Академик ВАСХНИЛ Петр Михайлович Жуковский о своем учителе
«Если ты встал на путь ученого, то помни, что обрек себя на вечное искание нового, на беспокойную жизнь до гробовой доски. У каждого ученого должен быть мощный ген беспокойства. Он должен быть одержим». Эти слова Вавилова стали нормой поведения и для него самого. Он был неутомим в исследованиях и, объездив весь мир (при встречах его спрашивали не: «Как вы поживаете?» - а «Куда вы теперь едете?»), отовсюду привозил экземпляры заморских растений. Ленинград был для него пристанью, мир – лабораторией. В письмах он шутил: «Подытоживаю в настоящее время земной шар...»
Работоспособность у Николая Ивановича была потрясающая. «Жизнь коротка, а так много нужно сделать!» – говорил он. По свидетельству тех, кто его близко знал, Николай Иванович обычно спал не более трех-четырех часов (случалось, он приглашал сотрудников для работы к себе домой в 11-12 часов ночи), не признавал ни выходных, ни праздников, ни отпусков. Не выносил людей, которые мечтают, как бы «поскорее добраться до дома и поставить пластинку».
Гонка! С утра и до поздней ночи, с первого дня месяца до последнего – и так многие десятилетия. Мало кто выдерживал темпы его жизни. Директор Института хлопководства во Флориде (США) профессор Харланд, приехав в СССР, рассказывал, что после посещение их института Вавиловым всем сотрудникам пришлось дать трехдневный отдых.
В отпускное время Вавилов обычно ездил на опытные станции руководимого им Всесоюзного института растениеводства. И тогда, рассказывали очевидцы, для сотрудников наступал «великий пост». В 4 часа утра стук в окно: «Пора работать». И Николай Иванович, окруженный свитой, идет на поля.
Вавилов и его сотрудники подолгу ползали на корточках от растения к растению. Как часовой мастер со своим моноклем, Вавилов изучал с лупой строение цветков, пустулы ржавчины и многое другое. Так проходили одна неделя, другая… Сотрудники ходили небритыми, с отеками под глазами... И все же обожали своего шефа за темперамент, эрудицию, за поразительные прогнозы.
Но особенно неистовым становился Вавилов, когда, попав в иноземные края, пытался понять «земледельческую душу» той или иной страны. Ученый был страстным охотником за растениями. Мысли о будущих маршрутах Николай Иванович записывал на абажуре лампы, по вечерам эти записи таинственно светились и мчался туда, где многовековая история земледелия накопила изобилие «растительной дичи».
Казалось, природа наделила организм Вавилова какими-то особыми физическими качествами, специально приспособленными для выполнения гигантской работы. Как рассказывали сопровождавшие Вавилова в экспедиции по Тянь-Шаню проводники, он поразил их тем, что большую часть пути шел пешком, забегал на каждый попутный откос, карабкался по крутым склонам, дотошно осматривал каждое ущелье, каждую скалу и везде находил, что собрать в свою гербарную сетку и в мешочки для семян. Затем писал, укладывал собранное, сушил, расправлял. Из каждой экспедиции Вавилов привозил огромный материал: колосья, початки, плоды, пакетики семян, черенки, гербарии, тетради с описью растений, путевые дневники и местные раритеты.
Итоги титанического труда Вавилова впечатляющи. Овация грянула в зале заседаний Третьего Всероссийского съезда селекционеров, случилось это в 1920 году в Саратове, когда тридцатитрехлетний профессор местного университета Николай Вавилов изложил свой закон гомологических (от греческого «homologos» – «подобный») рядов. Прерывая гром аплодисментов, председатель совещания, выдающийся русский ботаник Вячеслав Рафаилович Заленский (1875-1923) воскликнул: «Биологи приветствуют своего Менделеева!»
«Николай Иванович – гений, и мы не сознаем этого только потому, что он наш современник», – утверждал другой русский гений науки академик Дмитрий Николаевич Прянишников.
Открытый Вавиловым, имеющий генетическую природу закон параллелизма в наследственной изменчивости у близких видов растений и животных недаром сравнивают с химической периодической системой. Ученый показал тогда, что если все известные у наиболее изученного в данной группе вида растения вариации расположить в определенном порядке в таблицу, то можно обнаружить и у других близких видов почти все те же вариации изменчивости признаков. Так, к примеру, у мягкой пшеницы есть растения с остистыми, безостыми, полуостистыми колосьями; белоколосые, красноколосые, черноколосые, сероколосые формы и так далее.
Обнаруженные Вавиловым закономерности находят все большее подтверждение. По мере развития исследований «пустые» места в таблице заполняются, и параллелизм в изменчивости видов становится все более полным. Выясняется также, что такую схожесть имеют виды не только одного рода, но и близких по своему происхождению родов, скажем, пшеницы, ячменя, ржи и других злаков. Поэтому закон гомологических рядов помогает исследователям лучше ориентироваться среди огромного разнообразия живых существ. Он облегчает и поиски нужных для селекции хозяйственных признаков растений и животных.
В 1926 году Вавилов добился нового успеха: одним из первых в стране он был удостоен Премии имени В.И.Ленина – высшей награды ученого, в том же году Вавилов вошел в состав ЦИК СССР, став членом правительства.
А премия была присуждена Николаю Ивановичу за учение об иммунитете растений и труд фундаментальнейшего значения «Центры происхождения культурных растений». Вавилов показал, что родина культурных растений – несколько горных районов мира: Эфиопии, Передней и Средней Азии (в частности, Памир), Китая, Индии, в Кордильерах Северной и Южной Америки. Всего ученый установил семь очагов древнейшего земледелия: пять – в Старом Свете и два – в Новом. Эти центры, «пекла творения» (выражение Вавилова. – Ю.Ч.), и были той кухней, где природа готовит свои самые совершенные растительные «блюда». А уж человек разносил их затем по всему миру.
Вавилов сделал большое открытие, но не знал причин. Лишь сравнительно недавно работающие на Памире советские ученые показали, что на таких высотах, в горах, растения подвергаются мощному ультрафиолетовому облучению, вызывающему ускоренное видообразование.
Трудно и вообразить, каких бы еще успехов в биологии достиг Вавилов, если бы он не жил в самое зловредное советское время и если бы на пути у него не оказался его антипод – фанатичный и невежественный Трофим Денисович Лысенко. И катастрофа – для Вавилова лично, для русской и мировой науки – разразилась!
Лысенко считал генетику бредом. Какие там гены! Изменить наследственные свойства сельскохозяйственных растений можно, полагал он, под непосредственным влиянием условий существования. Это соответствовало известному лозунгу Мичурина: «Мы не можем ждать милостей от природы. Взять их у нее – наша задача!»
Такой подход вполне соответствовал убежденности большевиков в возможности революционной перестройки не только общества, но и природы. И общественное мнение было на стороне Лысенко.
Вавилов говорил, что нужно провести огромную научную работу, чтобы на ее основе поднять урожаи. А Лысенко утверждал, что берется сделать все это за пару лет. И собирался повысить урожайность в 5 раз! Это было вранье, но оно обнаружилось лишь тогда, когда началась жестокая война с фашизмом.
В августе 1932 года в Итаке (США) собрался VI Международный генетический конгресс. Вавилова избрали вице-президентом конгресса. Это была его последняя поездка за рубеж.
Следующий, VII конгресс решено было, учитывая заслуги Вавилова в генетике, провести в СССР, в 1937 году. Его президентом избрали Вавилова. Но конгресс был запрещен советскими властями.
К тому времени уже шла организованная травля Вавилова. В 1934 году ему запретили выезд из страны. В июне 1935 года он был смещен с поста президента ВАСХНИЛ. VII съезд генетиков мира состоялся в 1938 году в Эдинбурге. Вавилова туда не пустили. На сцене символически стояло пустое кресло президента...
1939 год. Самый разгар сталинских репрессий. «Пойдем на костер, будем гореть, но от убеждений своих не откажемся!» – сказал тогда Вавилов, и эти его слова слышали многие.
20 ноября 1939 года, к тому времени Вавилов окончательно перестал искать компромиссы и публично высказывал свое отношение к лжеисследованиям Лысенко, Николай Иванович последний раз виделся в Кремле со Сталиным. Отец народов был зол и груб. Было очевидно, что он сделал выбор в пользу Лысенко.
Вавилов был арестован 6 августа 1940 года. После многомесячных пыток его приговорили к расстрелу (спрашивается, за что?). 26 июля 1941 года Президиум Верховного Совета СССР отказал в просьбе о помиловании. Однако Николая Ивановича так и не расстреляли.
29 октября 1941 года Вавилов оказался в Саратовской тюрьме №1, построенной еще в годы губернаторства П.А.Столыпина. Удивительно, что в Саратове в 1917 году начиналась активная научная работа ученого, в Саратове же ему довелось провести свои последние, самые трагические пятнадцать месяцев жизни.
В камере смертников Николай Иванович находился вместе с известным философом, бывшим директором Института мировой литературы академиком К.И.Лупполом и работником лесосплавной конторы И.Ф.Филатовым. Последний вспоминал: «Вавилов навел дисциплину в камере. Ободрял своих товарищей. Чтобы отвлечь их от тяжелой действительности, завел чтение лекций по истории, биологии, лесотехнике. Лекции читали по очереди все трое. Читали вполголоса, при громком разговоре вахтер открывал дверь или смотровое окно и приказывал разговаривать только шепотом. На койке спали в порядке очереди двое. Третий дремал за столом, прикованным к стене и к полу камеры…»
Жизнь заключенных была страшной. Вот описание тюремного меню: «Утром теплая водичка с солью вместо сахара. Хлебная пайка на сутки – триста граммов. Хлеб был, как правило, сырой, недоброкачественный. В обед получали мы баланду – болтушку из муки, откуда иногда удавалось выудить рыбью голову… И совсем уж редко заключенным доставался сахар: что-нибудь чайная или столовая ложка. Засыпали прямо в ладонь. Кашу и селедку давали только тяжело больным по назначению врача».
Вавилов пробыл в камере смертников до конца июня 1942 года, когда наконец смертную казнь ему заменили на 20-летнее тюремное заключение. К тому времени в Великобритании Николай Иванович был избран почетным иностранным членом Лондонского Королевского общества (так в Англии называют Академию наук). Научный авторитет Вавилова в странах - союзницах СССР по общей борьбе с Гитлером был очень высок. Должно быть, поэтому Сталин не пожелал расстрелять ученого. Но он и не хотел выпускать его из тюрьмы, справедливо полагая, что тяжелейшие тюремные условия и отвратительное питание сделают свое черное дело.
Так и случилось! К началу 1943 года Вавилов, по свидетельству врачей, выглядел на 10 лет старше своего возраста. Он был полностью истощен, у него начали отекать ноги, ослабли мышцы, побледнела кожа, он уже не мог самостоятельно передвигаться.
Берия, тюремное начальство были прекрасно осведомлены о состоянии здоровья ученого, но абсолютно ничего не предпринимали для его спасения. Все это было очень похоже на заранее спланированное убийство.
Николай Иванович Вавилов умер в тюремной камере от полного истощения сил 26 января 1943 года