Сегодня Георгий Михайлович пишет воспоминания и работает в московском ОТП Банке. Он – душа и вдохновитель благотворительных программ банка, будь то гастроли детского театра или помощь нуждающимся. Он давно уже не засекреченный инженер. Георгия Михайловича Гречко многие, очень многие знают в лицо. Он телегеничен. Много лет вёл программу «Этот фантастический мир». В наше время архивные выпуски той телепередачи с удовольствием скачивают в Интернете «юзеры» разных поколений. От тех телепередач веет добротой, есть в них и дух познания. Сам Гречко казался телезрителям обаятельным и находчивым персонажем из научной фантастики.
Он причастен к судьбам Отечества, с которым делил и делит и тяготы, и славу. Отец космонавта добровольцем ушёл на фронт, отвергнув бронь. Мама – блокадница. Самого Георгия Гречко война застала на Украине, где он проводил школьные каникулы в доме деда. Два года он жил под оккупацией, ходил в местную школу. Потом пришлось навёрстывать науку, в особенности – русский язык. Может быть, это было первое серьёзное препятствие на пути учёного. Он учился преодолевать барьеры, двигаться «по лезвию бритвы».
Георгий Михайлович – коренной ленинградец. Он называет себя именно ленинградцем – не «питерским». Объяснение такое: «Ленинград был культурной столицей, а Петербург стал криминальной». Между прочим, он был первым коренным ленинградцем в космосе. Это один из многих рекордов Георгия Михайловича. Он не ведёт статистику собственных достижений и регалий. Здесь нет кокетства: просто процесс для него важнее, чем строчка в энциклопедии. По образованию и по характеру Гречко – учёный, исследователь, инженер. А в серьёзном исследовании любой результат – промежуточный. Поэтому процесс познания для людей такого склада важнее и сладостнее военно-спортивных рекордов. Главное – научный результат, главное – сделать шаг, который до тебя никто из исследователей не делал. Не орбите его порой называли «сумасшедшим учёным», а руководство однажды сделало выговор за то, что во время полёта он работал больше положенного, расширял программу, отнимая время у собственного отдыха. «Сумасшедший учёный» просто не мог остановиться, ему было интересно. Азарт непобедим!
Итак, дело было в Ленинграде. Встретились два рабфаковца, украинец и белоруска. И 25 мая 1931 года у них родился сын Георгий. Молодым предоставили комнату внушительных размеров в коммуналке. Загородный проспект, дом 25, квартира 7. У Пяти Углов. Ленинградцам этот перекрёсток хорошо известен, а кто-то, может быть, помнит о нём по песне Высоцкого:
В Ленинграде-городе, у Пяти Углов
Получил по морде Саня Соколов.
Пел немузыкально,
Скандалил.
Ну, и, значит, правильно,
Что дали.
Песни Высоцкого Георгий Гречко слушал в космосе – может быть, слушал и эти шуточные куплеты о своей малой родине. Георгий Михайлович вспоминает: «Что интересно, комната, которую им дали была просторной – аж пятьдесят метров. Пятый, последний, этаж. Высоченные потолки – метра три с половиной, на потолке – лепнина, узоры. По краям шла лепнина красивая и в центре, где висела люстра. Я не помню, была у нас люстра или не было. А лепнину помню. Родители пришли со мной на руках, увидели пятьдесят метров и сказали, что это невозможно жить в такой большой комнате, дайте нам меньше! Им говорят: «Меньше нет». Тогда они попросили разгородить комнату. Им отказали. Пришлось разгораживать за свой счёт. Для человека, который сейчас живет, это кажется безумием. Ну, кто сейчас будет просить, чтобы ему дали меньшее? Дерутся за каждый метр». В результате получилось две комнаты. В одной – она была чуть побольше – поселилась семья Гречко, а в другую въехал моряк. Через несколько лет Жора Гречко заболеет малярией. Его спасёт хинин – редкое по тем временам лекарство, которое сосед-моряк привезёт из дальнего плавания.
Отец, не одобрявший легкомысленных увлечений, выговаривал: пока будешь читать газеты и бегать на спектакли Райкина – из тебя ничего не выйдет. Но увлечение музыкой, театром, беллетристикой не мешали реализации исследовательского призвания. На книжной полке старшеклассника Гречко было немало зачитанных томов фантастики. Вскоре ему уже было мало одной художественной литературы. Георгий тянется к научно-популярным книгам. Ищет нужные тома на толкучках и в магазинах. Больше всего его интересуют дальние полёты, планеты, проблемы астрофизики.
В те годы науку популяризировали умело. Школьников «заражали наукой», пробуждали страсть к познанию мира. Георгий Гречко был пытлив: «Моя страсть к исследованиям появилась в раннем детстве. В Ленинграде был Дом занимательной науки. Это гениальное изобретение Перельмана − знаменитого популяризатора науки. У меня есть его книги, изданные еще до революции. В этом доме разные явления подавались столь необычно, что если у кого-то из ребятишек был хотя бы крошечный резонанс на науку, то он сразу же увлекался ею. Приходишь в комнату: синие обои, на часах двенадцать, на столе в чашечке вода… Вдруг что-то щелкает, и комната уже красная, на часах − час дня, а в чашечке «вино»… И сразу задумываешься: а что же произошло? Или стоит швабра. Нарисована точка, где у нее находится центр тяжести. Берешь швабру, кладешь этой точкой на палец − она уравновешена. Потом ты разнимаешь швабру и кладешь на весы: оказывается, одна часть перевешивает другую. Как же так?! Ведь было равновесие! И подобные опыты в этом доме ставились настолько наглядно и интересно, что хотелось разобраться, что же происходит. Там появилась у меня тяга к науке». К тому времени он уже стал неизлечимым исследователем, мечтал о «межпланетных сообщениях», как называли тогда космонавтику. В тринадцать лет он прочитал «Межпланетные путешествия» Перельмана. Собирал быстро ставшие библиографической редкостью тома «Межпланетных сообщений» профессора Рынина – знаменитую энциклопедию. Читал Циолковского и Крылова. Великий кораблестроитель стал одним из кумиров старшеклассника Гречко.
В школе, которую ленинградцы и в те годы частенько называли «гимназией Карла Мая», была солидная аудитория физики – на университетский манер. Огромные доски, внушительный стол… Учитель физики дважды не повторял тему, приговаривал: «Если кто не понял – обращайтесь к Гречко, он объяснит». В школе имени Мая имелось немало чудес техники, замечательных приборов. Особенно привлекал Георгия большой телескоп. И учитель физики доверял Георгию эту ценность. Ему давали ключ от школы, ключ от кабинета и ночами, устроившись на крыше, он блаженствовал у телескопа. Ассистентом Гречко в ночных астрономических наблюдениях был его одноклассник, сын генерала, отстававший по физике. Георгий изучал Луну, а его приятель с большим интересом через телескоп заглядывал в окна, во взрослую жизнь…
А что во взрослой жизни – после школы? Куда пойти учиться? Он думал о межпланетных сообщениях, но даже Циолковский – великий мечтатель! – считал, что человек полетит в космос только через сто лет. Значит, нужно идти туда, где учат конструировать ракеты. Георгий надеялся, что когда-нибудь он создаст ракету, на которой его сын или внук полетит к далёким планетам. В трамвае он прочитал о Военно-механическом институте и отправился туда. Начались приключения. «Все экзамены я сдал на «отлично», поскольку очень увлекался этой темой и уже в школе учился по вузовским учебникам, а меня не принимают на этот самый факультет «А». Спрашивают, зачем тебе на него? Я отвечаю, ракеты делать. У комиссии опять вопрос: ты был в оккупации да еще знаешь, что на этом засекреченном факультете делают ракеты. Откуда? Чуть за шпиона не приняли! Я сообщил, что в прошлом году в трамвае висело объявление: поступайте на факультет реактивного вооружения. В общем, получилось так, что голоса в комиссии по поводу моего поступления разделились поровну. Если бы ректор не отдал свой голос за меня, неизвестно, что было бы дальше». Оккупационное прошлое аукалось ещё не раз – когда нужно было работать с секретными материалами. Но всё обходилось благополучно.
Однажды студент Георгий Гречко реконструировал печь на хлебозаводе – первый заработок инженера-механика! Даже пресса написала о молодом рационализаторе. «Это были очень хорошие деньги, потому что до тех пор, ну я рубль держал в руках, ну может быть три, ну, может быть, когда-нибудь пятёрку, ну, десять я тоже держал, но один раз в жизни. Это было, когда я работал в биологической экспедиции. А так для меня было понятно 50 копеек, 30 копеек...».
На «фирму Королёва» он пришёл в 1954-м году – писать диплом. «Это был проект старта ракеты с подводной лодки с помощью своего же двигателя, без вспомогательных средств. Уже с 54-го года я работал в КБ, получал полставки». Отец видел Георгия преподавателем в Военмехе. Там – привычный ленинградский комфорт, приличная зарплата, перспективная кандидатская. Репутация в институте у него была блестящая: за все годы учёбы – ни одной «четвёрки», только «отлично». И всё-таки он ринулся в Подлипки, где приходилось снимать угол в спартанском стиле. Поманили ракеты, поманил космос. Королёв нашёл время для затяжного разговора с новым сотрудником. Он прощупывал, изучал человека – спрашивал об учёбе в Военмехе, о любимых книгах и спектаклях, о музыке… Мелочей для него не существовало.
Георгий Михайлович вспоминает: «Для меня космонавтика начиналась на полигоне. Тогда космодромов еще не было. Мы использовали «семёрку» как боевую ракету и стреляли по Камчатке, как говорили, "целились в кол там». Когда начали использовать «семерку» для космоса, то многое пришлось пересмотреть. К примеру, я выбирал траекторию для спутника. Определял заправку, рассчитывал параметры орбиты. И знал, что теперь ракета пойдет со старта под другим углом, не так, как раньше. Все привыкли к боевым ракетам, к стелющейся траектории. А здесь ракета пошла вверх, а потом за горизонт. Создавалось впечатление, что она падает. И все закричали: «Падает! Падает!» Но затем пришел сигнал из космоса. Я стоял около телеметрической будки и видел все. Потом Королев пригласил нас на пункт связи. Он произнес: «Поздравляю вас! И теперь можете выпить… - он выдержал паузу и добавил: − чаю!» Тогда ведь на полигоне был "сухой закон". Причем даже в городе не только крепкого спиртного, но и пива не было. «А у меня есть бутылка вина», − объявил я. Сергей Павлович посмотрел грозно и приказал: «Бутылку сдать коменданту!» «Бутылку − сдам!» − пообещал я.
Я с гордостью считаю себя «королевцем». Он делал ставку на людей и потому побеждал. «Кадры решают все» − это он усвоил очень хорошо. Он сотрудничал с «неудобными» людьми, то есть такими, которые всегда имели свое мнение, свою точку зрения, были не очень дисциплинированны, обсуждали приказы, но зато были талантливы. Их мнения сталкивались с другими, в том числе и с мнением Королева, и тогда рождалась искра. Я присутствовал на многих заседаниях, которые проводил Королев. Он приглашал главных специалистов, которых хорошо знал, потому что каждого принимал на работу и тщательно изучал, и молодых, вроде меня. Ставился, к примеру, вопрос о топливе для ракет будущего: керосин или водород? Он опрашивал всех, в том числе и меня. Я ничего умного, отличного от того, что уже было сказано, предложить не мог. Но вставал и высказывал свое мнение. Лишь много позже я понял, что Королев приучал каждого говорить то, что думает. Ведь потом, рано или поздно, человек обязательно выскажет нечто такое, что будет отличаться от мнения других. И вот такой случай выпал. На одном из обсуждений я заявил, что третий спутник не взлетит. Дело было в заправке ракеты. По моим расчетам получалось, что сделана она неверно. Королев выслушал меня, а затем позвонил моим начальникам и сказал, что их сотрудник на космодроме высказывает такое мнение. Ему ответили, мол, не соображает или «выпендривается». Потом оказалось, что я прав, и Королев прислал моего начальника на космодром мне в подчинение…». Королёвскую школу Георгий Михайлович готов вспоминать в мелочах. Работа с главным конструктором не забывается.
После первого спутника и гагаринского полёта работа с Королёвым воспринималась как главное дело века уже не только группой всё понимающих энтузиастов. Это были звёздные часы космонавтики. Наконец, учёных, инженеров стали принимать в отряд космонавтов. Георгий Гречко, к собственному удивлению, прошёл медицинскую комиссию и жёсткие испытания. Из трёхсот кандидатов в заветный отряд попали только тринадцать. Но до первого полёта было далеко. Мотоцикл, авария, сломанная нога – и на много лет Гречко оказался в космическом резерве. От несбывшихся надежд можно было придти в отчаяние. Но сегодня он благодарит судьбу за эту отсрочку. Пребывая в резерве, Гречко каждый день совершенствовался и как учёный и как космонавт, работал на полную катушку. И впервые отправился в космическое путешествие, будучи не очень юным, но уникально подготовленным!
Первый полёт сорокачетырёхлетнего Георгия Гречко проходил с 11 января по 9 февраля 1975 года. Рядом с ним на корабле «Союз-17» был лётчик-космонавт А.А.Губарев. Корабль состыковался с орбитальной станцией «Салют-4». Не прошло и трёх лет – а страна уже провожала Гречко в новый полёт, который должен был стать рекордным по продолжительности уже не только для СССР, но и, что называется, в мировом масштабе. Вместе с Ю.В.Романенко Георгий Гречко пребывал в космосе 96 суток и 10 часов – с 10 декабря 1977 года по 16 марта 1978 года. Мировой рекорд, фантастический по тем временам! Они работали на станции «Салют-6», утверждая советское присутствие в космосе. Прошло семь с половиной лет – и снова Георгий Гречко отправился в космическую экспедицию. С 17 по 26 сентября 1985 года он работал на борту орбитального комплекса «Салют-7» − «Союз Т-13» — «Союз Т-14».
История пилотируемой космонавтики не исчерпывается праздниками и триумфами. Далеко не все миссии были стопроцентно успешными. И в СССР, и в США, и в современной России не было ни одного полёта без серьёзных трудностей, в которых проявляется профессионализм космонавта. Георгий Михайлович Гречко относится к числу самых профессиональных космонавтов. По признанию коллег, он – один из лучших космических бортинженеров в истории, трижды продуктивно работавший на орбите. Самые известные космонавты младших поколений учились у него, старались перенять хватку исследователя.
Пожалуй, главный урок Георгия Михайловича Гречко – целеустремлённость учёного, который сказку делает былью, который умеет мечтать, увлекаться и работать на результат. Он рядом с нами. Живёт в Москве, трудится, иногда выступает по телевидению, иногда с кем-то спорит или попросту шутит по радио. Нам есть, у кого брать уроки.
Арсений Замостьянов.