Прошло двадцать лет. Август 1991-го, конечно, не забылся. Вышли в эфир юбилейные телепередачи, каждая уважающая себя газета не избежала юбилейных статей… И всё-таки за последнее время образ этого исторического события заметно обесценился. Двадцать лет назад три августовских дня сравнивали с Октябрём 1917-го. Казалось, что это не менее важная историческая веха мирового масштаба. Казалось, что день 21 или 22 августа – день победы демократических сил – станет всенародным праздником. Таким же государствообразующим, как 7 ноября для РСФСР и Советского Союза. Но эти надежды рухнули уже к 19 августа 1992-го: о первой годовщине «великой победы» даже Ельцин тогда вспомнил походя, а в праздничных мероприятиях из заметных политических лидеров участвовал, кажется, только сиротливый Сергей Станкевич. Оптимисты надеялись, что значение Августа со временем возрастёт: большое видится на расстоянии. Но сегодня миф об Августе существует на пыльных архивных полках, на заштатной периферии общественного сознания. И Ельцин на танке – всё-таки не ровня Ленину на броневике. Труба пониже, дым пожиже. Позабыт, позаброшен. Вот и последние опросы Левада-Центра показывают всенародное пренебрежение к подвигам «демократических сил». На вопрос «Как вы оцениваете события августа 1991 года?» 39 % отвечают: «Трагическое событие, имевшее гибельные последствия для страны». 35 % самовыразились так: «Борьба за власть в высшем руководстве государства». 16 % затруднились с ответом. И только каждый десятый считает, что три августовских дня завершились «победой демократической революции». Только каждый десятый сегодня рассуждает в духе «Эха Москвы» тех августовских дней. Как быстро растаяли иллюзии ельцинской победы… Пожалуй, главная причина глобального разочарования – гайдаровские экономические реформы, которые обернулись ускоренным уничтожением промышленности, науки, армии. Но тогда, в 1991-м, мы были свидетелями блестящей тактической победы Ельцина. Победы, которая не пошла на пользу государству и обществу, но остаётся поучительным сюжетом политической истории.

Путч – немецкое слово, в переводе на русский – брожение, волнение. Пожалуй, самый известный в истории путч – тот самый, с участием Гитлера, Людендорфа и Рема, так называемый пивной. Ассоциации с ноябрьскими событиями 1923-го в мюнхенской пивной Бюргербройкеллер заставляют нас воспринимать в негативном ключе само слово «путч». Этим воспользовалась советская пропаганда в семидесятые годы, когда политические обозреватели на все лады клеймили чилийский путч 1973-го. Пиночета приравнивали к Гитлеру. Словарное определение тоже выдаёт заведомо отрицательную оценку: «Путч – авантюристическая попытка небольшой группы заговорщиков совершить государственный переворот». Авантюристическая – это уже не вызывает прилив энтузиазма. Да ещё и «небольшой группы» - то есть, без мощной социальной поддержки. Авантюра в интересах агрессивного меньшинства. Ельцину и близким к нему идеологам удалось пришпилить к деятельности ГКЧП словцо «путч». Смачное определение закрепилось, не вызвало отторжения. Отметим этот факт, как важную пропагандистскую победу защитников Белого дома, демократов ельцинского призыва.

ГКЧП был более-менее продуманным проектом. Советская элита отвечала на вызов радикалов, пыталась удержать систему от распада. В составе ГКЧП оказались представители армии и спецслужб, крупнейшие производственники, честно служившие обществу на заводах, в конструкторских бюро, в колхозах и совхозах. Концепцию чрезвычайных действий разрабатывали такие аналитики, как генерал КГБ Николай Сергеевич Леонов – офицер и учёный, не оторвавшийся от народа, трезво оценивавший ситуацию. "Власть на всех уровнях потеряла доверие населения. Политиканство вытеснило из общественной жизни заботу о судьбе Отечества и гражданина. Насаждается злобное глумление над всеми институтами государства. Страна по существу стала неуправляемой… Растоптаны результаты общенационального референдума о единстве Отечества… Вместо того чтобы заботиться о безопасности и благополучии каждого гражданина и всего общества, нередко люди, в чьих руках оказалась власть, используют её в чуждых народу интересах, как средство беспринципного самоутверждения… Кризис власти катастрофически сказался на экономике. Хаотичное, стихийное скольжение к рынку вызвало взрыв эгоизма - регионального, ведомственного, группового и личного… Идет наступление на права трудящихся. Права на труд, образование, здравоохранение, жилье, отдых поставлены под вопрос. Даже элементарная личная безопасность людей все больше и больше оказывается под угрозой. Преступность быстро растет, организуется и политизируется». Это из того самого «Обращения к советскому народу». Чувствуется рука Леонова! Как точно сказано про политиканство, которое вытесняло и вытесняет из нашей жизни профессионализм. Время показало, что авторы Обращения были неплохими диагностами, в наше время тезисы «путчистов» воспринимаются точнее, чем двадцать лет назад. Потому что в них – рациональный взгляд на интересы государства, общества и гражданина. А вот пропаганда в стиле Демроссии пожухла, перешла в область экзотики – как заветы какой-нибудь секты скопцов.

Да, в программе ГКЧП было немало здравых и эффектных идей, которые могли бы привлечь аудиторию, если бы… Если бы во главе чрезвычайного комитета оказался человек весомой биографии, авторитетный руководитель с ореолом успеха. Геннадий Андреевич Янаев во главе страны выглядел нелепо: не к масти козырь! Куда более сильной фигурой в этом кресле мог бы стать генерал Варенников или Бакланов. А Янаев, увы, уступал Ельцину и по человеческому, и по административному масштабу. Ни один пропагандист не сумел бы создать Янаеву репутацию героя, «спасителя Отечества».

Ельцин, Белый дом, сплотившиеся вокруг него демократы и националисты в те дни показали политический театр высокого уровня. Их поддержали впечатлительные сограждане, многие из которых в романтическом порыве были готовы сражаться против путча… ГКЧП, увы, не сумел противопоставить Ельцину столь эмоциональной игры, в комитете преобладали люди дела, а не авантюрьеры. Многие из нас тогда поверили театральным жестам, опьянели от баррикадного воздуха свободы. О чём-то похожем писал Пушкин:

Когда за призраком свободы

Нас Брут отчаянный водил…

Именно «за призраком». Некоторые комментаторы августовских событий до сих пор пребывают в восхищении от лиц «новой России», от тех, кто на баррикадах защищал Белый дом. Говорят: никогда мы не видели столько благородных, красивых людей. Думаю, такая романтизация уличной политической борьбы не к добру. Человек прекрасен, когда трудится – творчески или физически, вдохновенно или через «не могу». А баррикады, живые цепи, митинги – всё это эффектная суета.

Самой противоречивой фигурой путча был президент СССР Михаил Сергеевич Горбачёв. Это понимали все: начиная с советников, приближённых к телу Ельцина, заканчивая уличными бродягами, которых к тому времени называли бомжами уже не только профессиональные милиционеры. 19 августа я наблюдал такую сценку: на Манежной площади, возле «Националя», стоял танк. Вокруг суетились зеваки и провокаторы, а в отдалении, возле гостиницы «Москва», стояли шеренги омоновцев. Мало-помалу возле танка заваривался митинг. Инициативу захватил бородатый демократ с помятым лицом – несомненно, опытный в горлопанских делах. Насколько помню, у него не было мегафона, но голос звучал сочно. В какой-то момент он начал выкрикивать лозунг дня: «Ельцин, Горбачёв – да, да! Военный переворот – нет, нет!». Ему удалось завести небольшую толпу: человек двадцать повторяли за демократом эту не слишком благозвучную фразу: «Ельцин, Горбачёв – да, да! Военный переворот – нет, нет!». Но тут бородача приобнял пожилой собрат: «Нет, милый. Не то говоришь. Горбачёв – такой же как они. Их всех надо к чёртовой матери отправить» и заорал оглушительно: «Ель-цин! Ель-цин! Ель-цин!». А у бородача, по-видимому, были инструкции: опираться на легитимность Горбачёва – ведь только она ставит вне закона ГКЧП. Какие-то люди отстранили пылкого антигорбачёвца, но в воздухе повисло недоумение, и бородачу пришлось объяснять, что «конечно, господа, мы все против Горбачёва, но бороться с ним нужно конституционными методами! А гэкачеписты – воры, мошенники, номенклатурная шобла. Чтобы их победить, нам нужен тактический союз с Горбачёвым. А уж потом и он за всё ответит…». Таких уличных откровений в те дни было немало. Не будем забывать, что до августа демократы года два воспитывали свою аудиторию в ненависти к Горбачёву. «Фашист Горбачёв!», «Сталин в бархатных перчатках», «Сусанин, куда ты нас завёл?» - такими транспарантами пестрели митинги в Лужниках и на Манежной, когда она называлась площадью 50-летия Октября. Горбачёв – душитель Вильнюса и Риги, сатрап, утопивший в крови Тбилиси – таким представляли его активисты Демроссии. Перехлёстов они не стеснялись – чего стоит один только оборот «у него руки по локоть в крови». Если бы не шлягерный мотив борьбы с Горбачёвым – те митинги не были бы столь многолюдными и страстными. Недовольство перестройкой было ресурсом номер один для митинговых демократов. Я помню, как доктор экономических наук Татьяна Корягина кричала на все Лужники, что злобный партократ Горбачёв, который по жестокости давно превзошёл кровавых упырей Сталина и Гитлера, хотел убить нашего дорогого Бориса Николаевича! Ведь Ельцина отравили, довели его до инфаркта, сделали укол! Это всё по приказу Горбачёва! И тридцать тысяч человек вторили ей в рифму: «К ответу! К ответу! Фальшивый президент, им-пич-мент! Фальшивый президент, им-пич-мент!». Погода быстро менялась на взбаламученном море – и вскоре Корягина оказалась по другую сторону баррикад, среди непримиримых противников Ельцина. …Словом, непросто было защитникам Белого дома уживаться с тем, что они «воевали» и за Горбачёва.

Последний генсек ЦК КПСС терял власть. Его фигура уменьшалась в размере на глазах – по сравнению с крепнувшим Ельциным, с лукавым франтом Кравчуком, со степным богатырём Назарбаевым… Весь мир носил его на руках – но не политическая элита, а пленники моды, от негра преклонных годов до певицы Мадонны. Горбачёв стал на Западе культовой поп-фигурой, но ни президент США Джордж Буш, ни канцлер ФРГ Гельмут Коль, ни премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер уже не воспринимали его как серьёзного собеседника. «Ничего не стоит быть вежливым с человеком, который завтра станет мертвецом» - кажется, так говаривал Черчилль. Вот и с Горбачёвым они были не вежливы даже, а ласковы – но это были последние почести политическому трупу. Михаил Сергеевич, оставаясь ушлым политическим тактиком, не мог этого не чувствовать. Даже по официальным видеозаписям тех лет видно, что в 1990-м году Горбачёв из жизнерадостного, самоуверенного франта превратился в мрачного мизантропа, к которому только на Западе, где им восхищались, иногда возвращалась прежняя осанка.

Пародист Александр Иванов – один из самых радикальных демократов того времени, яростный антисоветчик, «беспощадный к врагам рейха», писал тогда:

Рукоплещут и дон, и сэр

Президенту СССР.

Ну, а он – президент чего?

А выходит, что ни-че-го!

Главная ошибка Горбачёва, дорого стоившая и ему, и нашей стране – реформа власти. Вместо партийной вертикали он предложил гуляй-поле съезда народных депутатов. Под трансляции депутатских речей страна стала неуправляемой, влезла в долговую яму, разбазарила золотой запас. Отмена шестой статьи Конституции ещё сильнее ударила по системе. Исчез последний орган, ограничивавший самовластье президента СССР – Политбюро ЦК КПСС. Но, став всесильным формально, в реальности Горбачёв лишился последних рычагов управления. Он снова и снова занимал миллиарды на Западе – и они превращались в дым, распределялись и расходовались опрометчиво, непрофессионально. Позже всё это Россия будет отдавать – разумеется, с процентами. Когда мы говорим о «советских долгах», нужно осознавать, что это (в преобладающей степени) долги последних двух лет правления Горбачёва. Долги эпохи Съезда народных депутатов, а не ЦК КПСС.

В 1990-м, как тогда говорили, Горбачёв качнулся вправо. Увидев угрозу в демократических радикалах, он постарался закрутить гайки. Знаковым событием было закрытие программы «Взгляд» накануне нового 1991 года. Теперь, наверное, надо пояснять, что это была такая телевизионная передача, а тогда многие воспринимали её как светоч свободомыслия: раскрепощённая молодёжь с вальяжным снобизмом подтачивала основы советского строя. Многие ожидали от Горбачёва «наведения порядка», и некоторые действия «ястребов» из горбачевского окружения позже воспринимали как пролог к путчу. Доподлинно неизвестно, какое отношение имел Горбачёв к подготовке ГКЧП. Был ли он организатором, инициатором создания комитета, или благословил инициативу Крючкова сотоварищи? А, может быть, удостоил их молчаливого согласия? Наименее вероятен официальный вариант, в котором Горбачёв предстаёт жертвой заговора коварных предателей. Скорее всего (и это, если отбросить лукавые оговорки, согласуется с воспоминаниями участников событий, включая Горбачёва) Михаил Сергеевич дальновидно уступил инициативу товарищам, чтобы остаться на коне и в случае победы, и в случае поражения ГКЧП. Аналогичным образом он уклонялся от резких решений во время событий в Прибалтике и Закавказье. Но за три августовских дня авторитет Ельцина и правительства РСФСР достиг циклопических размеров. Россия увидела победителя. В его тени вернувшийся из Крыма лысый человек в серой кофточке выглядел бледно.

…Когда, прилетев из Фороса, Горбачёв обмолвился: «Всей правды я никогда не расскажу» - стало ясно, что этот политик, может быть, какое-то время ещё поцарствует, но править уж точно не будет. С такими скелетами в шкафу невозможно сохранять независимость. Почему Горбачёв не боролся за власть в декабре 1991-го? Да именно потому, что его роль в августовском путче можно было в два счёта переинтерпретировать, превратив президента СССР из жертвы в заговорщика. А другие заговорщики в декабре 91-го пребывали в Матросской тишине. Уж лучше рекламировать пиццу.