918-м, при поступлении в военно-осведомительное бюро МВО, фамилию переменил на Артузова. Сделал я это по той причине, что иностранная фамилия Фраучи в работе с матросами и красноармейцами причиняла мне затруднения, так как они ее часто перевирали. В связи с этим, я избрал себе в качестве псевдонима русскую фамилию — Артузов, которая изображалась почти так же, как мое имя — Артур, и легко запоминалась.
Допросы
В деле всего два протокола допросов. Но, судя по первой же фразе в протоколе от 27 мая 1937 года, Артузова допрашивали раньше, и, скорее всего, с пристрастием: об этом говорят даже подписи, сделанные Артуром Христиановичем на каждой странице протокола: нажим слабый, подпись нервная, рваная, я бы сказал, безвольная.
Допрашивали Артузова комиссар государственной безопасности 3 ранга Дейч и лейтенант Аленцев. Последний, много лет спустя, и будучи уже полковником, уверял, что в допросах не участвовал, но верить этому нельзя, так как его подпись в конце протокола сохранилась.
Недавно мне довелось побывать в печально известной Лефортовской тюрьме. Я видел камеры, в которых сидели обреченные на смерть люди, побывал и в похожих на глухие боксы комнатах, где велись допросы, а, скорее всего, не только допросы, но и пытки. Здесь — кричи, не кричи, никто не услышит, а если и услышит, ни за что не поможет. Так что представить обстановку того майского дня, когда Артура Христиановича втолкнули в это преддверие ада, не так уж сложно.
— На протяжении ряда допросов, вы упорно скрываете свою вину, и отказываетесь давать следствию показания о своей антисоветской и шпионской деятельности. Вам в последний раз предлагается сознаться в совершенных вами преступлениях и дать о них развернутые и правдивые показания, — многообещающе начал следователь.
Судите сами, как должны были поработать лефортовские костоломы, чтобы Артузов, человек, до мозга костей преданный Родине, и как никто много сделавший для погибели ее врагов, произнес столь ошеломляющую фразу: — Тяжесть совершенных мною в течение многих лет преступлений, и глубокий позор предательства, побуждал меня сопротивляться следствию. Но теперь вижу, что дальнейшее сопротивление бесполезно, поэтому решил стать на путь полного признания совершенных мною преступлений. Я признаю свою вину перед государством и партией в том, что являюсь германским шпионом. Завербовал меня бывший работник НКВД и Разведупра — Штейнбрюк. Во время одной из бесед он рассказал о блестящих результатах начинающегося вооружения Германии, об успехах использования СССР в деле подготовки и сохранения кадров немецких летчиков и танкистов, а также о своих встречах с такими влиятельными людьми, как начальник германского Абвера фон Бредов и генерал Людендорф. Далее Штейнбрюк сказал, что является немецким разведчиком, и что эти высокопоставленные особы предложили ему создать в России крупную службу германской разведки. После столь откровенного заявления, я дал свое согласие сотрудничать с германской разведкой, так как считал, что, помогая европейскому фашизму, буду содействовать ускорению процесса ликвидации советской власти и установлению в России фашистского государственного строя. Моя работа в пользу Германии началась еще в 1925 году.
— Штейнбрюк сказал вам, с кем связан по шпионской деятельности в СССР?
— Да. Он признался, что у него есть контакты с негласным военным атташе в Советском Союзе Нидермайером, через которого он поддерживает связь с Германией. И еще, он сказал, что в Берлине было особенно высоко оценено мое желание работать идейно, то есть без денежной компенсации.
— Какие материалы вы успели передать немцам?
— Детально вспомнить не могу, но материалов было передано много. С приходом к власти Гитлера и убийством фон Бредова, нашим шефом стал адмирал Канарис, который настойчиво требовал выдачи советской агентуры, работающей на территории Германии. Я был против этого, но, по настоянию адмирала, пришлось выдать завербованного в Германии агента № 270. Это было тяжелейшим, для нашей страны, ударом. Ведь еще в 1932 году, из его донесений, мы узнали о существовании в СССР широко разветвленной военной организации, связанной с рейхсвером, и не один год работающей на немцев. По словам 270-го, одним из руководителей этой организации был генерал Тургуев. Мало кто знает, что под этой фамилией в Германию ездил Тухачевский.
— Каким путем был устранен 270-й?
— Знаю, что он был убит. Подробности мне не известны.
Второй допрос состоялся 15 июня 1937 года.
— В распоряжении следствия имеются материалы о том, что в своей антисоветской и шпионской деятельности, вы были связаны с бывшим наркомом внутренних дел — Ягодой. Почему вы об этом умолчали? — укорил Артузова следователь.
— Должен сознаться, что я действительно скрыл от следствия свою преступную связь с Ягодой, и свое участие в возглавлявшемся им антисоветском заговоре. Он завербовал меня на почве того, что каким-то образом узнал о моей шпионской работе, но не на немцев, а на французов.
— Вы ничего не путаете? — отложил ручку следователь. — На первом допросе вы признались, что были агентом германской разведки. Как же вы могли работать еще и на французов?
— Мог, — махнул рукой Артузов. — И вообще, я работал на три разведки: французскую, германскую и польскую.
Извините, дорогие читатели, но тут уж придется отложить ручку и мне!
За долгие годы работы в секретных архивах, такого фантастического признания я не встречал. Судите сами! Работать бок о бок с Дзержинским, нанести гигантский урон белогвардейскому движению, а заодно интересам Франции, Польши и Германии, в то же время являясь одним из самых ценных агентов этих стран — такое не придумать самому изобретательному автору детективных романов. Но следователи, не делая никаких попыток проверить показания Артузова, охотно ему верят. Как верят и совершенно невероятному рассказу о том, как он был завербован во французскую разведку.
— Это произошло летом 1919 года на квартире моего двоюродного брата, который носит нашу родовую фамилию Фраучи, — начал издалека Артузов. — Он долго убеждал меня в том, что я совершаю безумие, помогая большевистской революции, советовал бросить эту работу и подумать о семье. Когда я категорически отказался, он заявил, что в случае восстановления старого порядка, я буду обязательно повешен, и меня не спасет перемена фамилии Фраучи на Артузова. Я понял, что он угрожает выдать меня белым, как активного чекиста. Я не хотел быть повешенным и согласился работать на французскую разведку.
Брат вербует брата и угрожает ему виселицей — любопытный поворот, не правда ли? Но следователи, не моргнув глазом, проглатывают и эту ахинею. Они даже не поинтересовались, почему Артузов не вывел провокатора на чистую воду, или, как это не раз делал, не перевербовал на свою сторону. А ведь это было вполне возможно, так как брат Артура Христиановича еще десять лет жил в Советском Союзе. Не смутило их и то, что на допросах Артузов называл имена только тех людей, которые были либо вне досягаемости ежовцев, либо уже арестованы, осуждены и казнены.
— Немцам и французам вы передавали одинаковые материалы? — возобновил допрос следователь.
— Нет, они были совершенно разные. Французов интересовали данные об активности немцев в СССР, а немцев — о французах, англичанах и их политике по отношению к Германии.
— Расскажите подробнее о вашем участии в антисоветском заговоре, возглавлявшемся Ягодой, — потребовал следователь.
— После того, как Ягода узнал о моей связи с французами, он начал вести со мной откровенные антисоветские разговоры. Например, он говорил, что деспотизм руководства в нашей стране находится в кричащем противоречии с декларациями о советской демократии. Конституция, с его точки зрения, насмешка над демократией. Если сделать свободные выборы, результаты, мол, будут вполне определенные: в руководящие органы не попадет ни один большевик. Вся надежда на молодежь и на студентов, уверял он. Что касается «дворцового переворота», то это, он считал вполне возможным, так как в его распоряжении не только милиция, но и войска. Впоследствии о перевороте он говорил подробнее, акцентируя внимание на том, что его целью должно быть изменение государственного строя в СССР.
Любопытная программа, не правда ли! Есть в ней что-то знакомое, легко узнаваемое и даже реализованное. Но откуда она известна Артузову? Есть только два объяснения этого факта: или Артузов действительно участвовал в заговоре Ягоды и хорошо знал его программу, или сочинил ее сам. Много лет спустя это выяснится, и рассказ об этом впереди.
— В последующих беседах Ягода все больше приоткрывал карты, — продолжал Артузов, — и, в конечном счете, мне стало ясно, что во главе антисоветского заговора стоят Рыков, Бухарин и Томский, а военных представляет Тухачевский. Их цель состояла в реставрации капитализма в СССР. Кроме того, они хотели восстановить всякого рода иностранные концессии, добиться выхода советской валюты на международный рынок, отменить ограничения на въезд и выезд иностранцев, объявить о свободном выборе форм землепользования — от колхоза до единоличного хозяйства. Затем — широкая амнистия политзаключенных, свобода слова, печати, союзов, собраний и, конечно же, свободные, демократические выборы.
Вот уж поистине, все новое — хорошо забытое старое! Если бы я не знал, что до меня дело Артузова никто не держал в руках, то, честное слово, подумал бы, что некоторые нынешние партии и их лидеры один к одному переписали в свои программы то, что говорил Ягода или сочинил Артузов.
Но это еще не все. Заявив, что Ягода ничего не знал о связи Артузова с германской разведкой, Артур Христианович утверждает, что у Ягоды была своя связь с немцами.
— В одной из бесед с Ягодой, на мой вопрос, через кого он осуществляет связь с немцами, он сказал, что через Радека. А тот, с помощью старого немецкого разведчика Хильгера, установил прямые контакты с небезызвестным Розенбергом — руководителем заграничного отдела нацистской партии. Целью заговорщиков являлось достижение такого рода отношений между Германией и СССР, при которых немцы отказались бы от вооруженного нападения на Советский Союз после захвата власти заговорщиками. Гитлер на это согласился, правда, при условии, что проживающим в СССР немцам будет обеспечено право экстерриториальности. Кроме того, он настаивал на том, чтобы германские промышленники получили возможность иметь концессии, и мы не будем возражать, если вермахт займет Литву, Латвию и Эстонию. Если эти условия будут выполнены, то Гитлер даже обещал помощь в реализации задач антисоветского заговора.
Переведем дух, дорогие читатели, и вдумаемся в то, о чем поведал Артузов. Вы только представьте: если бы план Бухарина — Ягоды — Радека осуществился, не было бы второй мировой войны, не было бы Лидице, Освенцима и Хатыни, не было бы руин Ковентри, Сталинграда и Варшавы. Вопрос только в том, знали ли об этом плане в Берлине или он был только в голове Артузова?
Не исключен и другой вариант. Так как Артур Христианович хорошо знал порядки, царившие как на Лубянке, так и в Кремле — а там иногда любили почитать протоколы допросов он не исключал, что его слова будут услышаны Сталиным и тот извлечет пользу из «плана заговорщиков». А чтобы привлечь внимание вождя, Артузов подает сигнал, который не мог не заинтересовать Сталина.
— Вспоминаю некоторые детали антисоветского заговора. Ягода решительно настаивал на том, чтобы в момент переворота были арестованы не только все члены нынешнего правительства, но и высшие руководители партии. Говорил он и том, как будут распределены портфели в будущем правительстве. Рыкову предназначался портфель председателя Совнаркома. Бухарин должен стать секретарем ЦК ВКП(б). Ягода некоторое время предполагал оставаться наркомом внутренних дел, а потом стать либо председателем Совнаркома, либо наркомом обороны.
Еще раз обратите внимание на то, что, верный своему принципу никого не подставлять Артузов, называет только тех, кому не мог навредить: все названные им «заговорщики» уже арестованы, осуждены и расстреляны.
Посчитав эту тему исчерпанной, следователи резко меняют ход допроса.
— Мы располагаем данными, что вы по-прежнему не говорите всей правды и увиливаете от ответов. Еще раз предлагаем ответить на прямой вопрос: все ли вы сказали о своей антисоветской и шпионской деятельности?
И вот он, лакомый кусочек, припасенный Артузовым напоследок!
— Признаю, что не все. Мне очень трудно было начать с того, что я являюсь старым английским шпионом, и был завербован Интеллидженс Сервис в Санкт-Петербурге в 1913 году. Я прошу сейчас прервать допрос и дать мне возможность восстановить все факты моей преступной деятельности.
Ну, как можно этому верить, как можно всерьез принимать это нелепейшее признание?! Быть английским шпионом и разрабатывать сложнейшую операцию по заманиванию на территорию России и захвату английского шпиона Сиднея Рейли — это же полнейшая чушь! Не исключено, что Артузов рассчитывал на чисто профессиональную реакцию Аленцева и Дейча, которые хорошо знали о достижениях Артура Христиановича в области контрразведки, но следователям не до проверок и уточнений, в их работе были свои, спущенные сверху, показатели: чем больше признаний, тем лучше, тем больше оснований вынести арестованному самое суровое наказание.
К сожалению, это были последние слова Артура Христиановича. Больше его не допрашивали, видимо, посчитав, что спектакль пора заканчивать.
(Продолжение следует)