Он нашёл общий язык с полковником Каддафи. Он не доверял Джозефу Байдену. Он не допустил военного противостояния СССР и КНР. Он остановил индо-пакистанский конфликт. Ему не нужна была Нобелевская премия мира, ему хватало двух званий: «сталинский нарком» и «главный инженер Советского Союза».
За последние недели дважды на весь мир снова прозвучало имя Алексея Николаевича Косыгина – крупнейшего отечественного управленца ХХ века, который тридцать лет назад оставил пост Председателя Совета министров СССР и вскоре умер. Во-первых, многие СМИ, в связи с событиями в Ливии, вспоминали визит Косыгина в Триполи 1975 года, который стал поворотным в советско-ливийских отношениях: полковник Каддафи начал закупать советское вооружение. Десятки СМИ снова процитировали вопрос Косыгина, который заставил Каддафи понервничать: «Зачем вам столько оружия?». Этим вопросом Косыгин показал ливийцу, что СССР хотя и заинтересован в новых выгодных контрактах, но в эйфорию от ливийских нефтедолларов не впадает. Во-вторых, во время визита в Москву о Косыгине вспоминал вице-президент США Джозеф Байден. В «New York Times» Байден писал: «In the summer of 1979, I led a delegation of senators to Moscow to discuss the second Strategic Arms Limitation Talks agreement (SALT II). I sat across from President Leonid Brezhnev and Premier Alexei Kosygin. It was a very different time. I recall Mr. Kosygin saying: “Let’s agree that we do not trust you, you do not trust us and we have good reason not to trust each other». – «Летом 1979 года я возглавлял делегацию сенаторов во время визита в Москву, в ходе которого мы обсуждали Договор об ограничении стратегических вооружений (ОСВ-2). Я сидел напротив председателя Леонида Брежнева и премьер-министра Алексея Косыгина. То были совсем другие времена. Вспоминаю, как Косыгин сказал: "Давайте согласимся, что мы не доверяем вам, а вы не доверяете нам и что у нас есть достаточно оснований не доверять друг другу". Тогда он был абсолютно прав. Но сегодня эти слова были бы ошибкой». Ошибкой ли? Думаю, последующие события вокруг Ливии показали, что прав был всё-таки Косыгин… А уж в таком деликатном деле, как сокращение вооружений, где каждая сторона только и занималась камуфлированием вооружений, отказ от лицемерия был как нельзя кстати. Прав был Newsweek, писавший в 1964-м о Косыгине: «Человек такого типа мог бы возглавить крупную корпорацию вроде «Форда» или «Дженерал моторс».
Несколько лет назад Байден уже вспоминал о переговорах с Косыгиным. «Я хорошо запомнил его колючий взгляд, когда он начал говорить... Косыгин предложил: «Давайте договоримся о двух условиях, сенатор. Я говорю от имени СССР. Вы говорите от имени США. Я говорю, потом вы, и больше никто. Второе. Вы - молодой человек. Когда я был молодым, моя работа была столь же важной, как ваша. Она заключалась в снабжении продовольствием Ленинграда во время немецкой блокады». Война, блокадный Ленинград… Как бы ни храбрился Байден, он понял, что перед ним – легенда. Потому и помнит назубок тот разговор и тридцать лет спустя. Три часа продолжался их разговор. Когда Косыгин привёл явно заниженные сведения о советских танках – Байден ввернул шутливое, просторечное выражение: «Don't bullshit the bullshitter» (дословно – не заплетай мозги мозгоплёту). Перевели адаптированно: «Не шути с шутником». Косыгин оживился, он ценил остроумие, когда оно не замещает собой, а приправляет деловую беседу.
Толстой говорил: человек подобен дроби, в знаменателе - то, что он о себе думает, в числителе - то, что он есть на самом деле. Косыгин знал себе цену, не любил, к примеру, когда другие члены Политбюро вмешивались в его хозяйство, в его епархию. Но в нём не было самовлюблённости, он не позволял себе высокомерие. Это располагало к Косыгину и опытных переговорщиков, и самых простодушных обывателей. Его опыт и заслуги всегда превалировали над самомнением.
В Косыгине не было позёрства, популистических наигрышей. Ему не нужно было бороться за голоса избирателей мимикой и жестами. Современная политика, привыкшая к бесконечным телевизионным и интернет-трансляциям, отвратительна своим отточенным кокетливым артистизмом. Косыгин работал не на личный рейтинг, он мог себе позволить всю жизнь оставаться «главным инженером Советского Союза». Оппонент Косыгина понимал: перед ним честный профессионал, прагматически отстаивающий интересы своей страны, корпорации, партии.
Интересные воспоминания о Косыгине оставил Виктор Суходрев, знаменитый советский переводчик и дипломат, сопровождавший Алексея Николаевича во многих поездках. В воспоминаниях Суходрева Косыгин предстает мужественным, любознательным и находчивым человеком, опытным и въедливым политиком. Косыгин любил пешие прогулки, совершал их во всех городах - и советских, и заграничных. В канадской столице, на прогулке с премьер-министром Трюдо, нашему герою пришлось в полной мере продемонстрировать истинно русский характер, полный самообладания. Суходрев вспоминает: "Вдруг каким-то боковым зрением я заметил, как что-то черное мелькнуло справа, с той стороны, где шел Косыгин. Тут же я ощутил довольно сильный удар в правое плечо. И увидел, что к Алексею Николаевичу сзади тянутся две руки. Они обхватили его и вцепились в лацканы пиджака. Человек в черной кожаной куртке явно пытался опрокинуть Косыгина на землю. Я услышал крик: "Свободу Венгрии!". Инцидент длился, вероятно, не более нескольких секунд. Сразу же среагировал старший охранник Косыгина, а также сопровождавшие канадцы. Схватили человека и повалили его на землю. Охрана моментально сомкнулась вокруг Трюдо и Косыгина, и я, естественно, оказался в самой гуще. Все были в шоке. Особенно разволновался Трюдо. Но Алексей Николаевич оставался невозмутимым. Он первым делом осмотрел свой пиджак и с досадой произнес:
- Надо же, пуговицу оторвал…".
В 1968-м году, в разгар чехословацкого кризиса, Косыгин давал пресс-конференцию в Стокгольме. Переводчиком был Суходрев: «Косыгина спросили, каковы его впечатления от уровня жизни в Швеции? Я перевёл вопрос, Алексей Николаевич начал рассказывать о своих впечатлениях и заключил: "Поэтому в Чехословакии действительно высокий уровень жизни". Видимо, всё его внимание было сосредоточено на тяжёлой ситуации в Чехословакии, и он просто оговорился. Разумеется, я, не моргнув глазом, сказал "Швеция" вместо "Чехословакия". Косыгин продолжил говорить и снова допустил ту же оговорку. Я снова перевёл "Швеция". Вдруг кто-то из зала, кто, очевидно, знал русский язык, выкрикнул: "Он ведь сказал Чехословакия!" Косыгин понял свою ошибку, но не смутился и, усмехнувшись, ответил: "Да, извините, я оговорился, но, если уж на то пошло, в Чехословакии уровень жизни тоже довольно высок!" Так он с успехом разрешил довольно неприятный инцидент».
Суходрев отмечает косыгинское «умение спокойно, без всякой суеты выходить из затруднительных положений». В историю вошли встречи Косыгина с Линдоном Джонсоном, с Насером, с Чжоу Энлаем, визит в Лондон.
В 1967-м году, во время и после Шестидневной войны, в жестком послании президенту Джонсону и в ооновской речи Косыгин изложил позицию СССР, которая, возможно, предотвратила большую войну в бурном регионе. Кризис потребовал многоплановой, маневренной тактики. Как только Израиль начал боевые действия, Косыгин воспользовался «горячей» телеграфной линией Кремль – Пентагон, проложенной после Карибского кризиса. Американцы спешно продлили линию от Пентагона до Белого дома, и начались переговоры Косыгина и президента Джонсона. «Мы предлагаем вам потребовать от Израиля, чтобы он безоговорочно прекратил военные действия… За невыполнение этого будут приняты необходимые акции, включая военные», - заявлял Косыгин, а на Политбюро выступал против прямого военного вмешательства. В итоге шестидневных переговоров и американские, и советские корабли взяли курс в сторону от боевых действий, и большой войны не случилось.
В июне 1967-го Косыгин прибыл в Нью-Йорк, на заседание Генеральной Ассамблеи ООН, спешно созванное по требованию Советского Союза. Бурно, пылко обсуждалась резолюция по Шестидневной войне. Не удалось избежать перепалки с представителями Израиля: Косыгин даже упомянул «бердичевские базары», а знавший русский язык представитель Израиля Иосиф Текоа – «подвалы Лубянки». Голос Косыгина в Нью-Йорке звучал грозно. Он требовал вывода израильских войск с территории Египта, Иордании и Сирии, требовал защиты палестинского арабского государства, провозглашённого ООН ещё в 1947-м. Западные державы сопротивлялись. Только в ноябре Совет безопасности примет резолюцию с требованием к Израилю о выводе войск с оккупированной территории. Главным защитником арабских стран на международной арене стал в тот кризисный год именно Косыгин.
Тогда же, в июне 1967-го, на полпути из Нью-Йорка в Вашингтон (чтобы никто из переговорщиков не выглядел гостем или паломником), в провинциальном Гласборо прошли весьма напряженные переговоры Косыгина с Линдоном Джонсоном. Косыгин проявил неуступчивость, когда впервые в истории прозвучала тема сокращения стратегических вооружений. Быстро реагировал на любое предложение – как на привычном производственном совещании. Никакой эйфории от «встречи на высшем уровне» этот опытный нарком не испытывал, обращался с главами государств уважительно и сноровисто как повар с картошкой.
Косыгин применял во внешней политике методы воздействия на людей, испытанные им в руководстве производством. В первые годы после отставки Хрущева, когда власть генерального секретаря еще не стала единоличной, во внешней политике на высшем уровне Советский Союз представлял Косыгин. На Западе его считали человеком дела, умеющим принимать решения, и искали встреч именно с ним. Был у Косыгина и свой неоспоримый внешнеполитический триумф, вошедший в славную историю российской дипломатии.
Январь 1966 года, Ташкент, урегулирование индийско-пакистанского конфликта, перераставшего в страшную войну. Несколько месяцев Косыгин готовил эту встречу, предлагая конфликтующим сторонам пойти друг другу навстречу под гарантии советского премьера. И вот Айюб Хан и Шастри протягивают друг другу руки, а наш Алексей Николаевич смотрит на них, как радушный хозяин, примиривший гостей. В трудных переговорах с лидерами воюющих стран Косыгину пригодилась выдержка военных лет: он ставил рекорды по марафонским беседам, оперативно консультировался с экспертами, словом, упрямо действовал до тех пор, пока не добивался своего.
Выносливость Алексея Николаевича обескураживала видавших виды дипломатов. В дебюте переговоров Косыгин деловито выделил вопросы, по которым Пакистан и Индия зашли в тупик неразрешимых разногласий. Советский Предсовмина предложил отложить рассмотрение этих проблем, но договариваться там, где точки соприкосновения есть. Этот принцип, отразивший железный рационализм Косыгина-управленца, и привел переговоры к успеху. Война была предотвращена: 10 января Шастри и Айюб Хан подписали Ташкентскую декларацию. С тех пор отношения Пакистана и Индии не стали безоблачными, но войны, большой войны, на пороге которой стояла Азия, не случилось. Посредником великого азиатского примирения стал А.Н.Косыгин – начинающий дипломат (к тому времени он меньше полутора лет занимался внешней политикой), но многоопытный государственный муж, привыкший к ответственности. Будем помнить о той ташкентской встрече: даже в истории великих держав случаи подобного успеха в примирении народов нечасты. Скажем, многолетние безуспешные старания международной дипломатии не привели к миру в Персидском заливе. В истории современной России подобных дипломатических успехов также не было. Может быть, мы мало учились у Косыгина? Невнимательно изучали его биографию? В этой внешнеполитической истории на авансцену вышел человек, познавший цену миру на ленинградской Дороге жизни, а роль компромисса – в ходе восстановления разрушенной советской промышленности. В период, предшествовавший Ташкентскому соглашению, в дни переговоров, и в последующие годы талант А.Н.Косыгина переживал пору зрелости, золотую пору политика. Выдвиженцу Сталина оказалось по плечу остановить войну. Никогда специально не изучая дипломатию, Косыгин в международных делах опирался на авторитет страны и на собственный авторитет талантливого и честного руководителя. Такая же дипломатия, основанная на личном таланте и преданности державе, была эффективной в Российской империи в исполнении Потемкина, Суворова, Кутузова. Косыгин развивал традицию великих государственных мужей России.
Косыгинский темп работы выдерживали не все. В ночь после подписания ташкентских соглашений в номере Виктора Суходрева раздался телефонный звонок: «Вставай! Шастри умирает!». Суходрев подумал, что секретарь советской делегации слишком старательно отметил успех переговоров – и теперь развлекается странными шутками. Но это была не шутка. Косыгин и Громыко немедленно прибыли в индийскую резиденцию. Он застал лучших ташкентских кардиологов колдующими над Шастри. Надежды не было. Из Ташкента Косыгин направился в Дели, куда доставили и тело Шастри. Там он присутствовал на похоронах и, как водится, провёл несколько важных встреч – например, с Индирой Ганди. А вот от встречи с Далай-Ламой уклонился. По оценке последнего, «повёл себя, как истинный друг Китая».
Стал Косыгин и истинным другом Финляндии и её президента Урхо Кекконена, который был для Советского Союза полезным партнёром. Кекконен и Косыгин вместе и в сауне парились, и русский бальзам пили полными стаканами, и рыбачили, и охотились. В финале переговоров Кекконен неизменно восклицал: «Мы – комсомольцы!». А однажды Косыгин пригласил Кекконена в Минводы, чтобы вместе совершить пеший переход через Кавказский хребет. Чтобы не упасть в грязь лицом, Косыгин предварительно несколько дней тренировался на горных тропинках в районе Ессентуков. На страх врачам, к ужасу охраны они начали 200-километровый путь. Идти уговорились без перерывов на сон. Политикам было далеко за шестьдесят, но оба наслаждались «покорением Кавказа». На спуске с Клухорского перевала сделали привал, и Кекконен стал засыпать, а Косыгин демонстрировал завидную выносливость… Это путешествие стало не только демонстрацией дружбы СССР и Финляндии, но и рекламой здравниц Кавказа.
Брежнев и Громыко постепенно оттесняли Косыгина от внешней политики. Но на заседаниях Политбюро по вопросам внешней политики Косыгин всегда высказывался веско. Так, он настойчиво выступал за нормализацию отношений с Китаем. С Мао Цзэдуном и Джоу Энлаем Косыгин познакомился ещё при Сталине, в 1950-м году, в Москве. И после этого неоднократно встречался с ними. В 1964-м году Чжоу Энлай и Косыгин даже попали на обложку журнала Time. Американские журналисты броско запечатлели встречу в аэропорту, когда Чжоу прибыл в СССР на «ноябрьские праздники».
Косыгин сыграл ключевую роль в дипломатической битве за Вьетнам. Именно он в феврале 1965-го посещает Ханой, Пекин и Пхеньян, укрепляя восточный фронт советско-американского противостояния. Именно после беседы Косыгина с Хо Ши Мином советская военная помощь Северному Вьетнаму приобрела серьёзный масштаб. Беседа с Мао в Пекине прошла в дружественных тонах. Великий кормчий пообещал приехать в Советский Союз, что было прорывом для 65 года. Мао откровенничал: «Я нападаю на ХХ и ХХII съезды КПСС. Я не согласен с мнением этих съездов, что был какой-то там культ личности». Косыгин пытался объяснить великому кормчему, что погода в Москве переменилась, но последующие события показали, что взаимоотношениям СССР и КНР не суждено было исправиться и после отставки Хрущёва… Косыгин и Мао общались как союзники по борьбе миров. Мао даже счёл уместным рассказать, что в китайском руководстве есть догматики – такие, как сам Мао и Дэн Сяопин, но есть и сторонники Москвы – например, Чжоу Энлай. При этом заманить Мао (или того де Чжоу Энлая) на московскую встречу представителей коммунистических и рабочих партий не удалось. Треугольник «СССР – Китай – Вьетнам» оказался неустойчивой политической фигурой. Однако с того времени Косыгин явно стал самым уважаемым в Китае советским политиком.
11 сентября 1969 года, возвращаясь с похорон Хо Ши Мина, Косыгин сделал остановку в Китае для встречи с главой госсовета КНР Чжоу Энлаем. Они начали разговор за завтраком в пекинском аэропорту. Более трудной ситуации для переговоров и вообразить нельзя: это случилось сразу после кровопролитного конфликта вокруг острова Даманский. Косыгин снова был там, где горит, в эпицентре кризиса. Зашивал, где порвалось. Они беседовали четыре часа, в результате – агрессивные действия Китая на границе с СССР прекратились. Косыгин приберёг для китайцев афоризм в восточном вкусе: «Если все прошлое завязать в один узел и этот узел выбросить, то тогда, может быть, будет проще и легче найти подход к обсуждению проблем». Чжоу Энлай не был готов к такому повороту: «Старое сразу выбросить невозможно». Другой аргумент Косыгина китайцы приняли: «Империалисты хотят путем столкновения СССР и КНР кардинально решать свои дела». Чжоу ответил: «Наши народы не хотят этого». Они решили возобновить дипломатические контакты, вернуться к постоянным консультациям по вопросам международной политики. Говорили о перспективах торговли. Увы, великий кормчий китайского народа в 1969-м не был готов поворачиваться лицом к советским ревизионистам… И всё-таки встреча Косыгина с Чжоу Энлаем стала зацепкой для будущих переговоров, прологом улучшения советско-китайских отношений в 1980-е годы.
В последний год работы в правительстве Косыгин провёл переговоры с молодым премьер-министром Великобритании Маргарет Тэтчер. К сожалению, многие наши публицисты питают к «железной леди» труднообъяснимую любовь и любой эпизод, связанный с нею, трактуют с пристрастием и даже с подобострастием. Отсюда поспешный приговор: «Тэтчер переиграла Косыгина по всем статьям». Но никакого «поединка на выбывание» тогда не было! Как в былые годы, самый трудный разговор с самым неудобным политическим оппонентом партия поручила Косыгину… Напористая Тэтчер говорила Косыгину о беженцах из Вьетнама. Косыгин упорно повторял: «Это преступники и наркоторговцы!». Тэтчер возражала. Косыгин твердил о миролюбивой политике СССР – Тэтчер говорила о ракетах, которые весь мир видит каждый год во время трансляций парадов с Красной площади. Эта домашняя заготовка британцев Косыгина не смутила. Он смерил «железную леди» кислым взглядом – и точка.
Мэтры мировой дипломатии (не говоря уж о советских директорах, инженерах, учёных!) вспоминают о Косыгине с уважением. Но есть и такое мнение: «Вот, например, восхищаются у нас Косыгиным. А Косыгин как раз был не способен ни к каким самостоятельным суждениям. Он был ретроградом с примитивными представлениями о жизни… А страну он погубил. И при этом считается светочем». Так рассуждает писатель Леонид Млечин. «Погубил страну»… Это Косыгин-то, создавший экономический потенциал страны на полвека вперёд. До сих пор прорастают косыгинские зёрна и в геополитике – в отношениях с Китаем, с Вьетнамом… Косыгин был уверен, что Советский Союз должен без комплексов, с хладнокровным ощущением собственной силы, торговать со всем миром, договариваться, входить в международные организации. Не для того, чтобы выслушивать чьи-то поучения, а, чтобы развиваться и доминировать. Он не обладал актёрским голосом, актёрской интонацией, это был голос корпорации, голос державы. Спокойный, с нотками въедливости и дотошности, без риторических эффектов. Один из самых убедительных голосов России во внешней политике…