Человек собирается эмигрировать в космос. Надолго? Навсег­да? Можно говорить о тактике покорения космических «высот», о стратегии завоевания космических «континентов». Можно спорить о многом. Например, о том, есть ли тут какие-то не СИЮМИНУТНЫЕ, даже не БЛИЖАЙШИЕ, а дальние, высшие, КОНЕЧНЫЕ цели?

Мнения тут разные: биологизм, мистицизм... Иной, материалистической позиции, придерживались замечательные представители русского космизма. Одним из них был философ, провидец космического будущего, счи­тавший, что поприщем для человеческой деятельности должно быть ЦЕЛОЕ мироздание, НИКОЛАЙ ФЕДОРОВИЧ ФЕДОРОВ.

Русский космизм

В конце XIX и начале ХХ веков в России возник особый духовно-теоретический феномен – русский космизм. Он был ориентирован на синтетическое видение реальности, на восприятие человека в качестве органической части космического единства, способного реализовать свою активную природу в деле творческого изменения мироздания.

В развитии идей космизма приняли участие известнейшие русские мыслители:

Владимир Сергеевич Соловьев (1853-1900), поэт и религиозный философ (автор трактата «Чтения о Богочеловечестве»), пропагандировал идею воссоединения Западной и Восточной Церквей под главенством Римского Папы;

Павел Флоренский (1882-1937), православный священник, богослов, религиозный философ (считал, что существует «идеальное родство» мира и человека), поэт, был отправлен со спецконвоем в Соловецкий лагерь особого назначения, расстрелян;
Николай Григорьевич Холодный (1882-1953), советский ученый-биолог, мыслитель (главный труд «Мысли дарвиниста о природе и человеке», 1944 год), ввел понятие антропокосмизма – неразрывной связи человека с космосом;

Константин Циолковский (1857-1935), один из столпов русского космизма, член русского общества любителей мироведения, основоположник современной космонавтики;

Александр Чижевский (1897-1964), советский ученый, один из основателей космического естествознания, основоположник историометрии;

Владимир Вернадский (1863-1945), создал свое представление о биосфере (третий синтез космоса), полагал, что пространство и время – реальные свойства реальных природных объектов, а не отвлеченные философские категории.

Одним из ярких родоначальников русского космизма стал и Николай Федорович Федоров - русский религиозный мыслитель и философ-футуролог, деятель библиотековедения, педагог-новатор. Его называли «московским Сократом».

Он мечтал воскресить людей, не желая примириться с гибелью даже одного человека. С помощью науки он намеревался собирать рассеянные молекулы и атомы, чтобы «сложить их в тела отцов». Науке Фёдоров отводил место рядом с искусством и религией в общем деле объединения человечества, включая и умерших, которые должны в будущем воссоединиться с ныне живущими.

Основное зло для человека Федоров видел в смерти, поэтому выдвинул утопическую идею регуляции природных процессов средствами науки и техники, переустройства человеческого организма, освоения космоса. Высшая цель регуляции - преодоление смерти, воскрешение умерших поколений, «патрофикация» (воскрешение отцов), достижение всеобщего бессмертия.

Нужно обратить вспять, считал Федоров, ложную направленность человека к рождению детей, которая ведет только к дурной множественности и дурной бесконечности. Дети, получая жизнь от отцов, должны воскресить, заново «родить» своих отцов. Воскрешение отцов, всеобщее бессмертие было задумано Федоровым как «общее дело» человечества, ведущее к всеобщему братству и родству, поэтому христианскую идею личного спасения он как еретик считал безнравственной, противоположной делу всеобщего спасения.

Житие Федорова (1828-1903)

Удивительная жизнь этого человека все еще малоизвестна. Внебрачный сын князя Павла Ивановича Гагарина и пленной черкешенки (по другой версии - крепостной крестьянки, фамилию и отчество мальчик получил от кре­стного отца), он учился сначала в тамбовской гимназии, потом в Одессе в Ришельевском лицее (привилегированном учебном заведении), где проявил блестящие способности.

Однако на одном из выпускных экзаменов Федоров резко поспорил с преподавателем и на остальные экзамены уже не ходил. Есть версия, что тогда Николай Федорович был уволен из лицея «за бунтарство». Во всяком случае Федоров должен был переживать свое двусмысленное положение «незаконнорожденного» среди высокородных лицеистов, притом что его крайне демократические убеждения, по свидетельству друзей, сложились с самого детства.

Из лицея вышел многосторонне образованным человеком. В воспоминаниях о Федорове все отмечают его поразительные, поистине энциклопедические познания из самых разных областей жизни, науки, искусства. Он в совершенстве знал не только основные европейские языки, но и хорошо разбирался в ряде восточных письменностей, одно время сильно увлекаясь китайской. Говорят, Федоров мог взять любую иностранную книгу и тут же вслух удивительно быстро и правильно читать в переводе на русский язык.

Федоров покидает родной Новороссийский край и 14 лет учительствует в уездных училищах среднерусской полосы. Преподавал историю и географию в Липецке, Богородске, Угличе, Боровске, Подольске. К постоянному кочевью его вынуждали стычки с начальством: он учил детей по-своему, по-федоровски, как мог учить только он - без учебников, знания добывал вместе со своими сотрудниками-учениками путем непосредственного изучения родного края, его географии, особенностей растит­ельного и животного мира, истории, запечатленной в памятниках, из наблюдений звездного неба, опытов в самой природе...

К середине 1860-х годов относится знакомство Николая Федоровича с Николаем Павловичем Петерсоном (1844-1919), перешедшее затем в дружбу и прямое сотрудничество. Петерсон был одно время школьным учителем в Ясной Поляне, лично знал Л.Н.Толстого и Ф.М.Достоевского.

Занимающийся в то время революционной пропагандой Петерсон вспоминает:

«Один из сочленов кружка сообщил мне, что в Богородске учителем уездного училища некто Николай Федорович Федоров, человек самоотверженный, напоминающий своей жизнью Рахметова, человек необыкновенного ума и честности; а мы тогда думали, что умный и честный человек не может быть не с нами. И вот приехав в Богородск 15 марта 1864 года, я тотчас же отправился к Николаю Федоровичу, который оказался человеком лет сорока... он был холост и жил аскетом, у него не было не только постели, но даже и подушки, питался он тем, что подавали ему хозяева».

В тот же вечер состоялась беседа Федорова с Петерсоном. Последний писал:

«Так беседуя, Николай Федорович развил постепенно целое миросозерцание, совершенно для меня новое, по которому требуется объединение всех людей в труде всеобщего воскрешения, и я был сразу же покорен и уже навсегда. Николай Федорович недолго пробыл при мне в Богородске, всего месяца три; но эти три месяца обогатили меня больше, чем вся предшествовавшая жизнь, и дали мне прочную основу для всей последующей жизни… Мне хотелось сделать известным покорившее меня учение Николая Федоровича, я думал напечатать изложение этого учения, но Николай Федорович всегда противился этому, находя это несвоевременным и самое учение недостаточно развитым, не вполне и ясно выраженным».

По свидетельству Петерсона, учение Федорова в основных чертах сложилось гораздо ранее их встречи, еще в начале 50-х годов, то есть когда Николаю Федоровичу было 22-27 лет. Среди рукописей Федорова после его смерти нашли листок, на котором рукой Николая Федоровича были написаны следующие строки:

«От детских лет сохранились у меня три воспоминания: видел я черный, пречерный хлеб, которым (говорили при мне) питались крестьяне в какой-то, вероятно, голодный год. Слышал я с детства объяснение войны (на мой вопрос о ней), которое привело меня в страшное недоумение: на войне люди стреляют друг в друга, наконец, узнал я о том, что есть и не родные, чужие, и о том, что сами родные - не родные, а чужие».

Почти четверть века, в 1874-1898 годах, Федоров был в Москве библиотекарем Румянцевского музея, в советское время это заведение называлось Государственной библиотекой имени В.И.Ленина. Здесь первым составил систематический каталог книг, им же было выдвинуто предложение о создании международного книгообмена.

На протяжении трех лет Федоров руководил самообразованием будущего «отца русской космонавтики» Константина Эдуардовича Циолковского. По воскресеньям «каталожная» библиотека, где работал Федоров, этот самый большой тогда знаток книг в Москве, становилась своеоб разным дискуссионным клубом, здесь философ встречался со многи­ми выдающимися людьми.

Философские взгляды Федорова вызывали большой интерес у Федора Михайловича Достоевского, Льва Николаевича Толстого, Владимира Сергеевича Соловье­ва, Алексея Максимовича Горького. Федоров оказал влияние на литературное творчество Андрея Платонова и Николая Заболоцкого...

Федоров был аскетом, стран­ным и тяжелым в быту человеком. Не имел семьи, почитал грехом абсолютно всякую собственность. Свое небольшое жалованье, а за­тем ничтожную пенсию, 17 рублей 51 копейку, которую ему положили по достижении 70-летнего возраста, он раздавал бедствующим сту­дентам, питался в основном хлебом и чаем, спал три-четыре часа на голом сундуке, покрытом досками, подложив под голову книги и завернувшись в свое единственное одеяло.

Даже идеи он считал не собственными, а принадлежащими всему человечеству. Потому ничего не публиковал, кроме нескольких статей, изданных без под­писи. Его мысли, записи на бесчисленных клочках бумаги, писал он мелким, неясным почерком, часто карандашом, обычно ночью, при тусклом свете керосиновой лампы, под названием «Философия общего дела» были обнародованы в двух томах, 1906 и 1913 годы, учениками Федорова (В.А.Кожевниковым и Н.Ф.Петерсоном), уже после его смерти.

Погиб Федоров, гово­рят, из-за того, что однажды «благодетели» убедили его, в любой мороз ходившего в похожем на рогожку пальтишке, набросить на плечи дорогую шубу... Набросил, с непривычки вспотел, простудился.

Воскрешение по-научному

Жить надо не для одного себя и не для других только, а со всеми и для всех, .

Николай Федорович Федоров

Федоров задумал победить смерть, искоренить это вселенское зло. Для этого он выдвинул общечелове­ческую идею регуляции природы средствами науки и техники. Выс­шая цель регуляции – «научное воскрешение мертвых предков», «от­цов», достижение всеобщего бессмертия. Путь к этому - к воскре­шению ВСЕХ мертвых и заселению ими космических миров - лежит, считал философ, через полное овладение природой («человечество должно быть не праздным пассажиром, а прислугою, экипажем на­шего земного корабля...» - считал философ), через переустройст­во человеческого организма, через освоение космоса (Федоров пи­сал про эфиронавтические аппараты) и управление космическими процессами.

«... космос, - учил Федоров, - нуждается в разуме для то­го, чтобы быть космосом, а не хаосом, каким он (пока) есть: ра­зумные же существа нуждаются в силе. Космос (каков он есть, но не каковым он должен быть) есть сила без разума, а человек есть (пока) разум без силы».

Путь достижения бессмертия был у Федорова глубоко ориги­нальным.

В христианстве воскрешение трактуется пассивно: оно, уверя­ют священные тексты, произойдет в день Страшного суда чудесною волею божией, как последний акт исторической драмы человечест­ва.

Из Священного Писания: «...отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет...» «Умершие ранее воскреснут нетленными…» - возгла­шает апостол Павел в своем послании, но ни словечка, ни обмолв­ки не добавляет, какими приемами будет добыто воскрешение,

Лишь наша, подогретая открытиями физиков, химиков, предста­вителей других наук, нахальная эпоха берется практически обсуж­дать эти щекотливые вопросы. Так, к примеру, полвека назад на страницах «Литературной газеты» этим занялись поэты.

Поэт остро чувствует краткость бытия, бренность, быстротеч­ность настоящего. Время для поэта материально, вещественно, он мучительно переживает молниеносность его бега, неотвратимость расставания, гибели, смерти. Не оттого ли СМЕРТЬ, БЕССМЕРТИЕ - столь частые гости в поэтических произведениях?

Так вот, в тот раз свою «гипотезу» личного бессмертия, об­рядив ее, естественно, в поэтические и - веление времени! - на­укообразные покровы, изложил поэт Илья Сельвинский (1899-1968). Он (Сельвинского, кстати, тогда поддержал и другой по­эт - Лев Озеров) говорил о том, что некая комбинация электронов, харак­терная для данного конкретного человека, способна неоднократно повторяться во времени и пространстве. И что это и означает чис­то физическое бессмертие человека. Что этот «взлет электронов», «год ли спустя, миллион ли годов», и может воссоздать «нас с ва­ми».

Блуждание в пространственно-временных далях тысяч Сельвинских, Озеровых, Ломоносовых, Менделеевых - а не чересчур ли это буйный полет воображения? Не розыгрыш ли легковерной публики?..

Несомненно, гораздо более строго, более научно к идее воск­решения подошел Н.Ф.Федоров. Как этого добиться? Что делать? Тут философ проявляет себя последовательным материалистом. Он писал: «...организм - машина, и...сознание относится к нему как желчь к печени; соберите машину, и сознание возвратится к ней!..»

Мыслитель не сомневался, что атомы, прошедшие через живое, сохраняют свою индивидуальность и могут быть собраны снова в че­ловека как индивидуальность.

Диковинное рассуждение? Методология воскрешения предков Н.Ф.Федорова изложена в труде «Философии общего дела». Там есть такие стро­ки:

«Рассмотренная с археологической или палеонтологической сто­роны, частица, может быть, представляет нечто вроде слоев, сох­раняющих, быть может, отпечатки всех влияний, которым подверг­лась частица, проходя разные среды, разные организмы. Как бы ни дробилась частица, новые, происшедшие от этого дробления части­цы, вероятно, хранят следы разлома, они, эти частицы, подобны, может быть, тем знакам гостеприимства у древних, которые назы­вались символами, сфрагидами: при расставании разламывалась вещь, и куда бы ни разошлись минутные друзья, унося каждый половину разломанной вещи, при новой встрече, складывая половины, они тотчас же узнавали друг друга. Представим же себе, что мир, вдруг или не вдруг, осветился, сделался знаем во всех своих мельчай­ших частицах, не будет ли тогда для нас ясно, какие частицы бы­ли в минутной дружбе одна с другой, в каком доме или организме они гостили вместе или какого целого они составляли часть, при­надлежность…»

А еще Федоров всячески подчеркивал, что воскрешение - дело ВСЕХ (не только живущих, но и всех умерших, и тех, кому еще пред­стоит жить!), что только ВСЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО способно справиться с такой грандиозной задачей. И многие годы спустя последователи философа в редакционной статье к сборнику «Вселенское дело», пос­вященной Николаю Федоровичу Федорову, писали:

«Для всех нас совершенно ясно: первое - дело борьбы со сме­ртью - есть дело общее - дело всего человечества, - изгнание смерти из мира неосуществимо никакими одиночными усилиями. Нет и не должно быть такого эликсира, который давал бы возможность немногим бессмертным владычествовать над массой смертных. Все­ленское дело, и только оно, окончательно уравнивает всех в праве…»

Никакого сомнения в конечном успехе дела у Федорова не было. Ему представлялось, что трудными будут лишь первые шаги:

«Хотя первый воскрешенный, - писал он, - будет, по всей вероятности, воскрешен почти тотчас же после смерти, едва успев умереть, а за ним последуют те, которые менее отдались тлению, но каждый новый опыт в этом деле будет облегчать дальнейшие ша­ги, С каждым новым воскрешенным знание будет расти; будет оно на высоте задачи и тогда, когда род человеческий дойдет и до первого умершего».

Заметим еще следующее: если не бессмертие, то значитель­ное удлинение сроков человеческой жизни очень важно для тех, кто собирается покорить космос. Об этом в свое время хорошо сказал президент Белорусской Академии Наук Василий Феофилович Купревич (1897-1969). «Чело­век, живущий несколько десятилетий, так же неспособен преодо­леть межзвездные пространства, как бабочка-однодневка не может перелетать океан».