Сегодня он патриарх мирового хоккея. Как предан спорту Виктор Тихонов – поймёт каждый, кто поймает его взгляд. Вдохновенный, азартный взгляд одержимого человека, творца. Вспомните, как он наблюдал за игрой своей команды, ловил каждое движение, каждую секунду «чистого хоккейного времени». Посмотрите, как сегодня он следит за хоккейными битвами с трибуны. Записи в его тренерском блокноте продолжаются и сегодня – на каждой игре, хотя формально Виктор Васильевич уже не занимается тренерской работой.
Четырнадцать лет Виктор Тихонов побеждал на высшем хоккейном уровне. Для нас из этих побед складывалась атмосфера счастливого детства, юности или болельщицкой зрелости. И сегодня мы не можем отделаться от ностальгии, вспоминая дальние броски самоотверженного Касатонова, гусарские проходы Фетисова, распасовку Макарова и Крутова и, конечно, глаза дирижёра, Виктора Тихонова. Вот это был хоккей!
Спорт высших достижений, большой спорт политизирован донельзя. Порой это раздражает. Разве можно судить о достижениях страны или политической системы по результатам игры. Изумительно красивой, сложной, требующей виртуозного мастерства и полной самоотдачи, но… игры. Оказывается, можно. Да и лучше выяснять отношения на спортивных площадках, чем на полях сражений. Хоккей Виктора Тихонова долгие годы был витриной Советского Союза. Поднималось красное знамя – и строгий тренер позволял себе раскованную улыбку, в которой была застенчивость и всегда читалась тревога за будущие матчи. Потому что отвлекаться от хоккея он не умел и не хотел.
Аркадий Чернышёв и Анатолий Тарасов были творцами яркой молодости советского хоккея, а Виктор Тихонов создавал команду периода полнокровной хоккейной зрелости. Его отец Василий Прохорович погиб под Сталинградом – и хоккеист-патриот, наследник героя-фронтовика, не знал ни устали, ни страха. Сколько любимцев державы вышло из фронтовой безотцовщины! Лучшие генералы, спортсмены, певцы Советского Союза. Помимо таланта, их объёдиняла героическая гибель отцов. Это важно!
Подтянутый, молодцеватый, по-военному аккуратный (только непослушная прядь развевалась надо лбом!) прирождённый спортсмен, с такой суровой любовью неотрывно наблюдавший за игрой, что хотелось немедленно вызвать для него неотложку. При этом мог быть двузначный счёт в пользу сборной СССР или ЦСКА. Так, в 1979-м году, на чемпионате мира сборная СССР побеждает сильных шведов 11:3 – и в раздевалке Тихонов устроил своим лейтенантам взбучку за средненький третий период, в котором был потерян темп и победили всего лишь 3:1. Через несколько лет на мировом первенстве в третьем периоде сборная СССР забьёт шведам семь шайб, не пропустив ни одной. И эта показательная порка случится в Швеции, к ужасу трибун «Юханнесхофа». Игры вполсилы Тихонов не терпел, считал это предательством принципов хоккея. Дважды – в Праге и в Вене – команда выкладывалась в первых играх чемпионата, и на финал не хватало силёнок. Но Тихонов продолжал гнуть свою линию.
Тихонов первым в мире продирижировал не тремя тройками, а сразу четырьмя, да ещё и с тремя-четырьмя парами защитников. Тогда тренер рижского «Динамо» Виктор Тихонов произвёл фурор в чемпионате СССР. Он принял рижскую команду середнячком второй лиги. Хоккейные традиции в Латвии были: в хоккей с шайбой в Риге начали играть раньше, чем в Москве, ещё до образования Латвийской ССР. В 1940-е годы рижская команда успешно играла в первых чемпионатах СССР, входила в пятёрку. Лучшим голкипером первых чемпионатов СССР был рижанин Харий Меллупс. Но к концу шестидесятых годов рижский хоккей попал в яму. Пустые трибуны, безрадостные результаты. В соперниках – третьеразрядные советские клубы… И вот команду возглавляет Виктор Тихонов. Год, другой – и рижское «Динамо» уже теснило московские «суперклубы», побеждало самих армейцев! Хоккей стал любимым зрелищем рижан, а быстрый, по-хоккейному изящный форвард Хельмут Балдерис – национальным героем Латвии. Солисту Балдерису помогала «банда», игравшая в жёсткий, атлетичный хоккей, не боявшаяся единоборств. Уже лет двадцать почти все хоккейные команды мира играют в четыре звена. А в шестидесятые годы это казалось чудачеством Тихонова. Он пришёл к идее четырёх троек (а затем – и пятёрок) не от хорошей жизни. В рижском «Динамо» не было девяти форвардов высокого класса – и для поддержания темпа Тихонов стал выпускать двенадцать форвардов. Каждая тройка выкладывалась за короткую смену, отдавала все силы – и на скамейку. Через несколько лет опыт Тихонова перенимали самые авторитетные команды, которым нельзя было жаловаться на дефицит мастеров. Система сработала! Летом 1977-го Тихонов пришёл в ЦСКА и сборную СССР – и всюду играл в четыре пятёрки. В конце семидесятых пристрастие Виктора Васильевича к такой игре ещё вызывало дискуссии. Среди оппонентов был учитель Тихонова, первый тренер сборной СССР и московского «Динамо» Аркадий Иванович Чернышёв. Тихонов отвечал скептикам:
«Приходится порой слышать, что игра в четыре звена – это своего рода компенсация недостатка мастерства хоккеистов, а потому она – удел слабых. Убежден, что это – неправильная точка зрения. Неправильная потому, что использование четырех троек – это не простое увеличение количества нападающих. И не простая возможность лишь поддерживать высокий темп. Сводить все к тому, что одна команда, использующая четыре тройки, должна перебегать ту, которая выпускает на лед лишь три, значит, не понимать самой сути идеи. А ведь идея использования четырех звеньев в матче – идея прежде всего тактическая. Я, как тренер, получаю возможность варьировать состав в зависимости от обстоятельств игры: в какой-то отрезок матча могу использовать три звена, потом – четыре, а затем – снова три или «три с половиной» (со скользящим форвардом). Словом, четыре звена позволяют команде стать более гибкой прежде всего тактически». А с середины восьмидесятых в системе Тихонова уже не сомневались ни в Канаде, ни в Чехословакии, ни в Швеции. Хоккей стал быстрее, жёстче. Игра в четыре звена позволила открыть для хоккея новые скорости.
Он пришёл в сборную СССР после двух подряд неудачных чемпионатов мира. Команда Третьяка, Харламова, Михайлова уступала чехословацким «друзьям-соперникам» в турнирной борьбе и уступала по всем статьям. «Друзьями-соперниками» называл сборную ЧССР политкорректный комментатор Озеров. На самом деле это были непримиримые, остервенелые соперники. Каждая встреча с ними – бой. В котором советским атакам противопоставлялась вязкая защита и разящие контратаки. В 1978-м году нам предстоял чемпионат мира в Праге. Неужели в третий раз подряд чехи оставят сборную СССР ни с чем? Вопрос о назначении Тихонова решался на уровне ЦК.
Любитель хоккея Ю.В.Андропов, курировавший «Динамо», нехотя отпускал Тихонова в конкурирующую команду – в ЦСКА. Но считалось, что это необходимо для нужд сборной. За ЦСКА болел Брежнев. На его глазах в 1977-м рижские динамовцы Тихонова в Москве одолели титулованных армейцев 8:6. Четыре шайбы в ворота Третьяка забросил Балдерис. Может быть, тогда Брежнев принял решение пригласить этого тренера в ЦСКА? Прижиться новому тренеру в ЦСКА было сложнее, чем в сборной. Во-первых – чужак, динамовец. Во-вторых – в отличие от сборной, армейцы в сезоне 1976-77 выступили удачно, стали чемпионами. И вдруг Константина Локтева – коренного цээсковца – отправляют в отставку и ставят на его место Виктора Тихонова, который как игрок ни разу не был чемпионом мира! Локтев – честь и слава советского хоккея – после этой отставки «сломался». Такова спортивная жизнь – жестокая, беспощадная.
Тихонов не был авторитетом для признанных звёзд, многократных чемпионов всего и вся, любимцев публики. Пришлый тренер немедленно начал завинчивать гайки дисциплины, начал приучать команду к утомительным кроссам. Он писал: «Я воочию увидел, что лидеры хоккея начисто отвыкли от дисциплины. Не стану сравнивать требования, которые были в сборной при Аркадии Ивановиче Чернышеве и Анатолии Владимировиче Тарасове, поскольку знаю о них все-таки понаслышке, и потом при Борисе Павловиче Кулагине, но то, что я увидел, не могло не насторожить. В команде было две дисциплины: одна для маститых, «великих», другая – для «рядовых». Однако этот печальный факт прикрывался успехами, которые приглушали всякую критику в адрес сборной команды, высоко ценимой нашими любителями спорта. Победителям прощалось все. Различных нарушителей режима хватало, но, поведя с ними борьбу, я тотчас же натолкнулся на энергичное сопротивление ведущих мастеров. Некоторые лидеры команды полагали, что им дозволено больше, чем их соратникам, пребывающим в сборной на вторых ролях.
И другое, что повергло меня в изумление и уныние, – поразительная отсталость достаточно, казалось бы, искушенных в игре мастеров в тактической подготовке, их неуважительное отношение к теоретической подготовке. Невысокая тактическая эрудиция большинства игроков сборной, которые уже выигрывали по несколько чемпионатов мира, не могла не озадачить. Остановка в спорте недопустима, немыслима, и потому чемпионам нужно постоянно учиться...». Тихонов был суров, никому не позволял поблажек. Не раз «отцеплял» от сборной знаменитых и опытных игроков, всё ещё ярко игравших в чемпионате СССР: Балдериса, Мальцева, Харламова…
Ещё не отстранённый от сборной Валерий Харламов писал: «Сейчас мы готовились к сезону если и не иначе, то с другим настроением. Нас понять нетрудно. В нашем положении побывали – в разных условиях и в разное время – и школьники, и студенты, и рабочие, и инженеры, и врачи. Припомните ваши чувства, припомните смутное ощущение беспокойства, которое не покидало вас до тех пор, пока вы не разобрались в характере и в требованиях вашего нового руководителя. Виктор Васильевич Тихонов не напоминал нам наших прежних тренеров. Но ведь с ними мы выигрывали, становились чемпионами.
Так почему же мы теперь должны тренироваться, готовиться к сезону иначе? Когда в июле Тихонов сказал нам, что мы будем во время одной тренировки, точнее, в ее конце пробегать десять раз по 400 метров, причем каждый раз укладываться в 70 секунд, то мы восприняли это как дурную шутку. А сейчас пробегаем, и ничего, живы. Заставили себя и как следствие – преодолели собственную инерцию, собственный скепсис, недоверие к идеям тренера. Что нас вело? Что заставляло работать на тренировках с полной отдачей сил? И те волевые навыки, которые вырабатывались на протяжении предыдущих сезонов. И понимание необходимости предлагаемых нам новых нагрузок: я и мои товарищи снова хотим играть в сборной, хотим, чтобы советский хоккей снова поднялся на высшую ступень пьедестала почета...».
И Прага-78 принесла победу: в упорной борьбе, по разнице забитых и пропущенных шайб сборная СССР обошла чехов. Лучшими были старые гвардейцы – ученики Тарасова, тройка Петрова. На следующий год чемпионат проходил в Москве. И это был уже тихоновский хоккей – быстрый, агрессивный. Победили на чемпионате мира, победили на Кубке Вызова «заокеанских профессионалов». За первые шесть лет работы Тихонова в сборной мы потерпели лишь одно серьёзное поражение. Но оно могло стоить тренеру карьеры, потому что это был финал олимпийских игр в Лейк-Плэсиде, а соперниками оказались не чехи, не шведы и не канадцы, а наш главный политический противник по холодной войне – США. Почему Тихонову простили то поражение? Наверное, уровень игры в 1978 – 80-м слишком выделялся даже над прошлыми удачными годами сборной СССР. Было видно, что у команды Тихонова огромный потенциал, а поражение от американских «студентов» – трагическая осечка, не более. Сегодня Виктор Васильевич намекает на медицинский подтекст того американского успеха. А ведь в Лэйк-Плесиде сборная СССР показала мощную игру, по мнению многих знатоков – лучшую в истории. Рядом с Харламовым и Петровым разыгралась молодёжь: Крутов, Макаров, Фетисов. Они играли в хоккей будущего. В советском хоккее за второе место выгоняли с работы. А Тихонова оставили – и не прогадали. Вплоть до следующей – сараевской – олимпиады – команда не проиграла ни одного турнира, включая Кубок Канады. И в Сараеве победили «за явным преимуществом».
После Лейк-Плэсида Тихонов провёл смену хоккейного караула. Тройка Петрова, Мальцев, Балдерис уже не были постоянными игроками сборной. Пятёрка «Фетисов – Касатонов; Макаров – Ларионов – Крутов» – непревзойдённый ансамбль виртуозов Москвы, игру которого сегодня повторить немыслимо. А ведь в начале восьмидесятых многим знатокам хоккея казалось, что у королей семидесятых нет достойных преемников. В хоккее не стало звёзд, не стало ярких индивидуальностей! – говорили лучшие эксперты. И это в то время, когда на молодёжных чемпионатах блистал Крутов, а Фетисов и Макаров уже показали себя на чемпионатах мира. У каждого из будущей «великой пятёрки» находили недостатки: Макаров не видит партнёров, у Крутова был спад после первых удачных сезонов, молодой Касатонов не дружил со спортивным режимом… Щуплого Ларионова никто не видел преемником Петрова в роли главного центрфорварда страны… А Тихонов превратил их в ансамбль, который с осени 1981 года до весны 1989 не знал равных в мире. Непобедимую сборную зарубежные журналисты назвали «красной машиной». Дон Черри сказал про команду Тихонова начала 1980-х: «Это лучшая русская команда, которую я когда-либо видел. Они лучше, чем прежде, поскольку более молодые. Они играют с таким воодушевлением, какое бывает у хоккеистов, играющих в финале Кубка Стэнли»!
Полковник Тихонов не был человеком перестройки. Для него были болезненными столкновения с системой ценностей, в которой болтовня и борьба за правду важнее дела и результата. И ему пришлось хлебнуть демократического пойла, когда опьянённая гласностью пресса вмешалась в работу тренера. Два главных перестроечных СМИ выстрелили в Тихонова. В 1988-м году, после победной Олимпиады в Калгари, в «Огоньке» вышла статья Игоря Ларионова, а несколько позже, в программе «Взгляд» – скандальное интервью четверых из первой пятёрки (Алексей Касатонов не участвовал в восстании против Тихонова).
Ларионов умело подладился под перестроечную конъюнктуру. Он упрекал Тихонова в авторитаризме, в диктаторских методах управления командой. А ведь незадолго до этого Тихонов писал о Ларионове: «Глядя на Игоря, не скажешь, что это хоккеист. Не то что щупл, но и не атлет, не богатырь. Изящен. Мягкое, интеллигентное лицо. К своим 22 годам успел уже закончить педагогический институт в Коломне и подумывает об аспирантуре. Он доброжелателен, покладист, корректен, однако отличается острым критическим умом. В игре сообразителен необыкновенно. Прирожденный диспетчер. Опережает в тактическом мышлении любого соперника па ход или на два. Технически подготовлен великолепно».
И вот великодушный Ларионов, нарушая все традиции большого спорта, не говоря уж об армейской дисциплине, начал публичную склоку с учителем. Борцов за правду-матку подкрепляли финансовые интересы: только большой скандал мог пробить тогдашним спортивным звёздам дорогу на Запад, к энхээловским гонорарам. Тихонов ответит ему: «Оставим в стороне иронию по поводу дружного советского коллектива. Летом 1988 сам Ларионов рассказывал в журнале «Юность» о замечательном нашем коллективе, о спокойной и доброжелательной обстановке в сборной».
Его оппоненты с годами стали бизнесменами, спортивными функционерами. Вышли в чиновники и свадебные генералы. А для Тихонова по-прежнему существуют только хоккей и тренерское творчество. Он никогда не променяет лёд на кабинет! Он одержим профессией. Потому и сохранил взгляд человека чистой души. У него не было времени киснуть и протухать: он трудился. Это пример для нас – как облагораживает человека преданность любимому делу.
В те годы пресса специализировалась на травле «консерваторов» - из числа тех, кто был успешен и предан советской системе. Травили с посвистом политиков Лигачёва и Гидаспова, хореографа Григоровича, маршала Ахромеева, кинорежиссёра Бондарчука. Вот и на Тихонова накинулись его золотые мальчишки. Но Виктор Васильевич устоял. После скандала он за четыре года выиграет два чемпионата мира и Олимпийские игры.
Эпилог тренерской судьбы получился грустный. Конфликт звёзд советского хоккея, мечтавших играть в НХЛ, и советского консерватора полковника Тихонова стал для горбачёвской перестройки не менее важным сюжетом, чем противостояние Карпова и Каспарова. В итоге вся сборная СССР – кто мытьём, кто катаньем – оказалась за океаном. А Тихонов, не теряя спортивной выправки, со слезами в глазах рассказывал, как готовил свою третью «гвардейскую» тройку нападения – «Могильный – Фёдоров – Буре», после «Балдерис – Жлуктов – Капустин» и «Крутов – Ларионов – Макаров». «Я мечтал…», – говорил этот суровый человек, который, поморщившись, до дна выпил чашу хоккейного позора 1990-х. ещё в годы побед он написал книгу «Надежды, мечты и разочарования». Всё это было в его хоккейной судьбе. Но больше было побед, от которых дух захватывало.
Арсений Замостьянов.