Жертвенный всенародный подвиг Великой Отечественной ещё недавно не вызывал споров и сомнений, был азбучной истиной, которую затверживал каждый школьник ещё в младших классах. Но прервалась связь времён, уходит поколение героев-фронтовиков – и всё чаще слышны голоса клеветников Победы, которые стремятся навести тень на плетень, смешать правду с ложью, чтобы только лишить народ его единственной гражданской святыни… Вот уже поговаривают о том, что День Победы как государственный праздник не переживёт последнего ветерана войны. А ведь для нас 9 мая – единственный настоящий праздник, смысл которого ясен каждому, как ясно и великое значение этого дня в истории нашего народа.
В 1996-м году тогдашний президент России Б.Н.Ельцин публично поручил своим тиунам и авгурам в сжатые сроки выработать национальную идею. Трудно представить, какой гомункулус родился бы в чиновничьих кабинетах, если бы поручения Ельцина не было принято игнорировать. Сработал закон Салтыкова-Щедрина: вздорность законов компенсируется их неисполнением. А ведь в России всегда существовала национальная, всенародная идея – идея Победы. Именно так, с большой буквы следует писать это слово, за которым – рождение русской нации на Куликовом поле. И ничто не заменит этой сплачивающей идеи, благодаря которой в ХХ веке народы Советского Союза сумели одолеть противника, перед которым капитулировали все народы континентальной Европы. Мы привыкли считать Победу вполне логичным итогом великой войны, а ведь в истории не так много случаев успешного сопротивления инициативному и властному завоевателю.
Традиция серьёзного отношения к юбилеям исторических событий и выдающихся деятелей в нашей стране утвердилась прочно, с позапрошлого века. Вехами в истории народного самосознания стало столетие гибели Пушкина (1937) и двадцатилетие Победы в Великой Отечественной (1965). В разгар демократических реформ праздник Победы пугал идеологов новой России. Ведь невозможно по-настоящему широко отмечать день Победы, не обращаясь к советской символике, не упоминая коммунистической партии и комсомола, красных маршалов и верховного главнокомандующего. И всё-таки пятидесятилетие Победы было отмечено на высшем уровне, с торжественным открытием комплекса на Поклонной горе и памятника маршалу Жукову возле Исторического музея.
Главы государств – союзников и противников Советского Союза во Второй мировой – съехались тогда в Москву. Через десять лет никто уже не сомневался, что даты Великой Отечественной – священны, и нет у нас более заветных страниц истории. Отмечали праздник порой безвкусно и даже бестактно по отношению к фронтовикам, но будем оптимистами и поверим, что то были промахи «из лучших побуждений». Но именно тогда, в год шестидесятилетия Победы, многие в России с удивлением узнали, что на Западе (и даже в прочно пристыжённой после Нюрнберга Германии) давно уже в ходу разоблачительная «правда» о советской оккупации, о мародёрстве в Красной Армии. Ключевой тезис этой кампании: «Сталин хуже Гитлера, Советский Союз хуже Третьего Рейха». Мы слышим его всё чаще.
Увы, приходится признать, что самыми жёсткими разоблачителями Красной Армии были не иностранные «клеветники России», а отечественные диссиденты. Многие поклонники Солженицына, считающие хорошим тоном восхищение патриотизмом писателя-нобелиата, ухитряются не замечать, что и в «Архипелаге ГУЛАГ», и в солженицынской публицистике разоблачению идеалов Великой Отечественной посвящено немало страниц (между прочим, без этого нюанса трудно понять истоки бурной травли Солженицына, на которую решилась брежневская элита, хранившая память о фронтовой героике). К наследию крупных мыслителей нельзя относиться как к догме. Если уж мы, проигнорировав призывы Льва Толстого, не отказались от половой жизни, стоит ли, вслед за Солженицыным, считать Великую Отечественную сшибкой двух ипостасей «тёмной силы». Куда ближе к истине оказался оплёванный и не слишком сноровистый поэт Лебедев-Кумач:
Как два различных полюса, во всём враждебны мы:
За светлый мир мы боремся, они – за царство тьмы.
Об этом не очень-то принято вспоминать: каждый приноравливает престижный солженицынский бренд к собственному представлению о комильфотности… А. Дюков в своей новой книге1, к счастью, не подстраивается под конъюнктуру и напрямую называет Солженицына своим противником, одним из творцов «чёрной легенды» о великой войне. Солженицын отрицает феномен массового советского героизма и патриотизма – Дюков показывает, насколько сильным было сопротивление оккупантам, ожесточённая борьба народа против жестокого поработителя. Никто в Европе не сражался с захватчиками так самоотверженно – а ведь инициатива в войне, ещё раз повторим, остаётся на стороне агрессора, а для обороняющегося народа всегда велико искушение отказаться от борьбы, сдаться на милость победителю. Каждому школьнику необходимо знать, сколько мирных людей погибло с советской и с немецкой стороны. Колоссальная разница впечатляет.
А ведь Красная Армия вступала на территорию «этой проклятой Германии», имея огромный счёт к неудачливым «сверхчеловекам» – разрушенные города, «слёзы наших матерей»... И как тут не воздать должное образцовой армейской дисциплине, не допустившей массовых самосудных расправ над немцами, не допустившей, чтобы воинская «ярость благородная» перешла в неуправляемую месть.
Среди многочисленных документальных сюжетов, представленных Дюковым, вспоминается спор Ильи Эренбурга с леди Гибб. В дискуссию включились простые советские люди, участники Великой Отечественной, свидетели немецких злодеяний. Мы снова слышим их голоса: «Красноармеец Анна Игнатенко говорит: «Я не знаю, сколько лет леди Гибб, а мне всего 23 года. Немцы у меня отняли любимого мужа – балтийского моряка, они его убили. Во время блокады Ленинграда у меня на руках умерла от голода восьмимесячная дочурка. Когда от немцев освободили Смоленскую область, я написала родителям, но никого не нашла в живых. Скажите, леди, чем можно измерить моё горе, горе дочери, жены и матери? Если в вашей груди бьётся материнское сердце, вы не простите немцам их злодеяний. Правда, у женщин сердце доброе, мягкое, они способны простить многое, но того, что сделали фашисты, простить нельзя. И я не прощу». И таких свидетельств много, длинный скорбный ряд…
Дюков напомнил нам: враг вёл войну на уничтожение народов СССР, хотя немецкая пропаганда, добиваясь распада «большевистской империи», порой лицемерно заигрывала с националистическими чувствами славян и кавказцев. Идеология нацизма воспитывала в офицерах Рейха отношение к противнику как к недочеловеку – собственно говоря, именно эта самонадеянность и внушила им веру в эффективность войны в Европе на два фронта. Они рассчитывали, что противник не устоит, сломается перед изуверской жестокостью. Об этом расскажут описания обычных будничных дней войны – и автор щедро цитирует, пересказывает самые разные свидетельства.
Напомним только один из тысячи эпизодов, который сохранился, благодаря пишущей машинке Константина Симонова: «При отступлении из деревни Драчево Гжатского района помощник начальника немецкой полевой жандармерии лейтенант Бос согнал в один из домов двести человек из окрестных сёл, закрыл двери и поджёг дом. Среди сгоревших было мало мужчин – всё больше старики, женщины, дети». Нет, это не обычная практика войн. Это характерная немецкая тактика образца Второй мировой, она сложилась под влиянием идеологии нацизма.
Каким судом судить немцев, каким должно быть возмездие? – этот вопрос в те дни касался каждого. Советский народ оказался незлопамятным, и ненависть к нацистским убийцам не была перенесена на весь немецкий народ.
«Нельзя забывать о том, как советские солдаты, победив врага, нашли в себе моральную силу отказаться от мести. Когда одурманенные нацистской идеологией немцы пришли на нашу землю, их командование официально отменило наказания за преступления, совершённые на Восточном фронте: грабь, насилуй, убивай! – что они и делали», – пишет в послесловии Дарья Горчакова. Нередко наши перестраховщики от идеологии даже перебарщивали с деликатным отношением к побеждённым супостатам, некоторые из которых оказались нашими братьями по социалистическому содружеству. Вспомним, как Симонов был вынужден заново отредактировать фронтовое стихотворение «Убей его!», исключив упоминания немцев. При этом не только старые газетные страницы, но и киноплёнка сохранила классический вариант этого яростного стихотворения: в фильме «Концерт фронту» Михаил Царёв читает чётко: «Если немца убил твой брат…». А в знаменитой предвоенной песне «Три танкиста» редакторы не рекомендовали обижать японских самураев: их заменили абстрактной «вражьей стаей». В таком виде и в наше время исполняет песню Краснознамённый Александровский ансамбль. Стоит ли так перестраховываться?»
Массовая интерпретация истории Второй мировой войны на Западе практически не учитывает преступления против мирного населения России, Украины, Белоруссии. Когда говорят о злодеяниях нацистов, во всём мире вспоминают одно слово – холокост. Подстраиваясь под убогие «международные стандарты», авторы школьных учебников истории, работавшие в девяностые годы, практически не работали с документами, которые даже не говорят, а кричат о зверствах гитлеровских захватчиков в нашей стране.
Когда-то нас удивляло название, данное американцами знаменитому документальному сериалу о Великой Отечественной – «Неизвестная война». В каждом доме хранились в сервантах и секретерах, стояли на комодах или висели «в красных углах» фотографии бойцов и командиров Красной Армии в гимнастёрках времён Великой Отечественной – это были реликвии павших или живых отцов и дедов. Сегодня в битве за умы школьников американский (помимо прочего, весьма поверхностный) взгляд на ту войну, растиражированный на DVD и в «соросовских учебниках», всё чаще выигрывает конкуренцию у нашенских авторов. В такой ситуации книга «За что сражались советские люди…» особенно приходится ко двору: для читателей Александра Дюкова война не станет неизвестной.
Арсений Замостьянов.
1 Александр Дюков.За что сражались советские люди. «Русский НЕ должен умереть». – М., Яуза, Эксмо, 2007.