Тем временем на Центральном фронте, которым командовал К.К. Рокоссовский, на Воронежском — им командовал Н.Ф .Ватутин, и на Степном — командующий И.С.Конев, шла напряженная подготовка к предстоящим боям. Надо было организовать глубоко эшелонированную, многополосную оборону на 200-300 километров в глубину. Рыли траншеи и ходы сообщений, сооружали доты и дзоты, устанавливали минные поля. Но самое главное, шло пополнение людьми и боевой техникой.
А техника к лету 1943 года была уже не та, что в начале войны! В тылу на полную мощность работали заводы, выпускавшие новые штурмовики, истребители и бомбардировщики: за год их сошло с конвейера около 35 тысяч. За тот же год наша промышленность дала фронту 24 тысячи танков. Тогда же началось массовое производство самоходных артиллерийских установок с более мощной пушкой — против нее не мог устоять даже хваленый «тигр».
И что особенно важно, были разработаны подкалиберный и кумулятивный снаряды, которые прошивали и прожигали любую броню. 130 тысяч орудий, минометов и «катюш» было выпущено в 1943-м году, тогда же появились новые образцы противотанковых пушек, а также пулеметов и автоматов.
И вот приготовления закончены. Фашистским войскам противостояло 1,3 миллиона солдат и офицеров, более 19 тысяч орудий и минометов, 3,5 тысячи танков и самоходных орудий, 2 с лишним тысячи самолетов. Эти цифры говорят о многом: впервые в ходе войны наши войска превосходили противника не только в живой силе, но и в технике.
1 июля в гитлеровской ставке, расположенной в Восточной Пруссии, состоялось последнее большое совещание перед началом операции «Цитадель». 2 июля об этом стало известно в Москве. В два часа ночи Сталину позвонил первый заместитель начальника Генштаба А.И. Антонов и попросил утвердить телеграмму, которую он намерен отправить командующим фронтами. Сталин поинтересовался текстом телеграммы. Антонов доложил, что он хочет предупредить войска о том, что немцы могут перейти в наступление в период от 3 до 6 июля.
— Вы в этом уверены? — засомневался Сталин.
— Уверен, товарищ Сталин, — ответил Антонов. — Сведения получены из надежных источников и многократно проверены.
— Тогда отправляйте. Наши люди должны быть готовы!
Когда примерная дата гитлеровского наступления стала известна в дивизиях и полках, само собой разумеется, командиры захотели узнать не только день, но и час начала наступления. В тыл врага были заброшены самые отчаянные разведчики с одним единственным заданием: добыть «языка». 4 июля в районе Белгорода разведчики захватили немецкого сапера, который сообщил, что его часть получила задание расчистить минные поля и снять проволочные заграждения.
«Кроме того, всему личному составу выдан сухой паек, и даже шнапс из расчета на пять дней, — заявил он. — Это значит, что примерный срок наступления назначен на 5 июля». Точно такие же показания о дне наступления дал пленный ефрейтор из немецкого разведотряда.
А в полосе Центрального фронта в ночь на 5 июля наши разведчики обнаружили группу немецких саперов, которые делали проходы в минных полях. В завязавшейся перестрелке несколько саперов было убито, а одного удалось взять в плен. Рядовой Бруно Фермелло не стал запираться.
«Немецкие войска приведены в полную боевую готовность, — сказал он на допросе, — и 5 июля после короткой артиллерийской подготовки в 2 часа по европейскому времени перейдут в наступление в общем направлении на Курск. Одновременно начнется наступление и в районе Белгорода».
Напряжение нарастало. Надо было принимать решение о начале артиллерийской контрподготовки, но для этого нужно абсолютно точно знать время начала немецкого наступления.
— Верить или не верить пленным? — рассказывал несколько позже о своих сомнениях Константин Рокоссовский. — Если они говорят правду, надо начинать запланированную нами артиллерийскую контрподготовку, на которую выделялось около половины боекомплекта снарядов и мин. Времени на запрос Ставки не было. Обстановка складывалась так, что промедление могло привести к тяжелым последствиям. Присутствовавший при этом представитель Ставки Георгий Константинович Жуков, который прибыл к нам накануне вечером, решение этого вопроса доверил мне».
И Рокоссовский решил контрподготовку провести! В 2 часа 20 минут тихую, июльскую ночь расколол грохот канонады. 600 стволов, да еще два полка «катюш» извергали смертоносный огонь. Через полчаса, израсходовав четвертую часть боекомплекта, орудия умолкли. В 4 час 30 минут артналет повторили снова, но с привлечением уже около 1000 орудий.
Результаты артподготовки были ошеломляющие: подавлено 90 батарей и 60 наблюдательных пунктов врага, уничтожено 6 складов с боеприпасами, нарушена связь и управление войсками. Среди солдат разнесся панический слух: «Русские нас опередили, и теперь не мы будем наступать, а они».
Эффект от контрподготовки был неплохой, но все же не такой, какого ждало советское командование. Много лет спустя Г.К. Жуков признает: «Как Центральный, так и Воронежский фронты начали контрподготовку слишком рано: немецкие солдаты еще спали в окопах, блиндажах и оврагах, а танковые части были укрыты в выжидательных районах. Лучше было бы контрподготовку начать примерно на 30-40 минут позже».
Итак, по вражеским позициям выпущена половина боекомплекта. А вдруг, впустую? Вдруг, немцы и не думают наступать? Вдруг, сообщения пленных — умело подстроенная дезинформация? Ответов на эти вопросы не было…Тянулись мучительные минуты ожидания, и никто не знал, как отреагируют на это в Кремле.
Наконец, около пяти утра появились немецкие самолеты. Тут же заговорила и артиллерия. Это был самый парадоксальный случай в истории войны, когда жесточайший огонь врага у наших командиров вызвал вздох облегчения. А когда поднялась пехота, поддержанная 500 танками и 300 бомбардировщиками, стало ясно, что операция «Цитадель» началась.
Лязг гусениц, вой бомб, рев моторов, беспрерывные взрывы мин и снарядов, повсюду огонь, чад, смрад, стоны раненых, полупьяные крики наступающих фашистов… Но наш солдат не дрогнул. Танки расстреливались в упор, пехота истреблялась пулеметным огнем, а то и в рукопашных схватках. Беспрерывная карусель воздушных боев была и в небе.
Самые ожесточенные бои развернулись в районе Ольховатки. Здесь стоял насмерть танковый батальон капитана Михеева. После ожесточенной бомбежки на батальон навалилась лавина немецких танков. Михеев знал, что и пушка, и броня «тигра» мощнее, чем у «тридцатьчетверки». Единственный выход — подпустить поближе и бить в упор. Так и делали! Вот уже больше десятка факелов полыхает на поле, а танки все лезут и лезут…
А рядом, у деревни Самодуровки, дорогу фашистским танкам преградила батарея капитана Игишева. Тридцать танков навалилось на батарею, девятнадцать из них артиллеристы сожгли, а остальных заставили повернуть назад. Батарейцы погибли, все до одного, но врага не пропустили.
И все же к концу дня фашисты вклинились в нашу оборону. Вклиниться-то вклинились, но выйти на оперативный простор
немецкие дивизии не смогли. Да и потери они несли огромные. Только в первый день было подбито 586 немецких танков и 203 самолета. 7 июля было уничтожено 520 танков и 229 самолетов, а 8-го — 304 танка и 161 самолет.
Именно в эти дни бессмертный подвиг совершил летчик-истребитель А.К.Горовец. 6 июля, возвращаясь с задания, Горовец увидел большую группу бомбардировщиков противника, но из-за повреждения рации не мог сообщить об этом своим. И тогда он решил атаковать в одиночку! Девять самолетов сбил лейтенант в ходе этого боя, но и сам погиб. В тот же день открыл свой боевой счет впоследствии Трижды Герой Советского Союза Иван Кожедуб.
Одним из самых трудных дней для войск Центрального фронта было 7 июля. В этот день противник нанес чудовищной силы удар в районе Понырей. Триста танков прорвалось на этом участке. Их не смогли остановить ни пушки, ни «тридцатьчетверки».
И тогда против «пантер» и «тигров» вышли саперы. Чтобы было ловчее работать, они шли налегке, сняв сапоги и гимнастерки. Одни ползли по чистому полю, открытые всем пулям и снарядам, другие — выскакивали из-за бугров, третьи — поджидали в воронках. А когда до танка оставались считанные метры, и он мог свернуть в сторону, перед ним появлялся солдат, не защищенный никакой броней, кроме отваги. Единственным его оружием была противотанковая мина. И танки подрывались один за другим! Триста танков…Страшно подумать, какая это сила, но саперы оказались сильнее, остановив эту бронированную лавину.
Сейчас на этом месте воздвигнут памятник героям-саперам, на обелиске которого высечены удивительно точные и пронзительные слова из поэмы Евгения Долматовского:
Здесь не было ни рвов, ни скал,
Здесь не было ни рвов, ни рек,
Здесь русский человек стоял,
Советский человек.
«Целый день в районе Понырей не смолкал гул ожесточенного сражения, — несколько позже писал об этих боях Г.К.Жуков. — Враг бросал в бой все новые и новые танковые части, но и здесь ему не удалось сломать оборону. Так, потеряв значительную часть танков, на которые Гитлер делал основную ставку, немецкие войска не смоги продвинуться вперед».
То, что не удалось под Понырями, почти удалось под Прохоровкой: в этом районе немцы продвинулись на 30-35 километров. Даже Жуков признал, что к исходу 11 июля на этом участке Воронежского фронта наступил «опасный кризис сражения». И немудрено, ведь именно на этом направлении немецкое командование собрало в железный кулак отборные танковые дивизии «Рейх», «Адольф Гитлер», «Мертвая голова» и другие. Им противостояла 5-я гвардейская танковая армия генерала Ротмистрова, 5-й гвардейская армия генерала Жадова и еще два танковых корпуса. Небо прикрывала 5-я воздушная армия.
И вот, 12 июля в 8 часов 30 минут началось крупнейшее в истории второй мировой войны встречное танковое сражение. С обеих сторон в нем участвовало 1200 танков и самоходных орудий. Сражение шло весь день, до самой темноты. В итоге противник потерял около 400 танков и начал отходить.
С этого дня фашисты больше не наступали, а наши солдаты их гнали и гнали, вплоть до самого Берлина.
Так закончился первый, оборонительный этап Курской битвы. На Центральном фронте это произошло 12 июля, а на Воронежском 23 июля. И тут же, без всякой оперативной паузы, началась подготовка к двум грандиозным наступательным операциям: Орловской — под названием «Кутузов» и Белгродско-Харьковской — под названием «Полководец Румянцев».
На Орел наши войска двинулись, имея более чем двукратное превосходство в людях, танках и самолетах. И хотя противник ожесточенно сопротивлялся, перебрасывая свежие дивизии с других фронтов, 5 августа Орел был освобожден.
На Белгородском направлении советскому командованию удалось создать еще более мощный кулак: наши войска имели превосходство перед противником в людях более чем в три раза, а в танках и орудиях — в четыре раза. 3-го августа наши войска перешли в наступление, а 5-го освободили Белгород. 23 августа был освобожден и Харьков.
Но в историю Великой Отечественной войны, как и в историю страны, навсегда пошла другая дата, а именно 5 августа 1943 года — ведь именно в этот день был произведен первый салют в честь воинов-освободителей. В связи с этим я не могу не привести выдержку из приказа Верховного Главнокомандующего.
«Сегодня, 5 августа, в 24 часа, столица нашей Родины — Москва будет салютовать нашим доблестным войскам, освободившим Орел и Белгород, двенадцатью артиллерийскими залпами из 120 орудий.
Вечная слава героям, павшим в борьбе за свободу нашей Родины».
Вечная слава… Как хочется надеяться, что так оно и будет, что мы никогда не станем манкуртами, не помнящими своего рода-племени, что никогда не забудем тех, кто отдал самое дорогое — свою жизнь — за то, чтобы жили мы, благодарные и достойные их подвига потомки.