Американский исследователь утверждает, что русская культура – это культура нравственного мазохизма, в центре которого находится личность, которая осознанно или неосознанно действует против своих собственных интересов. Действие в ущерб собственным интересам и «бессмысленная жертвенность». Так увидел запад русский характер. Помимо западных исследователей, в формировании такого представления о русском характере деятельное участие принимает так называемое российское «современное искусство», а те, кто отвечают за международные отношения либо мирно посапывают, либо поставили во главу угла законы рынка и, подобно вавилонским вельможам, считает, что у кого деньги, тот и хороший.

При этом,  Ланкур-Лаферьер чувствует необъяснимую красоту этого «нравственного мазохизма». «Лично я считаю так: пусть русские остаются такими, какие они есть… Сам я считаю, что мазохизм является неотъемлемой частью привлекательности и красоты русской культуры. Кем бы были Татьяна Ларина, Дмитрий Карамазов или Анна Каренина без их мазохизма? «Излечить» их от мазохизма – значило бы отнять у них значительную часть эстетической привлекательности.» Здесь, явно скептически настроенный иностранец, во-первых, обнажил, сам того не ожидая, через симпатию к русскому мироощущению, коренную ценностную связь между Россией и так называемым Западом; во-вторых в очередной раз указал на недочеты в работе России над собственным образом в глазах соседей. Из трех перечисленных типов только один можно отнести к типическому русскому характеру – это Татьяна Ларина. Творчество А. С. Пушкина, безусловно, заслуживает отдельного исследования, однако, позволим себе заметить, что Татьяна Ларина — один из самых непонятых и недооцененных типажей русской литературы.

Любой первокурсник любого факультета сдает экзамен по философии. Если ему повезло и преподаватель по философии не оказался марксистом-ленинцем, или если вдруг студент оказался любознательным и прочитал по предмету более одной книжки, то он обязательно усвоит, что человек состоит из тела, души (психики) и духа, в отличие от любимого примера диакона Андрея Кураева – кошки, устройство которой подразумевает наличие только тела и души. То есть наличие духа отличает нас от животных. Суть образа Татьяны Лариной, и в этом проявился гений Пушкина, в том, что ее дух освободился от душевных и телесных страданий и вознесся над ними в предпочтении правды, а не инстинкта или эмоции. Безусловная ценность этого выбора заключается в том, что он сделан ни по научению, ни по привычке, ни под страхом общественного порицания, и даже не по рассудочным соображениям должного (что часто встречается в западной классической литературе), а в результате действия свободного духа. Пушкин нарисовал идеал русской женщины – это самая свободная женщина в мире (в мировой литературе), так как она обладает, помимо тела и эмоций, свободным духом, в обладании которым женщинам упорно отказывала вся «прогрессивная» западная литература.

А Лев Толстой с еще большим упорством делал из женщины животное в вышеупомянутом образе Карениной, а также Наташи Ростовой, эмоциональные порывы которой заглушали не только дух, но и рассудок. Русский народ, все замечающий и знающий своих героев, с поразительной точностью отметил образ Татьяны Лариной совершенно неприлично перефразировав двустишье из «Евгения Онегина»: «кто там в малиновом берете послал всех на... и ушел?». При всей вульгарности, это один из самых точных анализов образа Татьяны Лариной, которая в результате свободного выбора предпочла духовный акт половому.

Что же касается мужского начала, то, нисколько не умаляя красоты языка Достоевского, вряд ли можно хоть одного из его героев считать воплощением русского характера. Достоевский мастерски играет на душевных струнах читателей, но ни одно его произведение не дает представления о том, что же все-таки стоит делать. На любое его произведение можно ответить вопросом – и что? Так – плохо, поймем мы из его творчества, а как надо? К сожалению, как показывает практика, любые попытки вывести читателя к правде «от противного» приводят, в основном, к застреванию в этом противном. Это видно на примере людей, активно выдающих себя за «православных» на «православных» Интернет форумах. Свои духовные искания они начали с излишнего внимания к окружающему злу, и стали от него отгораживаться отрицаниями. В итоге они выработали правила жизни, начинающиеся с «не», причем касающиеся достаточно узкой сферы жизни – «не убий», «не укради», «не прелюбодействуй». Если соблюдение первых двух запретов в условиях, хотя и сложной, но все-таки мирной жизни, да еще и в достаточно закрытом микро-социуме, не очень затруднительно, то третий запрет оказался для многих настоящей проблемой.

Фокусируясь на «противном» они сделали «анти-секс» главной заповедью и чуть ли не главной отличительной чертой «своих» от «чужих». В итоге, если в ходе дебатов довести такого псевдо-православного до нужной кондиции, то его позиция сведется к тому, что православный это тот, кто, так сказать, «не живет сексуальной жизнью» и активно отрицает и осуждает все сексуальное. А в целом парадигма псевдо-православных сводится к отрицанию действия вообще. Не делай этого, не делай того, не обращай внимание на внешнее (т.е. на труд), концентрируйся на внутреннем (якобы, духовном).

Опять же, напрашивается вопрос – а что делать-то? Православный это тот, кто не делает или, все же, тот, кто делает? С этой высокодуховной проблематикой псевдо-православные борются за умы и души своих собратьев и, в том числе, так называемой «молодежи». Своей активностью, они вынудили даже наитерпимейшую Русскую Православную Церковь начать разъяснительную работу об отличиях веры от обрядо-верия. В самоустранении из жизни, подпитываемом эксплуатацией вырванного из контекста тезиса о подставлении левой щеки после удара по правой, теряются главные законы христианства – первые две заповеди нагорной проповеди (возлюби Господа Бога своего всем сердцем своим и Возлюби ближнего своего, как самого себя), и слова Спасителя - «по делам их (а не по бездействию) узнаете их». Возлюбивший Бога (всем сердцем) не может бездействовать. Он находит свое призвание и действует, принимая участие в воплощении божественного замысла. Свидетельство тому – огромное количество российских «делателей» - священнослужителей, инженеров, писателей, государственных деятелей, воинов и т.д.

Для донесения до иностранного сознания понимания русского национального характера можно использовать, например, идею братьев Аксаковых о том что собирательным образом русского народа является Илья Муромец. Пока до зарубежных мыслителей этого никто не донес. Вряд ли он вообще хоть сколько-то широко известен западному миру. В сознании даже российского обывателя Илья Муромец – эдакий сказочный богатырь, который непрестанно рубит бесконечные головы Змея Горыныча и «достает» Соловья Разбойника богатырской потехи ради. Благо такой образ русских богатырей активно развивается в сфере мультипликационных фильмов. И именно такой образ уходит на запад, по лицензионным соглашениям о распространении видео-продукции. Тем временем, мало кто знает, что «божьими людьми» на Руси называли не юродивых, а богатырей-пограничников, отцов казачества, которые охраняли родные земли, не беря денег за службу, а в бой ходили малыми группами и без доспехов (летописи сообщают о случаях, когда богатыри выходили в одиночку против нескольких сотен врагов и, при этом, одерживали победу).

Сам Илья Муромец – совершенно реальный исторический персонаж, родившийся в 1143 году в селе Карачарово близ Мурома Владимирской области в крестьянской семье. В последствии причислен к лику святых. В его честь освящают храмы, например, палаточный храм наших десантников, стоявших в Югославии, или главный храм ракетных войск стратегического назначения, которые могут спалить планету за 24 минуты. В советское время сказки были приведены в соответствие с государственной идеологией и потеряли свою главную ценность – воспитательную составляющую. Оставив тексты, связанные с совершением подвигов во имя государства, цензоры вырезали все по-настоящему волшебное, а также ответы на вопрос «зачем?», превратив сказки из таинственных преданий старины, освещенных мудростью предков, в выдумки. Даже в сказке Андерсена о Снежной Королеве Герда, как выяснилось, вернула Кая не горячими поцелуями и не слезами, а пением христианских гимнов.

Также и в случае с русскими былинами. В оригинале к Илье, который как мы знаем до тридцати лет не владел ногами, явились «святые старцы в образе калик перехожих». Они подняли Илью на ноги и дали ему силу богатырскую. То есть сила у Ильи появилась не по щучьему велению, а через святых старцев, «добрым на радость злым на страх». Илья Муромец никогда не называется ни молодым ни удалым. В нем нет удали. Сам себя Илья часто называет «старый козак Илья Муромец». Служит он атаманом богатырской заставы на юге России «у синего моря» (Азовского). Он спокоен и подвиги его степенны. Свою силу себе он не присваивает. Он не кровожаден, не любит убивать и, где возможно, уклоняется даже от нанесения удара.

В одной былине сказано, что был один богатырь великий, которого даже земля не держала. На всей земле нашел он только одну гору, которая может выдержать его тяжесть, и лежит на ней неподвижный. Илья поехал с ним биться, «смотрит – стоит гора, а на ней другая лежит». Говорит тот богатырь Илье «слышал я о тебе, ты всех сильней между людьми, ступай и будь там силен. А со мной нечего тебе мерить силы; видишь какой я урод, меня и земля не держит, я и сам своей силе не рад». Так былины отделяют бессмысленную абсолютную силу от силы правды. Илья Муромец пользуется большим уважением, чем другие богатыри. У каждого из них есть свои слабости. Добрыня Никитич однажды даже называет Алешу Поповича «бабий пересмешничек» и «судейский прелестничек». Один только Илья поступает всегда как должно. Будучи однажды сбитым с ног богатырем-казарином, находясь на грани между жизнью и смертью, «лежит Илья.., но помнит он, что написано было у святых отцов, удумано было у апостолов, не бывать Илье в чистом поле побитому». Так русский народ поставил Илью Муромца в один ряд со святыми отцами церкви, апостолами и пророками.

И если все-таки признать, что творчество ветерана Первой мировой войны и профессора лингвистики Толкиена – есть обработанный национальным (цивилизационным) гением и просвещенный христианством западно-европейский эпос, с архетипическими героями, то былины – есть русский эпос, со своими архетипическими героями, просвещенный христианством, но классиком еще не обработанный. А ведь тренируясь на «Золотой рыбке», «Руслане и Людмиле», «Сказке о царе Салтане» и проч. Безвременно отнятый у нас национальный гений Пушкин, наверняка, готовился к созданию  классического русского эпоса.

Это ли не главная задача российской литературы на ближайшее время?

 

Ярополк Раш.