Петр Александрович РУМЯНЦЕВ (1725 – 1796)

В Северной столице России есть памятник «Румянцева победам» - стройная стела, созданная по проекту архитектора Бренна в 1798 году. Стела с извилистой судьбой: она несколько раз перемещалась по городу, пока не получила пристанище возле тогдашнего здания Первого кадетского корпуса. В нашей стране это самый старинный монумент в честь некоронованной особы. Память о славном полководце хранится и в солдатских песнях, которые далеким эхом звучат из XVIII века:

Нам нельзя того оставить,

Чтоб Румянцева не славить:

Граф Румянцев - наш отец:

Мы сплетем ему венец

Из своих, братцы, сердец!

У каждого, кто интересуется военной историей Отечества, имеются субъективные предпочтения и есть свои любимцы из числа героев-полководцев. Если рассуждать объективно, никто в XVIII веке не сделал для Российской армии больше, чем три полководца, три стратега, три победителя: Петр Великий, Петр Румянцев, Александр Суворов. Увы, из этой троицы граф Румянцев-Задунайский снискал наименьшую славу в потомстве. Между тем военное искусство Румянцева – это веха, причем великая веха в истории нашей армии, в истории войн, которые вела Россия в пору решительного укрепления имперского могущества. И личность Румянцева, его широкий русский характер – явление интересное, хотя и не столь укорененное в истории нашей культуры, как образы императора Петра и Суворова.

Как и Суворов, он был сыном сподвижника Петра Великого. Но происходил он из более именитого и прославленного рода: так, прадедом полководца был боярин Артамон Сергеевич Матвеев, ближайший советник царя Алексея Михайловича. Петр Румянцев получил изрядное домашнее образование, а в 1741 был зачислен в Сухопутный Шляхетский корпус. В том же году получил чин подпоручика, начал службу в армии. Заканчивалась война со Швецией, и юный Румянцев участвовал в штурме Гельсингфорса. Под руководством отца молодой офицер Петр Румянцев служил в Финляндии, где участвовал в переговорах о заключении мира со Швецией. Наконец в Турку был подписан Абосский мир, упрочивший положение России в Прибалтике. К Российской империи отошли города Вилманстранд, Фридрихсгам и Нейшлот: шведы были принуждены согласиться на границу по реке Кюмене. В Петербург Румянцевы возвращались как победители: отца и сына возвели в графское достоинство, а Петр Александрович в восемнадцать «мальчишеских» лет 3 июля 1743 года стал полковником!           И это при том, что в те годы сложилась репутация Румянцева как неуемного гуляки, поведение которого отцу приходилось обсуждать с самой императрицей. В своей биографии Румянцева Бантыш-Каменский посмаковал событиями недавней в то время старины: «Он удальством превосходил товарищей, пламенно любил прекрасный пол и был любим женщинами, не знал препятствий и часто, окруженный солдатами, в виду их торжествовал над непреклонными, обучал батальон, в костюме нашего прародителя, перед домом одного ревнивого мужа; заплатил другому двойной штраф за причиненное оскорбление и в тот же день воспользовался правом своим, сказав, что он не может жаловаться, ибо получил уже вперед удовлетворение! Проказы Румянцева, доведенные до Высочайшего сведения, заставили Императрицу Елисавету Петровну, во уважение заслуг графа Александра Ивановича, отправить к нему виновного с тем, чтобы он, как отец, наказал его». Зрелого Румянцева сравнивали с мудрым Нестором (сопоставления с героической античностью были в моде), но молодость фельдмаршала была бурной, с эксцентрическими оттенками. Он был и острословом, и повесой.

Щедра была императрица Елизавета Петровна к офицерам, приносившим счастливую весть. Везение? Счастливый случай? Будущее докажет, что это был счастливый случай не столько для молодого офицера, «употребляемого в разные курьерские посылки», сколько для Российской империи и армии.

Граф Румянцев не засиживался в нижних чинах. Фактическую службу в действующей армии он начал с командования Воронежским пехотным полком.

Первой боевой кампанией Румянцева стал полузабытый в наше время поход во Франконию 1747 - 1748 годов. В составе 37-тысячного корпуса под командованием генерал-фельдцейхмейстера князя Василия Аникитича Репнина Румянцев выступил в Европу защищать дипломатические интересы Российской империи в войне за австрийское наследство. Россия вступила в эту войну на самом последнем этапе – летом 1747г., выступив на стороне Австрии и Англии. Но марш русского корпуса на Рейн сильно подействовал на противников коалиции – французов и испанцев, вскоре начавших искать пути к заключению мира. Аахенский мир, подписанный в апреле 1748г., в России был воспринят как успех, и участников похода встречали как победителей. Надо заметить, что сам триумфатор – генерал В.А.Репнин – умер по дороге в Россию…

В 1756 году началась Семилетняя война, главным героем которой стал именно П.А.Румянцев, начавший кампанию 1756-го в чине генерал-майора. С бригадой кавалеристов генерал Румянцев занимает Тильзит. Наконец 19 августа 1757 года пробил час сражения в Восточной Пруссии при Гросс-Егерсдорфе. Биться с сильнейшей в мире прусской армией было непросто. Русские войска под предводительством генерал-фельдмаршала Степана Апраксина превосходили противника числом: 55 тысяч против 28. На левом берегу реки Прегель прусский фельдмаршал Левальд атаковал русские войска, которые, казалось, увязли в болоте. Но атаки прусских кирасир армия выдержала стойко. Бригада Румянцева, состоявшая из сводного Гренадерского, Троицкого, Воронежского и Новгородского полков, вступила в дело чуть позже – с инициативной, неожиданной контратакой. «Сии свежие полки не стали долго медлить, но давши залп, с криком «Ура!» бросились прямо на штыки против неприятелей, и сие решило нашу судьбу и произвело желаемую перемену», - пишет А.Болотов. Эта атака и решила исход битвы – первой победы над безукоризненным прусским военным механизмом.

В реляции Апраксина говорилось: «Взятых в полон было более шестисот человек, в том числе обер-офицеров восемь, токмо из раненых многие уже померли. Дезертиров приведено более 300 человек, которых число, без сумнения, умножится, ибо ежечасно из лесов легкими войсками приводятся и собою в лагере являются...» Но фельдмаршал, упустивший возможность преследовать и добить противника, не снискал славы. Более того, он был отдан под суд и вскоре умер подследственным.

За Гросс-Егерсдорфом последовали Цорндорф и Кунерсдорф, славные для русской армии сражения. 1 августа 1759 года позиции дивизии Румянцева на высоте Большой Шпиц не раз атаковали. Под артиллерийским огнем на русских наступала тяжелая кавалерия Ф.Зейдлица – любимца Фридриха Великого. Румянцев нашел момент для быстрой штыковой контратаки, опрокинувшей нападавших пруссаков. Генерал сам повел дивизию в наступления – и пруссаки бежали с поля боя. В тот день непобедимый Фридрих в панике потерял свою треуголку, которая и поныне хранится в Эрмитаже как ценнейший военный трофей. За Кунерсдорф Петр Александрович был удостоен ордена святого Александра Невского, а слава его стала поистине народной.

Румянцев умело сочетает подвижные каре с рассыпными строями егерей – и эта неожиданность маневра становится залогом побед. Во многом он предвосхищает стиль полководцев более позднего времени – революционных войн. Легкие строи егерей – эффективное новшество Румянцева. О знаменитых колоннах Румянцева мы узнаем из первых уст: из ордера генерал-майору Еропкину «об обучении войск действию в колоннах»:

«1. Колонну всякой полк имеет строить из середины тако: средних двух дивизионов, с правого флангу последняя половина, а с левого – первая, идут прямо вперед большими шагами; прочие все дивизионы правого фланга – налево, а левого – направо, не поворотясь, но прямо лицом, перекашивая ногами, идут за первыми, и так один полудивизион за другой заходят и соединяются с обоих сторон из половин в целые.

2. С флангов полкам колонны делать тако: направо–то первому дивизиону иттить вперед, прочим направо, как возможно скорее; и один дивизион за другим, по приходе за предыдущий, пред ним делать фронт; налево ж сие делать наоборот.

3. Из двух полков делать колонны таким образом, как выше писано из средины полку; то есть буде фронт колонны в батальоне состоять будет, то дивизион полку, стоящего на правом фланге, — последний, а с левого – первый, идут, как выше писано, вперед; а прочие равномерно ж за теми следуют.

Примечание. Сим образом могут и четыре полка и более одну колонну сочинять.

4. Из обоих линий, буде б велено было сочинять колонны, то вторая в марше своем должна точно и прямо первой линии, за колонною, регулироваться и дистанцию ту, как они с места оба пошли, соблюдать.

5. Колоннами показывать обороты делать и заходить правым и левым флангом сим образом, когда б неприятель вознамерился с флангу колонны атаковать или бы свою позицию переменил, весьма скоро можно и фронт свой переменить, и составить первую линию из правого крыла обоих линий, а вторую из левого крыла обоих же линий.

6. Из колонн фронт делать противным токмо поворотом дивизионов или полудивизионов; т. е. когда в сочинение колонны дивизион или полудивизион направо принимал – сделает налево, а когда налево – направо; вторые отделения колонны в построение фронта настоящим шагом выходят, а прочие один другого скорее, токмо не бегом.

Примечание. Колонны в марше своем равняются одна с другой, делав примечание на знамена, а взвод за взводом, или дивизион за дивизионом, до конца шпаги офицера в шеренгах; штаб-офицеры позади колонн, как им в баталии быть надлежит; барабанщики по флангам своих взводов; артиллерия, буде особливого о ней учреждения не сделано будет, когда из среди полку колонна сочиняется, то стоящая в средине марширует впереди, а прочие равняются своими дивизионами, пред которыми они на месте стоят и заезжают поспешно в ту сторону, в которую дивизион их маршировать будет; ящики патронные строятся по тому ж позади колонн своих, так как они стоят в дивизионах и по построении фронта разъезжаются за свои дивизионы.

Сие построение колонн и фронта часто может случиться в самом огне, и для того нужно солдат приучать стрелять, не садясь на колени, но токмо перекося ряды так, чтоб, стоящего позади левой ноги конец, правой ноги у каблука предстоящего пред ним был. Ныне, так в ближнем стоянии с неприятелем, не весьма за удобно признавается сие делать с огнем, но и приведение ко оному за лучшее, без того показывая, однако, все малейшие подробности, способствующие самому, однако, делу.

Я уже выше молвил о сокращающемся времени; оно подлинно так коротко, что его все минуты кажутся самодражайшими, и для того я отменно рекомендую сделать из него возможное употребление и приспособить во всем том, что к лучшему и самосуществительному произведению предлежащего дела нужно-надобно; я время точно во дни к сему не избираю, но оставляю на расположение ваше, ибо сие обстоятельство ни в каковом случае и времени мне воспрепятствовать не может, но толь паче всех и всякого при своем месте и в настоящей его заботе удержать». (24 июня 1761г.)

Именно 1761 годом помечено в военной истории применение батальонных колонн для нанесения противнику быстрого сокрушительного удара. Это случилось при взятии Колобжега (Кольберга). Корпус Румянцева в августе овладел тогда прусским лагерем, отбросив войска принца Вюртембергского и начал успешную осаду крепости. Это сражение нарушило гегемонию линейной тактики в истории европейских войн. Рассыпной строй Румянцева поразил противника, а в известном смысле удивить – значит победить. Под Туртукаем Суворов повторит тактику учителя и пошлет Румянцеву, своему командующему, рапорт о победе. Кольберг пал в декабре.

Вскоре скончалась императрица Елизавета, и ее преемник Петр III совершил «чудо Бранденбургского дома», спас Пруссию, выйдя из победной войны. Румянцев был осыпан наградами, в 36 лет произведен в генерал-аншефы: новый император видел в нем командующего в предполагаемой войне с Данией. Но император был убит, и война не состоялась. Начинался век Екатерины, и начинался он для Румянцева не слишком многообещающе. Дело в том, что искушенный дипломат Румянцев не торопился давать присягу императрице, желая убедиться в гибели Петра III. Этой проволочки Екатерина и ее первые влиятельные «орлы» долго не могли ему простить. Но вскоре Румянцев, оставаясь на военной службе, стал генерал-губернатором Малороссии. Ему довелось окончательно уничтожить остатки самостийности в этой стратегически важной и обширной области.

Первую екатерининскую русско-турецкую войну 1768 – 1774 годов по праву называют румянцевской. До лета 1770г. генерал-аншеф Румянцев очищает от турок Валихию, занимает Журжу, а с лета начинаются самые громкие победы.

1770 год и вовсе стал для Румянцева временем настоящих военных чудес. Рябая Могила, Ларга, Кагул – победы, на которые равнялся Суворов. Победы, заставившие и Оттоманскую порту, и Европу сильнее уважать и страшиться Россию. Левый берег нижнего течения Дуная был занят, а многочисленные армии турок – рассеяны. Как было не ценить такого генерала? Он подтвердил блестящую репутацию времен Семилетней войны.

При Кагуле войскам Румянцева (38 тысяч солдат, 149 орудий) противостояла турецкая армия великого визиря Халиль-паши (150 тысяч бойцов, 150 орудий). Успех, как известно, был достигнут благодаря умелому сосредоточению основных сил на направлении главного удара – против левого фланга противника. Румянцев искусно маневрировал, удивляя супостатов. В критический момент, когда строй дрогнул после неожиданной контратаки отборных янычар, Румянцев бросился в бой со словами: «Теперь дело дошло и до нас». История запомнила его слова, обращенные к отступавшим солдатам: «Стой, ребята!» И солдаты восстановили строй, отбили атаку, воодушевленные генералом. На берегу Кагула слава Румянцева была удесятерена. В реляции победитель писал императрице: «Ни столько жестокой, ни так в малых силах не вела еще армия Вашего императорского величества битвы с турками, какова в сей день происходила… Действием своей артиллерии и ружейным огнем, а наипаче дружным приемом храбрых наших солдат в штыки ударили мы во всю мочь на меч и огонь турецкий и одержали над оным верх». Умел Румянцев писать красиво, с риторическими фигурами и благородными афоризмами! Надо думать, императрица сумела оценить тонкости стиля: «Да позволено мне будет, всемилостивейшая государыня, настоящее действие уподобить делам древних римлян в том, в чем Ваше Императорское Величество мне их примеру подражать велели; не так ли и армия Вашего Величества поступает, что не спрашивает, как велик неприятель, но ищет, где только он».

О новых победах и о героизме графа Румянцева Екатерина немедленно сообщала в письмах Вольтеру, не могла удержаться от гордости…

В июле Петр Андреевич был награжден орденом Святого Георгия I степени, а 2 августа 1770 года был подписал именной указ императрицы Екатерины: «Всемилостивейше жалуем генерала графа Румянцова в наши генерал-фельдмаршалы за оказанные нам и отечеству нашему верные и усердные услуги и за храбрость в предводительстве наших войск и в побеждении врага христианства, повелевая производить ему по сему чину и с полным штатом жалованья из оставшейся от неполного комплекта и от отпускных сумм». Это была заслуженная награда достойнейшего из тогдашних любимцев императрицы. Когда через пять лет по результатам войны он (вместе с первой же степенью Андрея Первозванного) получит почетное добавление к фамилии и титулу – Задунайский, это тоже воспринималось как отзвук великого семидесятого года. Фридрих Великий, оценивший мощь румянцевского удара в Семилетнюю войну (тогда, после Кунерсдорфа, в Европе из уст в уста ходило апокрифическое изречение Фридриха: «Бойтесь собаки - Румянцева. Все прочие русские военачальники не опасны»), после придунайских побед писал русскому графу: «Полная победа, которую одержали вы над турецкой армией, приносит вам тем более славы, что успех ее был плодом вашего мужества, благоразумия и деятельности».

Один из блестящих памятников прикладной румянцевской военной мысли времен расцвета полководческого искусства Задунайского – ПРАВИЛА П.А.РУМЯНЦЕВА К ПОСТРОЕНИЮ ВОЙСК ДЛЯ НАПАДЕНИЯ НА НЕПРИЯТЕЛЯ:

«9 [20] июня 1773г.

1-е. Всякой корпус должен построен быть в каре продолговатой, так чтоб боковые фасы половину фруктового фаса имели. А гранадеры полков, делающих фланги, сведены были на сии.

2-е. Полевая артиллерия делится на 6-ть №, разделяясь в кордебаталии на средине последнего фаса, то есть 1-й № — 10 орудий, а на протчих по 4, в том числе 4 гаубицы по флангам. В протчих корпусах разделяют оную командующие генералы по своему благоизобретению.

3-е. Кавалерию всю построить в две шеренги между кареями, равняясь по задней линии и имея в ней самые малые интервалы не более как на взвод.

4-е. От боковых каре для прикрытия флангов оных, егерям составлять особливые карей с 4-ю полковыми орудиями, за оными казачьи полки.

5-е. Кавалерии огня ружейного на собственной себе вред под ответом полковых командиров отнюдь не употреблять, ниже оставлять свое место без повеления, разве бы неприятельская конница фланг их искала; то в таком случае фланговым шквадронам, очистя место егерским кареям на употребление их артиллерии и огненного ружья, взять таковую позицию, чтоб в состоянии быть всегда их подкреплять. Естли ж неприятель действительно в бег обратится и господа командующие повелят атаковать, тогда, держа возможным образом свою линию, поражать неприятеля без всякой пощады и пленными в первоначальных поражениях себя не отягощать. В случае ж иногда сильного упору, которому быть однако ж не чается, естли всяк свою должность исполнять будет, отступить в свой интервал с порядков кто где стоял; но притом ведать, что инако поступивший и лишающий себя собственной обороны, чрез замешательство иногда пехоты, понесет всю жестокость казни, предписанной в военном уставе.

6-е. Пехоте надлежит при всяком случае, где приказано будет, на неприятеля наступать, а особливо на овладение батарей и окопов, держа весь порядок строю, и со всем военным звуком итти поспешно, чтоб не медлить под неприятельским огнем, которой артиллерия должна своими ужасными залпами к молчанию привесть. Искусство артиллеристов наставит их производить огонь в содействие и облегчение одного пред другим больше терпящего огонь неприятельской, а особливо стараться открыв неприятельские линии и их анфилировать. Делом будет искусства и проницания самих господ предводителей, чтоб, пользуясь действием артиллерии, открывать слабую сторону неприятельскую и его фланкировать, в чем я и полагаюсь на их благоразумие.

В таком предприятии, каково есть, перенестись за реку Дунай и там произвесть на неприятеля свое оружие. Не сомневаюсь я, что всяк усердную волю свою к службе при каждом действии покажет, коль сие предприемлем во исполнение высочайшей воли нашей всемилостивейшей государыни и поелику на таковы наши действия целой свет обратит свое зрение. Тут добрая заслуга каждого измерена будет при воздаянии ценою сих великих уважений, как и напротиву изобличенные в нерадении и в других предосудительных поступках службе долженствуют ожидать, что им возмерится судом всея строгости.

Румянцов».

Румянцевский «Обряд службы» был принят позже в качестве Устава русской армии. Учениками Румянцева в известной степени были и Суворов, и павший в бою Вейсман, который тоже заслуживает отдельного разговора. В румянцевских реляциях императрице (а он умел общаться с монархами как истинный аристократ – с достоинством и красноречием) говорит сама История мужества русских солдат и офицеров в сражениях с турками.

ИЗ РЕЛЯЦИИ П.А.РУМЯНЦЕВА ЕКАТЕРИНЕ II О ПЕРЕПРАВЕ КОРПУСА ГЕНЕРАЛА ВЕЙСМАНА ЧЕРЕЗ ДУНАЙ И СРАЖЕНИИ ПРИ РЕКЕ КАРАСУ:

«30 мая [10 июня] 1773г.

Лагерь при р. Яломице.

Государыня всемилостивейшая!

Вследствие всеподданнейшего моего донесения от 17-го сего месяца продолжал я движение с главным корпусом армии от Фокшан к Браилову, где намерялся переправить часть войска в усилие на той стороне находящемуся; но от переправы той хотя удобной нашлись лежащие проходы от Мачина до Гирсова столь тесны и между каменных гор, коих и расширить неможно, что не только артиллерию, да и простые повозки без большой остановки провезть нельзя по ним; и сколь сей ради трудности, так и по доходящим известиям из-за Дуная от генерала-майора Вейсмана, достигавшего уже высоты Гирсова, что не только неприятеля, но и жителей в той стороне нигде он не находил; а напротив от генерала графа Салтыкова и генерала-порутчика Потемкина имея уведомления, что неприятель от дня в день против них усиливается и открывает разные виды угрожающие им поисками, пошел я на реку Яломицу и вступил 27-го числа в сей лагерь положением недалеко от устья оной, чтобы мне, как в той же всеподданнейшей доносил вашему императорскому величеству, быть ближе на всякой случай на обоих берегах. Тут на другой день моего прибытия получил я от генерала-майора барона Вейсмана, который по моему предположению, о коем вместе с вышеписанным имел я честь предуведомить ваше императорское величество, переправясь с своим корпусом чрез Дунай при Тулче, следовал во время моего движения вдоль реки Дуная, по другой стороне оной до высоты Карасу, где долженствовал он простерти свой поиск на неприятельской корпус, в околичности того места расположенный и предводимый, по известиям доселе бывшим, Абды пашею чрез Гирсов вкратце рапорт, который пополнить вскоре имел обстоятельным, что он во исполнение того 27-го мая в 8-мь часов поутру атаковал неприятельский корпус при Карасу, состоявшей в 12 000 под командою Абдулла арнаут и черкес Хассан паши, да татарского солтана Багимет Гирея и одержал над оным совершенную победу, хотя пехота их упорно держалась в ретранжаменте. Причем неприятеля 1 100 человек пало убитыми, 100 в полон взято, а в добычь получено 16 пушек, 9 знамен, весь неприятельской лагерь и обоз. Неприятель там разбитый бежал по дороге к Базарчику и преследован к вящшему его вреду от наших войск. Наш урон в сем деле, сколько по скорости мог узнать генерал-майор Вейсман, состоит в убитых двух офицерах, в 50-ти рядовых, ранено обер-офицеров 5, нижних чинов 160, казаков убито 12, ранено 19. Сию победу торжествует армия Вашего Императорского Величества, принося всевышнему благодарственные молитвы с пушечною пальбою, и о которой дерзаю мое всеподданнейшее повергнуть к стопам Вашего Императорского Величества поздравление...»

В годы новой русско-турецкой войны 1787 – 1791 гг. позиции Румянцева в армии и государстве несколько ослабли, хотя он приобрел изрядный политический опыт и с умом включался в придворные игры. Первые два года войны фельдмаршал командовал 2-й русской армией, которая располагалась в стороне от театра военных действий, между Днестром и Бугом, а в 1789-м командование обеими армиями сосредоточили в руках Потемкина, а Румянцев вернулся к административным делам в Малороссию.

Как и Суворов, Румянцев удостоился восторженных исторических анекдотов. Они давно уже не столь известны, как суворовские. Один из них мы расскажем, в нем бывший гуляка очень деликатно и мудро приструнил нарушителя дисциплины: «Став командующим армией, Румянцев принялся искоренять барство, разнеженность и недисциплинированность. Халаты, ночные колпаки, женщины легкого поведения - все это решительно изгонялось из офицерской среды, хотя нарушители в румянцевской армии все же попадались. Одному из них командующий дал хороший урок. Ночью, незадолго до рассвета, он обнаружил майора в халате и колпаке. Майор пытался скрыться, но не успел, а Румянцев, взяв его под руку, препроводил в свою палатку, дружески беседуя с нарушителем на самые гражданские темы. Со временем в палатке появились офицеры штаба, и майор умирал со стыда, сознавая, как непристойно он выглядит в их обществе. Румянцев тем временем напоил его чаем и лишь потом отпустил, не сделав никакого замечания.
Есть основание полагать, что данный майор не позволял себе впредь подобных сибаритских замашек».

Эпитафия на надгробии работы И.Мартоса получилась торжественной: «Внемли, росс! Пред тобой гроб Задунайского!»

О Румянцеве Суворов не забывал никогда. Приводил всем в пример, что граф Задунайский знал по именам едва ли не всех своих солдат и через много лет в стариках узнавал героев Кагула или Ларги. В пору наивысшего расцвета суворовской славы граф Федор Васильевич Ростопчин писал секретарю Суворова Егору Фуксу: «Участь ваша завидна: вы служите при великом человеке. Румянцев был герой своего века, Суворов герой всех веков». Думая польстить фельдмаршалу, Фукс зачитал Суворову эти строки. Реакция Суворова была резкой: «Нет! Отвечай ему: Суворов – ученик Румянцева!» 9 января 1797 года Суворов пишет Н.П.Румянцеву, сыну недавно скончавшегося фельдмаршала: «Милостивый Государь мой Граф Николай Петрович! Ваше Сиятельство потеряли отца, а Отечество - героя! Я ж, равно Вам, в нем отца теряю, память милостей его останетца во мне до моего издыхания: одна мне утеха, что благосклонности Ваши мне сию потерю награждать будут. С истинным почтением и искреннею преданностию буду Милостивый Государь мой Вашего Сиятельства покорнейший слуга Граф Александр Суворов-Рымникский».

«Румянцева победам» Россия должна быть благодарна. Для нас мудрый, решительный и остроумный граф Задунайский – один из самых вдохновляющих исторических примеров.