Около 1,5 млн наших соотечественников участвовали в боевых действиях вдали от родины. Рискуя своей жизнью и здоровьем, они выполняли служебный долг; более 25 тысяч из них погибли. Наиболее длительными и масштабными были боевые действия в Афганистане. Поэтому 15 февраля, когда в 1989 году были выведены советские войска из Афганистана, решено отмечать как День памяти о россиянах, исполнявших служебный долг за пределами Отечества.
По самым общим подсчетам, почти за 10 лет Афганистан прошел через сердца, судьбы, жизнь примерно пятисот тысяч советских людей. А сели брать с их семьями, то счет идет на миллионы. Об этом и других аспектах афганской войны наш обозреватель беседует с депутатом Государственной Думы, членом Комитета по делам ветеранов Иршатом Фахритдиновым.
– Иршат Юнирович, вы участник афганских событий, в том числе на очень важном, конечном этапе – когда готовился и проходил вывод войск. Как вы относитесь к той войне, нынешние оценки которой весьма неоднородны и противоречивы?
– Я мечтал попасть в Афганистан еще в ту пору, когда в середине восьмидесятых учился в Омском высшем общевойсковом командном училище имени М.В. Фрунзе. Хотелось применить полученные знания и навыки не в условной, учебной обстановке, а в боевой, испытать себя в единоборстве с реальным противником. Моему рапорту с просьбой отправить меня «за речку» был дан ход, и летом 1987 года я попал в 101-й мотострелковый полк, дислоцировавшийся в Герате, в северо-западной части страны. Был командиром горного мотострелкового взвода.
Сегодня далеко не всем, особенно молодежи, понятно, почему тридцать лет назад части Советской Армии были введены в Афганистан. Был, конечно, предлог политико-дипломатический – просьба тогдашнего афганского правительства. Но главное, тогда это потребовалось сделать в силу весьма непростой обстановки, складывавшейся в этой стране и вокруг нее. Мне и моим товарищам, в ту пору лейтенантам, как людям военным это было понятно.
В том, что это так, я и сам убедился в Афгане. Да, была Апрельская революция, пусть и начатая сверху, но была и контрреволюция, развязанная не только внутренними, но и внешними силами. Вопрос стоял так: оставаться стране во мраке средневековья или вырваться из его пут, идти вперед. А кто извне поддерживал тогда контрреволюцию в лице моджахедов, известно.
Мы знали, что за нами стоит великая страна, она нас в обиду не даст. А потому мои товарищи и я считали тогда, что делаем очень важное для нее дело, прикрывая государственные рубежи с неспокойного юга. То есть мы осознавали: афганская миссия нашей армии по большому счету имела стратегический характер. В сущности же та война, которую классифицируют как локальную, в геополитическом плане отражала глобальный характер тогдашнего противоборства двух систем, двух идеологий в лице двух сверхдержав – СССР и США, Позднее я осознал это предельно четко.
Решение о начале войны принимают политики. А ведут и завершают ее солдаты. Выполнив в Афгане свой долг, мы ушли с достоинством. Поэтому совершенно не состоятельны попытки представить нас захватчиками, колонизаторами и т.д.
– Что характерно было для вывода войск в военном, тактическом плане?
– Обычно последними идут «тылы». Но у нас тогда наоборот было. Сначала пропустили все тыловые части, а потом, налегке, выходили сами. Особо отмечу взаимодействие с пограничниками.
– Ваш полк 15 февраля 1989 года выходил через Кушку. А потом как у вас служба сложилась?
– Раз уж вы Кушку упомянули, то скажу: я был не против продолжить службу там после Афганистана. Так и случилось. В Кушке некоторое время командовал взводом в одном из полков 5-й мотострелковой дивизии. Но в стране исподволь назревали процессы, которые в девяносто первом привели к распаду Союза. Останься я служить в Кушке – невольно оказался бы за границей.
Боевой опыт, полученный в Афгане, очень пригодился мне, когда в начале девяностых разразилась череда войн и военных конфликтов в ряде постсоветских республик. Во время грузино-абхазской войны 1992-93 гг. я участвовал в миротворческой миссии в Абхазии, а позднее пришлось повоевать в ходе первой чеченской кампании, которая началась в самом конце 1994 года.
– Иршат Юнирович, что для вас, участника трех локальных войн, самое значимое и памятное в том времени, которое уже стало историей?
– Служба в Афганистане. Уверен, так же вам ответят и другие ветераны, прошедшие через горячие регионы на рубеже двух веков. В Афгане у нас были четкие и ясные задачи, хорошо налаженное взаимодействие между штабами, частями и подразделениями. Но там мы не только боевые задачи выполняли. Сегодня почему-то не говорят о другой миссии наших войск – мирной, созидательной. Освободив тот или иной кишлак от отрядов вооруженной оппозиции, мы помогали местной власти. Передавали продовольствие, когда надо было, восстанавливали разрушенное. Очень важно, что местное население к этому относилось с пониманием, простые люди благодарили «шурави». В этом – и ответ на жгучий вопрос: за кем в той войне была правда. Ведь без мира не построить школы, не дать детям образование, не поднять промышленность. А моджахеды? Ведь они только убивали и разрушали.
Лично для меня афганский период памятен тем, что именно там я узнал, что значит есть из одного котелка со своими бойцами, что значит быть им и отцом, и братом (хотя я был чуть старше их). Со мной, лейтенантом, уважительно, за руку, здоровался сам генерал армии Валентин Варенников. И это нормально было, в порядке вещей.
– Что бы вы могли сказать о нынешнем военном присутствии в Афганистане американцев и их натовских союзников?
– Все познается в сравнении. Посмотрите на карте, где Штаты, а где Афган. Американцы там воюют почти десять лет. Если они Бен Ладена ищут, то где же он? А главное, жизнь-то лучше в стране не стала! В «наше» время в Кабуле административные здания на воздух не взлетали, такого количества терактов не было. Не было, как сейчас, потока наркозелья из Афганистана – мы этого не допускали. Тогда вообще об этом речи не могла идти – южная граница была на замке.
– На ваш взгляд, ветераны сегодня – это социально активная сила?
– Ветераны – это не безликая масса, а конкретные люди. А они разные. Кто-то и был бы рад проявлять активность, да здоровье не позволяет. В том и важность ветеранских организаций, что они не только помогают людям, но и объединяют, сплачивают, не дают им пасть духом. А вообще верно сказано: ветераны – проблема не возрастная или медицинская, а социальная.
– Иршат Юнирович, что вы думаете о государственной политике в отношении ветеранов – участников боевых действий и инвалидов, ставших таковыми на войне или военной службе?
– В Госдуму да и мне лично приходит немало писем, где люди жалуются на формализм в работе местных органов социального обеспечения. Тут, конечно, еще многое предстоит сделать. Даже если и есть соответствующие законы, надо, чтобы они работали, особенно на местах. Есть и такие авторы писем, которые считают, что государство для них мало льгот предусмотрело. Что на это сказать? Дело не только в неповоротливости, медлительности законотворческих и властных структур.
Я считаю, что время для полного удовлетворения нужд, запросов и интересов ветеранов просто еще не пришло. Но оно придет – по мере становления и развития гражданского общества, стабилизации и прогресса в финансово-экономической сфере. Вспомните, что общество, государство, не сразу повернулось лицом к ветеранам и инвалидам Великой Отечественной. Но повернулось же! Осмелюсь провести такие же аналогии по отношению к ветеранам и инвалидам «афганцам», «чеченцам», а сейчас и «югоосетинами».
– Что вы скажете о введении новой памятной даты – 15 февраля – как Дня памяти о россиянах, исполнявших служебный долг за пределами Отечества?
– Полагаю, что это может поднять статус памятных мероприятий, проводимых в этот день, и послужит импульсом для властей на местах об усилении внимания к ветеранам, заботы о них.
– И напоследок ваши пожелания «афганцам» и участникам других локальных войн.
– Время, сама История возложила на вас высокую миссию – продолжать эстафету тех, кто принес стране Победу в мае сорок пятого.
Беседу вел Владимир Рощупкин.