Недавно автор этих строк присутствовал на юбилейном заседании Торгово-Промышленной Палаты Британии в Москве. В ее работе участвовали и представители большого (олигархического) российского бизнеса. В аудитории прозвучала примечательная фраза, суть которой такова. Наша страна подписала Договор ООН о социальной ответственности бизнеса перед обществом, а они, крупные предприниматели, уже работают в этой сфере. А ведь лет семь назад один именитый олигарх на вопрос журналиста, почему он фактически действует против интересов общества, спокойно заявил: он и не скрывает, что интересы общества тут ни при чем. И делает деньги он для себя. У него есть прибыль, надежная охрана, которая обеспечивает его безопасность от возможных «наездов» криминала, шикарный бронированный «мерс» и т.д.

Сегодня крупные фигуры большого российского бизнеса внешние атрибуты своего сословия уже не стремятся выставлять напоказ. Более того, многие и заговорили по-другому: о позитивном отношении к проблеме социальной ответственности российского бизнеса. Почему?

Явление это не случайное, а вполне закономерное, если его рассматривать на фоне определенного экономического роста России, создания Стабилизационного фонда и роста потребительского спроса населения – пусть даже весьма неравномерных. Так или иначе, российский предприниматель в силу объективных социально-исторических условий состоялся сначала на олигархическом уровне. А теперь этот процесс идет и на уровне среднего класса.

Так что по мере социальных перемен в обществе меняются и отношения с отечественным бизнесом. Сегодня политологи и экономисты говорят об этапе, когда общество осознало свои права и возможности, а бизнес свою ответственность перед обществом. По крайней мере, если это еще не аксиома, то уж тенденция точно. Назрел вопрос о диалоге и гармонизации интересов.

Проблема эта не простая, она существовала на всех этапах развития общества и государства. Еще Цицерон отмечал, что за большими доходами всегда стоит большое мошенничество. А Гельвеций заметил, что любовь к богатству не влечет за собой любви к добродетели. Он считал, что в «торговых странах больше бывает хороших негоциантов, чем хороших граждан, и больше великих банкиров, чем героев».

Как разумно распределить доходы?

Предпринимательство (на мой взгляд, лучше употреблять именно этот отечественный термин вместо «бизнеса») – сложное социальное явление. В XIX и XX столетиях многочисленные школы экономистов и социологов предложили множество определений и интерпретаций. В итоге предпринимательство было определено как экономическая функция, обеспечивающая развитие общества.

Сама же экономика – как жизненная реалия, а затем и научная категория (понятие) – восходит к древнегреческому «эко номос». То есть «управляющий домом». А «этика» означает «обычай, правило, традиция» в обществе. Следовательно, возвращаясь к исходной сути терминов, мы можем сформулировать понятие экономика так: правильное управление домом. В расширенной же трактовке это и разумное распределение доходов.

Но вот как разумно и справедливо решить эту проблему? «Бедность человека, – мудро заметил Марк Твен, – определяется не отсутствием у него денег, а потребностью в них. В этом смысле, когда я вижу господина Рокфеллера, моя рука тянется к карману подать ему 15 центов».

Развивая мысль Марка Твена о потребности в деньгах, отметим, что для разных людей они выполняют разную роль. Для одних – это инструмент выживания, для других – инструмент достижения свободы, для третьих – путь к власти, для четвертых – средство самореализации. То есть, назначение денег довольно противоречиво. Но в любом случае предприниматель – это активный элемент социально-экономической системы. Без него, без его самоотдачи невозможно динамичное развитие экономики. В идеальном или скорее нормальном варианте развития предпринимательства создаваемый предпринимателем капитал или продукт – это результат труда, продуманных решений и риска.

Характеризуя суть предпринимательской психологии, один из основоположников социологии немецкий мыслитель Макс Вебер в работе «Протестантская этика и дух капитализма» еще в начале 20 века отмечал: «Предпринимательство – это дух капитализма, это личная энергия, воля, жажда достижения». Добавим от себя: ответственность, самоотдача и готовность взять на себя риски. Наша действительность дает слишком много свидетельств тому, что предприниматель рискует и деньгами, и состоянием, и свободой, и даже жизнью.

Но большинству членов общества не безразлично, каким способом происходит обогащение, как распределяется прибыль, а тем более сверхприбыль. Не зря в той же Америке появилось антимонопольное законодательство – как реакция общества на безудержную алчность монополиста Рокфеллера, высмеянного Марком Твеном.

При этом степень зрелости общества отражают регуляторы, с помощью которых оно разрешает конфликтные ситуации – топором и вилами или переговорами и компромиссами. Рассмотрим наиболее характерные и эффективные национальные механизмы, модели соблюдения баланса интересов или реализации функции социальной ответственности бизнеса.

Американская, немецкая и японская модели

Американская модель сложилась после дикого первоначального накопления капитала и долгого отсутствия на слабо населенных пространствах сильной центральной власти, когда основными регуляторами для разрешения конфликтов были «Смит и Вессон», местные царь и бог, шериф, а нередко и суд Линча.

Однако в течение полутора веков система центральной власти и властей штатов постепенно сформировалась: со стороны общества в лице трех ветвей власти была разработана и создана мощная законодательная и судебная база. С их помощью оно, общество, регулирует взаимоотношения с бизнесом на основе принципа «живи и давай жить другим». Бизнес постепенно подчинился власти закона. Но это характерно именно для американской модели пути к социальной справедливости. Там бизнес жестко ограничен законами, но при этом свободен от моральных и этических ограничений.

Поэтому для заокеанского бизнеса достаточно характерно отсутствие лобовых нарушений закона. Тем не менее там пышным чертополохом процветает мошенничество; на смену доблести первопроходцев и суровому трудолюбию первых протестантских общин пришла сомнительная доблесть мошенника, действующего на грани закона. Ими восхищаются, они тиражируются как киногерои. Еще бы: эти парни сумели обойти закон, обокрали, обманули, облапошили, обвели вокруг пальца. Удалось – молодцы. Ну а коль нарушили, то и отвечайте по закону. Но на страже мошенников стоят тысячи адвокатов, доказывающих не социальную дефективность мошенника, а несовершенство законов.

Примером может служить недавний скандал с корпорацией «Энорон», где управленцы долго и небезуспешно обманывали налоговые органы, присваивая огромные суммы доходов путем открытого повышения своих зарплат и пенсий до фантастических сумм. Но в целом американская модель достаточно эффективно защищает имущественные права граждан, а американский партнер в бизнесе пользуется репутацией надежного, но в пределах закона.

Немецкая модель социальной ответственности бизнеса сложилась в принципиально иных условиях. Германия была родиной протестантизма, где во множестве мелких княжеств существовала разветвленная система родовой аристократии, жестко контролировавшей земельные ресурсы системой законов, и масса бедного малоземельного крестьянства, лишенного возможности быстрого обогащения.

В силу этих обстоятельств там к XVIII веку сложилась достаточно развитая правовая система, сформировался социальный компромисс на основе принципов протестантского мировоззрения, сформулированных М.Вебером. Их суть такова: будь тем, кто ты есть; береги семью; живи, чтобы работать, гордись не происхождением, а своей профессией; копи и свой капитал создавай трудом. И еще: «будь честен перед людьми, Богом и помни, что честность тоже капитал; будь скромен, заботься о ближнем и Бог тебя вознаградит».

Так что в идеале протестантская этика осуждает насильственный отъем чужой собственности. Можно умиляться или иронизировать, но нельзя отрицать, что именно протестантская этика воспитала в немецком характере такие черты, как трудолюбие, рационализм, аккуратность, честность перед законом, людьми и богом.

Все они передались и немецкому бизнесу. Поэтому проблема социальной ответственности немецкого бизнеса традиционно решается на основе не только законопослушания, но и деловой честности и репутации, личной умеренности, аккуратной уплаты налогов, внимательнейшего отношения к своей банковской кредитной истории и своевременности отчислений в пенсионные и благотворительные фонды.

Не случайно в основе германской модели лежит прежде всего уважение мнения общественности, этические нормы, а не судебный регулятор. Поэтому мы мало слышим о конфликтах труда и капитала в Германии, а немецкий бизнесмен пользуется репутацией надежного партнера – и в рамках закона, и в рамках этических норм.

Некоторые схожие черты имеет японская модель. Это самобытный продукт самобытной истории островного государства. Длительная феодальная раздробленность и географическая изоляция от влияния других цивилизаций способствовали формированию общества, в котором главенствовал не закон, а взаимная верность феодала и подданных, безусловная преданность сюзерену. Социальная ответственность японского предпринимателя базируется вот на таких нормах и традициях, по сути феодальных. Принцип безусловной верности слову, обещанию, максимальное внимание к мнению членов общины или производственного коллектива, страх «потерять лицо» перед членами общины (читай – общественным мнением) или хозяином, – по-прежнему сильнее писаных законов.

Отсюда система пожизненного найма как социальная гарантия. Отсюда сложнейшая система семейного подряда, как социальная ответственность бизнеса, когда в производстве комплектующих автомобиля или магнитофона участвуют сотни мелких семейных фирм. Российский предприниматель поражается, когда видит на контракте, подписанном главой японской фирмы, десятки мелких личных печатей сотрудников этой фирмы. На согласование контракта могут уйти многие месяцы, но он подписывается, если только согласны все: и владельцы, и работники.

А как в России?

Но такой подход подразумевает коллективную ответственность за выполнение контракта, за сохранение рабочих мест, за распределение доходов. Невыполнение обязательств, уличение в обмане, краже, коммерческий крах, увольнение своих работников, а значит, нарушение своих обязательств перед ними для японского предпринимателя – это потеря уважения в коллективе, в предпринимательском сообществе, среди общественности. «Потеря лица» остается страшнее судебного преследования.

Примеры тому – отсутствие громких мошеннических скандалов, регулярно сотрясающих деловой мир США, отсутствие массовых увольнений работников, отсутствие громких судебных тяжб бизнеса с общественными организациями, массовых забастовок, фактов скандального или вызывающего поведения крупных предпринимателей, столь часто характерных и для российского делового сообщества. Примеры крайнего характера – недавние самоубийства высоких правительственных чиновников, чья репутация была поставлена под сомнение прессой и обществом. Эта модель социальной ответственности продолжает оставаться в Стране восходящего солнца – жесткая и эффективная.

Очевидно, что ни одна из рассмотренных моделей реализации социальной ответственности бизнеса не может быть применена в России. Да в этом и нет необходимости. Ведь у каждого общества, государства – своя история, свои традиции. Рано или поздно в нашей стране сформируется своя модель социальной ответственности предпринимательства. Ведь пока отечественному бизнесу всего ничего – полтора десятка лет, и соответствующие процессы и тенденции только формируются. Но уже сейчас следует учитывать общемировые тенденции.

Евгений Полуэктов,

заместитель генерального директора

Московской международной бизнес-ассоциации,

член рабочей группы по стратегическому сотрудничеству между Россией и Германией. (Специально для «Хранителя»).