7 сентября 1862 года Новгород вновь через тысячу лет стал столицей Русского государства. В Кремле на Софийской площади государь Император Александр II с августейшей семьей и гвардией открыл памятник «1000-летие Руси».

    Сначала отслужили литургию в Софийском соборе при участии лучшего в мире хора императорской придворной Капеллы. Это тот самый хор Государевых Певчих дьяков, который впервые запел в 1479 году при освещении Успенского собора Московского Кремля. Хор этот поет до сих пор уже под названием Академической капеллы имени Глинки в Петербурге. Певчие дьяки сопровождали русских Государей во всех походах. Иван IV был страстным музыкантом и сам руководил певчими дьяками, хором, который состоял из иноков. Стало быть, хор непрерывно поет больше полутысячи лет. Кстати, два руководителя этого великого хора запечатлены в бронзе на горельефе памятника 1000-летию (России) – это композиторы Бортнянский и Глинка. Об этом хоре Роберт Шуман сказал: «Капелла – самый прекрасный хор, который нам приходилось слышать». Композитор Адан признавался, что пение капеллы «источало у него слезы». Отзыв Гектора Берлиоза в 1847 году был более восторженным. На следующий год после открытия памятника 1000-летию Руси в Новгороде Капелла исполнила хоровую партию из опер Вагнера «Тангейзер» и «Моряк-скиталец». Дирижировал сам Рихард Вагнер.

    Памятник 19-метровой высоты стоял на гранитном постаменте, увенчанный ангелом с крестом посреди Новгородского Кремля. Для прочности в основание постамента вбили шесть сотен дубовых стволов. Памятник высился колоколом-великаном. По круговому фризу горельефа шли сто девять бронзовых изваяний великих деятелей России за десять веков ее драматической судьбы. Вокруг державного яблока поместили 19 громадных фигур русских государей, возглавлявших Отечество в переломные эпохи ее истории. После Божественной Литургии из Софийского собора вышел возглавляемый императором крестный ход. Он обошел вокруг памятника под вдохновенное пение императорской капеллы. Вокруг были выставлены до десяти тысяч войск во главе с лейб-гвардией. День был солнечный, и лучи играли на мундирах улан, кирасир, драгун, искрясь в золоченых орлах на касках кавалергардов. Десятки тысяч новгородцев и гостей старались не пропустить ни одного мгновения этого исторического дня. На время празднования было учреждено временное генерал-губернаторство. Его возглавил брат государя Великий князь Николай Николаевич. С памятника на императора и публику смотрел в бронзе и его отец Государь Николай Павлович и наставник самого императора и Пушкина поэт Василий Жуковский. Уже были отлиты в бронзе герои недавней Крымской войны адмиралы Корнилов и Нахимов, и герой Севастополя, выдающийся богослов и самый боевой святитель Русской церкви архиепископ Херсонский и Таврический Иннокентий (Борисов). Он под пулями кропил матросские пушки и произнес вещие слова о Крыме, а именно: «Страна сия часть России, вставлена в Россию рукой самого Господа, и нет врага, могущего ее отторгнуть; что Бог сочетал, того человек да не разлучает».

   Однако враг, могущий ее отторгнуть, нашелся. Им оказался всегда перевыполнявший гулаговские планы по расстрелам нечестивый осквернитель церквей Хрущев.

    Памятник 1000-летию Руси был сооружен на народные пожертвования и справедливо именовался «Народным». Но, судя по тому, что участники торжеств могли лично знать изваянных в бронзе, памятник в известной мере был и семейным.

    Вся площадь перед Кремлем была уставлена столами с бесплатным угощением и выпивкой. Вечером новгородское дворянство дало бал в честь Государя. В первой паре полонеза шли императрица с новгородским предводителем дворянства князем Мышецким, во второй – Государь с княгиней Мышецкой.

   Император со свитой отбыли на тех же белоснежных паровых яхтах «Красотка» и «Кокотка» по (Волхову и Ладожским каналам), сооруженным Петром, в Неву, в город, который сам Преобразователь чаще всего называл «парадизом» – раем. Экипаж царских яхт сопровождали матросы морской роты лейб-гвардии Преображенского полка. Морских рот не было ни в одном гвардейском полку в мире. Это исключительно русский исторический жребий, который проявился в грозных потешных полках Великого Петра. Начало этому невиданному на земле явлению положил в 1688 году триумфальный крик 16-летнего Царя, впервые оттолкнувшего от берега ботик, случайно обнаруженный в дворцовом амбаре в Измайлове.

   То был первый миг рождения великого русского флота. Событию этому сам Петр придавал глубокое религиозное значение. Придет время, и бот на кронштадтском рейде пушечным громом будет встречать весь русский линейный флот. За (рулем) бота сам Помазанник – Государь Петр Первый, на веслах боевые адмиралы. Тогда архиепископ Феофан (Прокопович) воскликнет: «О, ботик, позлащения достойный!»

    Приветствуя новую русскую икону, не узнанную современниками, на горе потомкам. Архиепископ Феофан удостоился чести присутствовать на памятнике 1000-летия (России). Потом будут Азовские походы, Гангут, Чесма, Синоп и во всех первых морских походах Петра гвардейцы выполняли роль и корабелов, и судовых команд, и безудержной морской пехоты.

   И вот теперь «Красотка» и «Кокотка» (?) – либерально и расслабленно. Подданные русского Царя раскрепощались без тормозов. Это особенно было поучительно в период сооружения памятника 1000-летию (России).

   Решение об открытом конкурсе объявлено в 1857 году правительством. Интерес к памятнику необыкновенный. Предстоит самое великое дело на земле для любой нации – отбор лучших в веках. Будут зажжены национальные огни по четырем категориям граждан: государственные люди; военные люди и герои; писатели и художники. И, наконец, просветители. В последний разряд отнесены религиозные подвижники тысячелетия.

   Более грандиозная культурно-нравственная и политическая задача еще не предпринималась в отечественной истории. Как теперь сказали бы – предстояла самоидентификация русского народа.

   Результаты конкурса, оглашенного в 1859 году, стали громом среди ясного неба. Из 51 проекта Совет Императорской Академии художеств отдал предпочтение 24-летнему мало кому известному живописцу Михаилу Микешину, недавно окончившему Академию с Большой золотой медалью и правом шестилетней стажировки в Италии. Отец Микешина, смоленский дворянин, в 1812 году со своей дружиной примкнул к партизанскому отряду знаменитого Фигнера.

   Микешин не был скульптором и никогда ничего не ваял. Спас его друг Иван Шредер – одаренный скульптор, человек бескорыстный и вдохновенный. За плечами Шредера был Императорский Пажеский корпус, куда принимали только детей и внуков генералов. После Корпуса Шредер отслужил корнетом в лейб-гвардии уланском полку. Неодолимый зов муз заставил Ивана Шредера сменить гвардию на мастерскую скульптора.

   Два дворянина-друга Михаил Микешин и Иван Шредер засучили рукава, сотворив невозможное и невиданное. Памятник рождался, вызывая всеобщий интерес в обществе. Еще студентом рослый красавец Михаил Микешин преподавал живопись Великим княжнам и считался вполне лояльным и здравым художником. Однако надо быть простодушным полуидиотом, чтобы думать, что на впечатлительного художника не влияло пореформенное брожение и даже активисты из «передовой» деклассированной разночинной прослойки, которая скоро назовет себя «интеллигенцией».

   Вспоминается, как в мастерскую Сурикова пришел «передовой» Репин и убедил художника на полотне «Утро стрелецкой казни» дорисовать виселицы. Суриков дрогнул и придал картине палаческий настрой. К счастью, зашел скоро к Сурикову Третьяков и убедил художника убрать виселицы.

   То, что на Микешина оказывалось воздействие, не вызывает сомнений. Это видно из того, что он упирался и не желал изображать на памятнике императора Николая Павловича – самого сильного русского Государя после Петра Великого. Дошло либеральное расслабление до того, что император Александр II спрашивал художника: «А батюшка?» С напряжением и горечью, наконец, в Мраморном дворце на приеме Великий князь Константин Николаевич прямо спросил:

   – Скажи причины, почему не помещаешь покойного батюшку?

    Микешин что-то мямлил насчет того, что «личность покойного Государя до того близка к нашему времени, что нельзя к ней беспристрастно относиться».

   Святитель Иннокентий (Борисов) умер в 1857 году, в год объявления конкурса, несколько ранее императора Николая I. Погибли адмиралы Нахимов и Корнилов. Жуковский и Гоголь, ушли из жизни в 1852 году, тоже сравнительно недавно. Но все они запечатлены на памятнике 1000-летия. К чести Микешина надо заметить, что на кандидатуре Гоголя настаивал он лично. Правда, он очень хотел, чтобы где-нибудь рядом нашел место и Тарас Шевченко. Но тогда среди фигур горельефа появился 120-ым кобзарь, единственный на памятнике отъявленный атеист, это было бы скандалом в пока еще святорусском государстве.

   Микешину порой изменяло чувство меры. На памятник была уже принята кандидатура драматурга Фонвизина. Но Микешин еще настаивал на фигуре актера Дмитриевского, поставившего «Недоросль».

Здесь-то мы и соприкасаемся с проблемой всех проблем русской жизни, которая уже дала трещину и скоро затащит ее в гулаговскую кровавую яму. Трещина эта – все увеличивающаяся нечистая страсть к осуждению и сопутствующие ей уныние («Бедная Лиза» Карамзина) и осмеяние («Горе от ума» Грибоедова). Как гениально предугадал это Пушкин: «Глупость осуждения не так заметна, как глупая хвала».

    Одержимое легкой «глупостью осуждения», образованное общество жадно буквально набросилось на «Горе от ума». Это было время пика героического подъема после 1812 года. Русские дворяне – сверстники Грибоедова совершают десятки кругосветок, штурмуют крайний Север четыре выдающихся исследователя будущие адмиралы: Литке, Врангель, Анжу и лицейский друг Пушкина Матюшкин по прозвищу «Плыть охота» Будущие адмиралы Нахимов, Корнилов, Истомин под началом Лазарева на корабле «Азов» уходят навстречу Наваринскому бою. Именно в это время бесплодный краснобай Чацкий пугает в салонах московских старух. Корабль «Азов» в Кронштадте провожает Пушкин.

   Так или иначе, но памятник 1000-летия России благополучно стоит уже полтора столетия, радуя новгородцев и приезжих. И Микешин, и Шредер потом соорудят много памятников. Но славу успехом памятника 1000-летия не выдержал Михаил Микешин. Все награды и популярность достались Микешину. Иван Шредер был несправедливо обойден. Друзья до самой смерти уже не общались. Правда, власти спохватились и благородному Ивану Шредеру была назначена такая же пожизненная пенсия, как и Михаилу Микешину, но слава творца памятника досталась одному Микешину.

    Немцы разобрали в войну памятник, но не успели увезти в Германию. С большим трудом разоренный голодный город восстановил памятник и 2 ноября 1944 года он был заново открыт и вновь забыт вскоре. Тех, кто поднимал город и памятник, вскоре расстреляли по «ленинградскому делу». О памятнике стали говорить скороговоркой и нехотя. До войны коммунисты на своих митингах кумачовых в Кремле державный памятник стыдливо закрывали фанерными щитами, чтобы он не тревожил их обрезанную «комбедовскую» память. Но и перестройка с демократизацией не принесли просветления в эстрадные мозги пипла, мечтающего о турпутевках и «шопинге». Сейчас чем больше с бомжатскими интонациями кричат «Ро-си-яяя!..», тем меньше о ней помнят.

   Накопив резервы за счет «нефтянки», мог бы Совет безопасности поручить Министерству просвещения снабдить каждую из шестидесяти тысяч российских школ и все т. н. колледжи, лицеи и вузы хорошо изданными книгами с описанием истории сооружения памятника 1000-летия России и всех 128 личностей, изображенных на нем в бронзе, тех, кому каждый россиянин обязан своим существованием сегодня на земле.

   Памятник и в период подготовки к его сооружению вызывал яростные споры. Такова уж великая идея, заложенная в его создание – «Кто мы?..», «Что наследуем?..», «Какова наша миссия в мире?..»

   Великий памятник дает ответ и на самый жгучий вопрос тысячелетия. А именно: почему нас постигла катастрофа февраля 1917 года с поражением в войне, гражданской резней, палачеством и все-таки победой в 1945 году. Почему коммунисты закрывали фанерой памятник даже после того, как с гордостью носили ордена с именами изваянных в бронзе национальных героев: Суворова, Нахимова, Александра Невского, Богдана Хмельницкого, Кутузова? Ответ дает сам памятник тысячелетия России.