Мир стремительно меняется. Прежде под «мировой экономикой» понимали сумму «национальных экономик». Сегодня, при так называемой глобализации планетарного хозяйства, возник новый термин – «геоэкономика». Что же это за понятие, каков его смысл – об этом рассказал заместитель директора Национального института развития при отделении экономики РАН Александр Иванович Неклесса.
– Александр Иванович, чем термин «геоэкономика» лучше слов «мировая экономика»?
– Раньше существовала мозаичная, пестрая сеть экономик суверенных государств, теперь же национальные границы начинают утрачивать былое значение. Процесс, однако, отнюдь не одномерен, он не сводим к механистичной унификации планеты. Очерчиваются макрорегиональные сообщества – «большие пространства» определенных экономических стилей: атлантический мир, мир тихоокеанский, Евразия… Каждый из данных «экономических континентов» своеобразен, у каждого свои структурные особенности. Но наиболее примечательный «персонаж» носит транснациональный характер. Это «виртуальный Север», который все активнее занимается финансово-правовым регулированием остальной экономики.
– Транснациональные компании, ТНК… Вы можете описать их новые свойства, функции?
– Описать становящуюся систему всегда непросто. Многие понятия кажутся естественными и простыми лишь после того, как они внятно произнесены. Здесь же проблемы начинаются буквально с определения предмета, с момента «наречения именем». Ведь транснациональной зачастую называлась – да и сейчас еще справедливо называется – фактически национальная корпорация, которая в тех или иных формах уверенно действует за пределами границ национальной территории. Вот таких ТНК в мире, может быть, до 40 тысяч, а с филиалами и в несколько раз больше. Однако ныне появляются экономические образования, которые определяют, чтобы подчеркнуть их отличие, несколько по-другому – «мультикультурная» или «глобальная» корпорация. «Глобальная» – пожалуй, все же, как некий горизонт и вектор развития, а «мультикультурная» – это уже реальнее, это констатация начавшегося перехода от централизованной системы управления к структуре ячеистой. В том смысле, что понятие штаб-квартиры ТНК начинает постепенно размываться и исчезать. А ее функции, по мере развития той или иной ситуации, перенимают региональные центры.
– Но кто-то же должен руководить всей деятельностью?
– Постепенно начинает главенствовать, как это ни странно прозвучит, сама значимость ситуации. Там, где положение наиболее актуально, там, собственно, и возникает очередная штаб-квартира, динамичный «центр событий». Подобная степень гибкости проявляется пока в основном как тенденция. Это своего рода «мираж», отражающий в современной действительности реалии XXI-го века (особенно когда речь идет о «глобальных корпорациях» или о «виртуальной постэкономике»). Пока мы видим лишь прообраз полифоничной транснациональной системы, которая не просто выходит за пределы национально обособленных границ, но становится самостоятельной реальностью, как бы параллельной плоскому «географическому» пространству. Однако, что еще более значительно, она с какого-то момента неизбежно выйдет и за пределы иерархичных структур управления…
– И какие процессы будут доминировать в этой новой реальности?
– Сетевая структура формируется, прежде всего, в системах финансового и шире – информационного обращения, здесь же существуют и истинные прототипы «глобальных корпораций» в виде неправительственных международных сетей и организаций. Кроме того, в мировой экономике растут пропорции интернационализирующегося частного капитала, который действует до уровня мельчайших вкладчиков, причем число этих вкладчиков огромно. И с какого-то момента включаются в действие процессы почти что стохастические, которые ведут к серьезным последствиям. Резко возрастает потенциал «виртуальных войн», информационно-концептуальной агрессии, целенаправленного воздействия на экономическое и финансовое пространство, меняются облик и роль традиционных СМИ. Например, происходит какое-то событие или даже возникает некий, возможно весьма сомнительный, артефакт (то есть, как таковое явление может практически отсутствовать, но информационная реальность оказывает психологическое воздействие на большое число людей). И вкладчики осуществляют практически одномоментно общую операцию. Центр актуальности меняется, изменяется и топология финансовых предпочтений. Причем современные средства телекоммуникации позволяют – в этом смысле финансы начинают прямо сближаться с информацией – моментально реализовать произошедшее изменение настроений на практике, переключив финансовые потоки на новое направление…
– Но ведь кто-то должен получать информацию, принимать какие-то решения, например, МВФ или МБРР?
– В том-то и дело, что в отличие от национальных экономик это во многом уже не поле деятельности данных организаций, которые у нас в стране зачастую связывают с самой актуальной мироэкономической действительностью. На самом деле это не совсем так, и впереди у них маячит весьма серьезный кризис. Они ведь уже сейчас не столько определяют состояние международной финансовой среды, сколько пытаются сгладить последствия тех или иных ее пульсаций. В действительно же либерализованной реальности, лишенной «конструктивистских смыслов», подобные организации, хотя, конечно, и сохранят существенное влияние, будут чувствовать себя все более неуверенно. Здесь правит бал, если так можно выразиться, «организованный хаос».
– Кризис? Они же прекрасно живут, контролируют перемещение денег повсюду.
– Действительно, в складывающейся организации мира политическое размежевание вытесняется более гибким – экономическим. Что хорошо видно, например, на судьбе ООН, чьи функции постепенно переходят к «большой семерке», а привычные формы демократии замещаются как бы «неодемократией» экономической, действующей по принципу «один доллар – один голос». В этой ситуации вроде бы центр тяжести смещается к триаде ВТО-МВФ-Мировой банк. Но тут не кульминация процесса, а лишь его начало. Нам же с вами, как я понимаю, интересен «дальний горизонт», тот образ формирующейся реальности, который носит стратегический характер, за которым будущее.
– И каковы наиболее характерные свойства этих зарождающихся структур?
– Финансовая деятельность приобретает как бы игровой характер. Идет необычайно быстрое создание капиталов и утрата их, что приучает относиться к процессу, как к своего рода крупной игре, иное мироощущение оказывается не вполне адекватным новой реальности. Эксплуатация подобных явлений способна дать фантастический эффект. Но это своеобразная «езда на тигре». Возможность управления стихиями может оказаться вполне иллюзорной. Иначе говоря, конструктивная экономика, существовавшая в эпоху Нового времени, заставляла людей быть конструктивно ориентированными, а финансовая экономика несет в себе психологию игрока.Экономические процессы, с которыми мы до сих пор были знакомы, носили вещественный характер и хотя бы по этой причине разворачивались в реальном времени. А финансовой экономике совершенно не обязательно ограничивать себя подобными рамками. Операции с финансовыми потоками в принципе могут протекать в любом временном режиме, сколь угодно скоротечно…
– Правильно ли я вас понимаю? Раньше, чтоб построить дом, нужен был, допустим, месяц, год, словом, требовался определенный срок…
– Совершенно верно, в постэкономике можно заниматься деятельностью в режиме виртуального времени, когда процесс созидания-крушения перестает носить последовательный характер. Как получают прибыль современные финансовые воротилы? Они аккумулируют значительные средства, а затем последовательно проводят некоторое количество высокоприбыльных авантюр, в части из которых, случается, терпят крах. Тот же Сорос, несмотря на свою репутацию необычайно умелого игрока, тем не менее, переживал и крупные неудачи. Но они были исключениями. Теперь представим на минуту грядущие формы анонимной «индустриализации» процесса – запуск некоего гипотетичного механизма устойчивого. Перманентного и параллельного осуществления подобных операций. Ведь в результате на определенном этапе можно как бы «вывести за скобки» частные случаи неудач в данной сфере деятельности (превратив их в своеобразные «издержки производства»), тем более что действовать станет возможным, как мы уже выяснили, в области смещенного времени, т.е. фактически мгновенно, но при этом и неопределенно долго, «бесконечно»… Здесь начинают действовать скорее законы информатики, нежели привычной экономики.
– А еще какое важное свойство мировой финансовой экономики?
– Она в своей основе все-таки является производной от колоссального, накопленного веками потенциала «домостроительства», от результатов конструктивной хозяйственной деятельности человека. И как тени ей следовало бы знать свое место. Вместо этого финансовая экономика на наших глазах начинает превращаться в своеобразного «темного двойника», а то, пожалуй, и «черного человека» экономики реальной. Эта расщепленность, по-видимому, – отражение глубинного противоречия самой человеческой природы. Двойственный характер экономики отмечал еще Аристотель. Дело вот в чем. Экономика фундаментально выполняет две функции. Одна – производственно-хозяйственная, то, что мы обычно и отождествляем с понятием экономики, кажется даже, что она этим и исчерпывается. Не менее фундаментальна другая ее функция – получение прибыли. Эти две функции на протяжении человеческой истории, хотя особенно не противоречили одна другой и даже в определенной мере дополняли друг друга, все же постоянно искушали развести их.
– Это как бы два «колеса»: «колесо производства», движение от исходного сырья до готового товара – и «колесо финансов», в котором движение денежных средств, обслуживающих функционирование производственных процессов, совершается в обратном направлении? Вы хотите сказать, что теперь валютное «колесо» стало самостоятельным?
– Да. Примерно так же, как самостоятелен ученик чародея. Прежде финансы, в общем и целом, были средством оптимизации экономики, а не ее целью. Подобное состояние удерживалось, пока экономика носила умеренный характер по своему объему и локальный (или региональный) по месту действия. Она подчинялась корректирующему воздействию со стороны национальных правительств, использовавших потенциальные возможности финансовых технологий в своих интересах. Простейший пример – «порча монеты» для того, чтобы увеличить количество наличных денег. В результате монета по весу не соответствовала своей себестоимости, но так экономилось золото и серебро. Этот вектор деятельности затем привел к появлению ассигнаций, вполне разумной мере, позволяющей справляться с различного рода социальными ситуациями, с которыми сталкивались правительства…
– Вы сказали – разумной мерой?
– Дело в том, что в последние века мы существуем в условиях практически непрерывного научно-технического прогресса, промышленной революции. И избыточный выпуск бумажных денег в этих условиях постоянно подкреплялся появлением все новых количеств товаров, а товары своей избыточностью «овеществляли» ранее выпущенные обязательства. Но теперь, с выходом экономики за национальные границы, исчерпанием емкости биосферы и обозначившимся замедлением научно-технического прогресса, ситуация, конечно, существенно меняется. Как в свое время богатство оказалось вытесненным капиталом, так сейчас капитал начинает замещаться кредитом. И в качестве стратегического горизонта возникает некая интригующая возможность – создание безлимитного источника кредита. Надо сказать, что финансовое пространство – это не просто современная драма идей, это как бы новая Атлантида или, если угодно, «вторая Америка». Континент, который лишь начинает осваиваться собственными торговцами, рейнджерами, переселенцами…
– Но все-таки, почему колеса экономики и финансов разошлись?
– Пока в государствах финансы оставались подконтрольными, все шло более или менее нормально, «по старинке». Однако с какого-то момента механизмы национального контроля начинают давать сбои, контроль перестает быть эффективным, и вот уже в мире замаячил контур этакой «глобальной Венеции», транснациональной финансовой республики. А во-вторых, к настоящему времени сформировался огромный экономический потенциал конструктивной экономики – товаров, машин, промышленных технологий… Тут-то и появляется искушение воспользоваться ситуацией. В истории ведь были моменты, когда финансовая экономика выходила на поверхность, но такие коллизии всегда носили скоротечный характер. Так, в конце XVIII века сложилась интересная ситуация, кажется, на Маврикии. В результате военных обстоятельств нарушился нормальный товарообмен с метрополией и, соответственно, остановился приток на остров денежных средств. В создавшихся чрезвычайных обстоятельствах население было вынуждено перейти на тотальное вексельное обращение. Когда же жизнь вошла в привычную колею и нормальные формы товарообмена были восстановлены, выяснилось, что практически все жители острова, по сути, являются банкротами. Так вот, в современном мире подобный процесс занял бы гораздо более длительный срок. Потому что на «глобальном острове» накоплено значительно больше материальных ценностей, а кредит стал повсеместным и изощренным явлением. Хотя процесс, о котором мы говорим, по своей природе и является порочным, он может носить весьма долговременный характер. Более того, его можно сделать практически бесконечным. Это и есть та самая, упомянутая ранее интригующая возможность.
Это новое финансовое пространство, несмотря на свой «виртуальный характер», достаточно реально и, как в свое время различные неведомые земли, заполняется действующими лицами. Возникший зыбкий континент начинает осваиваться и постепенно – картографируется.
– И впереди идут банкиры?
– Лучше все-таки сказать на современном языке – финансисты. Их деятельность не исчерпывается привычными банковскими формами. Финансовая экономика, превращенная в глобальную систему, интегрирует в себя многие нетрадиционные зоны. Происходит смыкание финансовой экономики с такими понятиями, как экономика «криминальная», «оффшорная», «серая». Огромный источник финансовых операций – рециклизация глобального долга, носящая зачастую, казалось бы, парадоксальный характер. Например, когда «развивающиеся страны» через систему этого глобального долга осуществляют чуть ли не дополнительное финансирование высокоиндустриальных государств.
– Как это понять?
– Если мы заинтересуемся движением капитала в режиме исполнения финансовых обязательств (и, кроме того, проявим интерес к динамике и географии сопутствующего «бегства капитала»), то в ряде случаев столкнемся с действительно парадоксальной ситуацией. Государство набирает определенный долг на протяжении некоторого времени, скажем, 10-20 лет. Но если мы посмотрим на сумму «ушедших» из региона за тот же период средств, то вполне вероятно, что она превзойдет, и иной раз значительно, первоначальный долг. (Примыкает к этой проблеме и феномен так называемых «ножниц цен», но это отдельная тема.) Развитие подобных тенденций создает ряд сюжетов, когда проценты, или лихва, если выражаться по-русски, полученные на финансовом рынке, способны превышать проценты, полученные от усилий по наращиванию производственной деятельности. Нам это хорошо знакомо, не правда ли?..
– Пожалуй, даже слишком хорошо. И к чему же все это ведет, так сказать, в «глобальном масштабе»?
– Образуется «постиндустриальный» мир, где финансирование самих финансовых операций оказывается более выгодным, чем инвестиции в производство. А ведь это, если вдуматься, примерно то же, что «запрячь телегу впереди лошади», абсурд. Вот где коренится порок финансовой экономики. Деньги начинают делать деньги в прямом смысле. Значительным источником финансовых средств становится не созидательная деятельность сама по себе, а сложный процесс перераспределения доходов. В том числе и гипотетических (иными словами, тесно увязанных с разнообразными формами кредита). Происходит этот процесс во все увеличивающихся объемах и со все возрастающей интенсивностью. В итоге данное рассуждение приводит нас все к той же алхимической идее комплексного механизма перманентного производства финансовых ресурсов, то, что я назвал бы «неограниченным источником кредита». Тот, кто первым реализует данную гипотетическую возможность, фактически может претендовать на роль «мирового финансового правительства» (я преднамеренно упрощаю ситуацию), которое выпускает свою валюту. Валюту, автоматически обязательную к приему, потому что она не носит характера каких-то конкретных ассигнаций. Это просто контроль над финансовыми операциями в мире. Данный процесс сопряжен не только с понятием сверхвысокой прибыли, но с особой формой внеэкономического поведения, чем-то сродни печатанию тех самых ассигнаций национальными правительствами.
– То есть новые экономические реалии не ограничиваются чисто финансовой сферой?
– Не менее интересен, но, быть может, более сложен с точки зрения анализа другой аспект геоэкономики – роль правового регулирования: определение всеобщих «правил игры», контура легитимности, контекста экономических операций. Упомянутые ранее «ножницы цен», стратегия структурной адаптации разнообразных социальных организмов к системе мирового рынка, да и сама «североцентричная» организация глобального пространства – все это в итоге является источником серьезных преимуществ, дополнительного дохода…
Все то, о чем рассказывал А.И. Неклесса, служит источником колоссальных доходов для кучки так называемых «высокоразвитых стран», в чьих руках и находятся основные мировые финансы. Приварок получается большой, но одновременно идет строительство грандиозной финансовой Вавилонской башни, которая в один далеко не прекрасный день способна рухнуть. Кажется, это как раз и случилось с миром. И в разразившейся финансовой катастрофе под развалинами может оказаться погребенной и вся современная цивилизация
Вел беседу Юрий Чирков