«…А «Три поросенка», как говорили, были сделаны по негласному заказу самого президента Рузвельта как реакция на Великую депрессию в Америке. Смысл был в том, что находятся стойкие поросята, которые преодолевают все трудности и не боятся ничего. Один строил дом из соломы, другой – из тростника, третий – из кирпича. Появлялся роскошный волк, гибкий, худой, с зубищами и глазищами, но с третьим, кирпичным домиком, он не мог ничего сделать. Америка с помощью диснеевского мультфильма как бы говорила: «Мы не пропадем».
Режиссер Федор Хитрук, «Кинотеатр моего детства»
В октябре 1929 года на Нью-йоркской фондовой бирже неожиданно, как налетевший неизвестно откуда ураган, разразился финансовый кризис. А день 29 октября, «черный вторник», стал, по словам американского экономиста Гэлбрейта, «самым страшным днем в истории рыночной экономики». Вот цифры: за первый час было продано 3 миллиона акций, к двум часам дня – 8, к закрытию – 16 410 030. Биржевики уже поняли, что имеют дело с чем-то неуправляемым и необъяснимым.
Узкая улочка Уолл-стрит в южной части Нью-Йорка была забита толпами взбудораженных людей. Над миллионами американцев нависла угроза полного разорения. Смолкли веселые звуки джазовых оркестров, эта самая характерная примета поры американского «просперити». Их сменили крики обезумевших людей.
Уже в первый день кризиса одиннадцать уоллстритовских маклеров покончили с собой. По Америке прокатилась волна самоубийств. Разорившиеся, еще вчера очень богатые люди вешались, стрелялись, выбрасывались из окон небоскребов. Уже вскоре безработными стали 13 миллионов человек. Началось массовое разорение опоры общества – «среднего американца». Те, кто вчера беззаботно сидел за столиками кафе и ресторанов, стали выстраиваться в длинные очереди, устремившиеся к благотворительным кухням. Закрывались банки, вводились в обращение боны.
Успокоительные заявления представителей промышленности, финансистов, различных экспертов и даже самого президента не имели никакого эффекта. Суммарная стоимость ценных бумаг упала за полтора месяца на 26 миллиардов долларов. Вслед за финансовым крахом наступила индустриальная депрессия. В эти дни была похоронена «американская мечта» и надолго дискредитирована доселе священная в США фигура банкира. Расхожая шутка тех дней гласила: «Не говори маме, что я банкир. Она думает, что я тапер в борделе».
Этот крах спровоцировал экономический спад в Америке и соответственно вызвал цепную реакцию по всему миру. Начали рушиться и остальные биржи в других странах. Волна тяжелейших банкротств прокатилась по всему капиталистическому миру.
Экономический кризис назревал подспудно, и наиболее дальновидные люди уже давно догадывались о его возможности. Но в целом общество той поры (когда производство росло, уровень жизни поднимался, многие богатели на биржевых спекуляциях) не придавало значения различным симптомам надвигающегося краха.
С 1929 по примерно 1933 год весь мир (исключая СССР) переживал то, что получило название ВЕЛИКОЙ ДЕПРЕССИИ. Падало производство, снижались доходы населения, росла массовая безработица. Больше всего кризис ударил по Германии, США, Восточной Европе и странам - производителям сырья в Африке, Азии и Латинской Америке.
Одной из причин Великой депрессии было то, что Первая мировая война привела народы Европы к массовому обнищанию. На месте прежних империй возникали новые государства, слабые и нестабильные. Им приходилось брать (у тех же США) большие кредиты, вернуть которые они были просто не в состоянии.
Однако главный источник кризиса был все же в другом. Экономическая катастрофа стала закономерным финалом целой эпохи – эпохи ДИКОГО РЫНКА. Кончалась эра Клондайка, эра принципа laisser faire. Другими словами, эра неконтролируемой и нерегламентируемой частной инициативы. То общество, которое изучали Рикардо и Маркс, исчерпало себя. На смену шествовала эра экономики, регулируемой государством.
Крах 1929 года вывел на всеобщее обозрение наивность и невежество банкиров, бизнесменов, специалистов с Уолл-стрита и академических экономистов-теоретиков - всех сверху донизу. Он показал: они ничего не понимают в системе, которой так самоуверенно манипулировали.
Настроение в американском обществе резко переменилось. Все теперь жаждали ПЛАНИРОВАНИЯ. Генри Гарриман, председатель Энергетической компании Нью Инглэнд, к примеру, объявил тогда: «Период крайнего индивидуализма в прошлом... Расцвет бизнеса и занятости будет поддерживаться лучше всего благодаря интеллигентному планированию хозяйственных структур». Он же: «С несогласными капиталистами будут поступать, как со скотом... привязывать, клеймить и гнать вместе со всем стадом».
Чарльз Эббот из Американского института металлоконструкций заявлял: страна больше не может позволить себе «безответственного, упрямого и не желающего сотрудничать индивидуализма».
«Бизнес уик» (июнь 1931 года) саркастически спрашивал: «Планировать или не планировать - вопрос не в этом. Вопрос в том, кто должен это делать?»
Тогда-то американцы открыли для себя СССР. Первый пятилетний план был объявлен в 1928 году, но лишь через четыре года его значение было понято американскими писателями.
Возник, как сообщает Пол Джонсон в своей книге «Современность» (вышла на русском языке в 1995 году), огромный поток книг, которые восхваляли советское планирование и приводили его в пример Америке.
Вот эти книги: Д.Фриман «Советский рабочий», У.Фрэнк «Рассвет над Россией», В.Фостер «К Советской Америке», К.Пейдж «Новый экономический порядок», Г.Лейдлер «Социалистическое планирование», Ш.Эдди «Россия сегодня: чему мы можем научиться у нее?». Все эти книги вышли в 1932 году.
Когда «Амторг» (Amtorg Trading Corporation, акционерное торговое агентство – посредник в торговле СССР с США) объявило набор 6 000 квалифицированных рабочих, явилось более 100 000 американцев.
Комик У.Роджерс шутил тогда: «У этих негодяев в России, при их бестолковщине, есть некоторые дьявольски хорошие идеи... Только представляете себе: у всех в стране есть работа!» «Все пути в наши дни ведут в Москву», – заявлял Стеффенс, а Стрейчи ему подпевал: «Путешествие из мира капитализма к советской земле – это переход от смерти к рождению».
Только полвека спустя, уже после эксперимента с перестройкой, в декаду так называемых экономических реформ, мы, россияне, начали осознавать страшную и до сих пор до конца не осознанную ИРОНИЮ вышеприведенных утверждений.
На фоне этих настроений прошли (1932) выборы нового президента США Франклина Делано Рузвельта (1882-1945). Он, вступив в президентскую должность в 1933 году (въехал в Белый дом не на белом коне, а в инвалидной коляске, с 1921 года в результате полиомиелита на всю оставшуюся жизнь утерял способность свободно передвигаться), сумел попасть в тон с духом времени 1930-х годов.
Рузвельт был, как рассказывают близкие к нему люди, самой, пожалуй, загадочной фигурой столетия. Образован, но не очень начитан. Явный популист, но в обыденной жизни замкнутый человек. Нерешительный, но в определенные моменты взрывной. Обаятельный, но иногда бесцеремонный. Будучи сугубым прагматиком, он питал недоверие к большим теориям. Инстинктивно он схватывал политические, социальные и экономические взаимосвязи. О его самодисциплине ходили легенды – точно так же, как и о его умении расслабляться. Иначе он не смог бы вынести тяжкое бремя президентства.
Американцы не ошиблись с выбором. Они предпочли «человека толпы», в Германии в ту же пору лидером стал Адольф Гитлер, «человек дела». Рузвельт произнес слова, которые стали крылатыми: «Единственно, чего нам нужно бояться, так это самого страха». Он провозгласил вскоре (1933) «Новый курс» (New Deal) – систему мер государственного регулирования всех сторон жизни американского общества.
Впервые слова «New Deal» Рузвельт произнес еще в ходе предвыборной кампании в июне 1932 года. Подразумевалось, что «старым курсом» была политика предыдущего президента Америки Герберта Гувера. Тот, рыцарь индивидуалистических ценностей, полпред абсолютно свободного рынка, считал просто кощунственной даже малейшую мысль о том, что правительство может проводить в экономике какой-либо «курс». Только полная свобода действий! Никакого государственного вмешательства!
Не так мыслил Рузвельт. При нем государство стало вмешиваться в такие сферы, в которые раньше и носу не казало. Теперь государственных чиновников интересовало буквально все: правила конкуренции, цены на продукцию, регулирование уровня производства, распределение рынков сбыта. Как грибы после дождя росли федеральные ведомства с загадочными спервоначалу аббревиатурами названий: ААА, ССС, FCA, FDIC и так далее. Кроме этого, американский конгресс ассигновал 5 миллиардов долларов – кругленькую сумму (!) – на пособия неимущим американцам и на функционирование общественных работ.
Тогда казалось, еще чуть-чуть, ну еще самую малость, – и начнется повальная национализация всего и вся. Однако Рузвельт не соблазнился таким простым решением. Не пошел по пути «советов» в России. США, как и прежде, оставались глубоко привержены идеям и принципам капитализма.
На создание современной экономической системы в США решающим образом повлияли идеи британского экономиста Джона Мейнарда Кейнса (1883-1946). Рузвельт чутьем политика и умом здравомыслящего человека уловил правоту кейнсианства и взял его на вооружение.
Сложно было бы в нескольких словах объяснить, как складывался и как теперь устроен аппарат государственного экономического регулирования в США. Если выражаться приближенно и несколько туманно, то этот механизм стоит где-то посредине между методами командно-административной системы управления (как это было в СССР) и столь милой сердцу либералов полной «свободы предпринимательства» (о чем бредили российские реформаторы в первые годы после развала Союза).
Если сравнивать государственное управление экономикой с вожжами, то система экономического регулирования, действующая в США, не дает «лошади» полной свободы, но и не держит ее мертвой хваткой, не душит ее. Как образно выразился один экономический обозреватель, командная система отличается от системы экономического регулирования, как кувалда от компьютера, как армейская казарма от хорошо организованного научного учреждения. В первом случае ЗАСТАВЛЯЮТ, во втором – СОЗДАЮТ УСЛОВИЯ для самостоятельной работы и творчества.
Не сразу, не вдруг, не за год США постепенно стали вылезать из кризисной ямы, вновь обретая статус ведущей державы мира. По примеру стойких поросят Рузвельт строил здание «Америка» не из соломы, не из тростника, а из полновесных КИРПИЧЕЙ, выбранная им и его консультантами экономическая политика оказалась правильной – потому-то, что беспрецедентно, он выбирался главой великого государства 4 (!) раза.