Когда вы будете читать эту статью, родные просторы затопит летняя одурь. Все проблемы отступят на второй план: не зря же говорится, что лето – это маленькая жизнь. Россия отогревает косточки, так гори все огнем. И даже не верится, что в первые жаркие дни, когда я писала эти строки, Москва бурлила как котел. По столице прокатилась волна тяжких преступлений, совершенных с особой дерзостью. Майор милиции Евсюков, устроивший охоту на людей в супермаркете, словно открыл какой-то шлюз: с одной стороны, стало очевидно, что народ распоясался, особенно на фоне кризиса, с другой – все вдруг прозрели и поняли, что столичная милиция профессионально непригодна, в первую очередь в моральном отношении. И что в ней на одну зарплату уже никто давно не живет. И что сколько ни кидай ей в лицо слова типа «коррупция», «сращивание» и т.д., все будет мало. А расцвело все это дело при 8-летнем царении могущественного генерал-полковника милиции Пронина. Который не стал при такой плохой игре долго искушать судьбу и обозленных граждан и спешно оставил позиции.

О чем горожане вряд ли сожалели. Потому что милицейский беспредел при Пронине достиг апогея. Даже дело муровских «оборотней» сошло ему с рук. После чего подчиненным генерал-полковника бояться хоть Бога, хоть черта стало стыдно. Понимая, что до засветившихся на Петровке милицейских бонз они все-таки в смысле крутизны не дотянутся, скромные милиционеры на местах просто зажили, как умели.

Пять с половиной лет назад я ушла из милиции. Хотя мне было еще служить и служить. Если кто читал в ту пору журнал «Охранная деятельность», так я там прямо написала: мол, не хочу служить в одной системе с генерал-полковником Прониным. А это был зенит его могущества, заметьте.

Если же вы в ту пору не читали моих строптивых изречений, то не подумайте, боже сохрани, что это я так осмелела, уйдя на «гражданку». Как бы не так. Еще нося погоны на плечах, я так достала всесильного генерал-полковника, что он собственноручно подписал письмо моему начальнику о том, что, дескать, «полковник милиции С.В.Тернова выступает в противовес интересам ГУВД».

Поскольку Пронин был фигурой больше политической, то его автограф в обычных житейских делах всплывал крайне редко, так что мою персону он удостоил прямо исключительного личного внимания. Что пять лет назад было весьма небезопасно. И, по правде говоря, я ни до, ни после не встречала милиционеров, которые какими-то критическими изъявлениями рискнули сознательно навлечь на себя гнев руководителя всея столичной милиции. Да что там милиционеров - даже среди журналистов желающих совать голову в петлю не наблюдалось. Отдельные факты и персонажи, конечно, публично осуждались, но само ГУВД – «государство в государстве» - никогда. Журналисты популярных газет - тоже ведь жители мегаполиса, в котором возможности Пронина и его подчиненных были практически не ограничены.

Лицензионно-разрешительная система обреталась в этом «государстве» на специфических позициях. В самом главном смысле она была его частью, и этим все сказано. То есть вроде бы не она существовала для граждан, а граждане – для нее. Остальное было все-таки второстепенным. Обстановка неуважительности, покровительственности, панибратства, унизительной зависимости – вот что царило в столичных лицензионных порядках. Мальчишка-инспектор свободно обращался к седому директору на «ты». Когда за какой-то оказией в одну районную лицензионку я отправила свою дочь, ей пришлось с порога буквально послать в нокаут с трудом стоящего на ногах разрешителя, который потянул к ней руки. Но впечатляет даже не это, а то, что в момент, когда она вошла в казенный коридор, разрешитель на глазах у всей жалко улыбающейся сивоголовой очереди самым непотребным образом трепал по щеке пожилого директора, подвернувшегося ему под нетрезвую руку, а тот даже не смел отстраниться… «Когда разрешитель от оплеухи не устоял на ногах, мне показалось, что вся очередь мне мысленно аплодирует», - сказала потом дочь. Больше я ее туда не посылала: зачем сбивать с толку молодежь. И дело вовсе не в том, что милиционер выпивши. В этом как раз нет ничего удивительного, дело в том, что седая гвардия подобострастно хихикает, когда ее лапают за щечку, как, прости господи, не знаю кого.

Руководство же чоповское в этих коридорах не смело и пикнуть. Во-первых, возглавляемая Прониным империя к этому вообще мало располагала. Как сейчас помню, перед тем как мне написать рапорт на увольнение, один капитан из Центрального округа эдак душевно мне сказал: «У нас в отделение даже с ксивой зайти страшно, а без ксивы – так это вообще как в черную дыру провалился: не факт, что выйдешь обратно». Во-вторых, директора ЧОПов постоянно находились под гнетом той мысли, что, если они посмеют продемонстрировать хоть крупицу самоуважения и свободомыслия, их скрутят в бараний рог: изымут оружие, лишат лицензии, выдавят с объектов, аннулируют РХИ и т.д. В некотором роде они ощущали себя заложниками. К тому же большинство их было немолодыми людьми, боялись потерять последнюю коммерческую пристань и менее всего желали лезть в пекло.

Лично у меня сложилось впечатление, что во всех закоулках созданного Прониным «государства в государстве» именно лицензионщики держали себя наиболее самоуверенно и пренебрежительно. Конечно, в смысле личной крутизны, да и благосостояния эта милицейская прослойка и во сне не могла сравниться с представителями ведущих служб. Этого не было в милиции и не будет никогда. Как человек, не служивший в разрешительной системе, а потому относящийся к ней непредвзято, я не поставлю ее на ведомственный пьедестал ни в жизнь. Это, прямо скажем, второстепенная служба, и, по чести, ее давно бы надо вообще перевести в гражданский чин. Но амбиций в ней, на удивление, много. Хотя вполне бы могли ее ребята держаться поскромнее: не с бандитами, чай, имеют дело, а все больше со своими же вчерашними коллегами – отставными барабанщиками.

Ан нет. Лицензионщикам всегда был присущ дешевый кураж. Вот оперу, скажем, нельзя без куража: он с такими суровыми людьми имеет дело, что волей-неволей приходится держать марку. Вот гаишнику, допустим, тоже без куража невозможно, и если от указующего жезла у гражданина падает сердце – перед ним правильный гаишник. Но! Их гонор дорогого стоит, за свой кураж они могут ответить в любой момент и знают это. Что, мало от умышленного наезда погибает гаишников на дорогах? Что, мало оперов не спит по ночам и не рискует завести семью, чтобы были развязаны руки?

Лицензионщики же никогда не находились перед лицом физической опасности. Из всей милиции они, может, одни такие. Вот в чем огромная разница: в полном отсутствии риска. Хоть ты по беспределу запроверяй любого директора, оружие его опечатай, по седой щетине его потрепли (срамота!) – ничего тебе за это не будет. Никто тебя не вырубит спецназовским приемом, никто не переедет машиной твои кости. Риска нет, а погоны-то на плечах те же самые! И поломаться не меньше остальных и прочих охота: «Ребята, не Москва ль за нами?» Ну, может не совсем Москва, но точно «государство в государстве». Вот Пронина укатали чрезмерно крутые горки, но милицейская Москва пока что стоит.

И чего теперь кричать: при Пронине жить без коррупции (а значит, и хорошо работать) столичная милиция разучилась! Легко кидать камни в мертвого льва. Давайте лучше на здравствующий львиный прайд обратим свое внимание.

Эволюция лицензионно-разрешительного звена «государства в государстве» шла хотя и извилистым, но довольно отчетливым путем. Прежде всего это централизация давления на ЧОПы. Сам по себе чиновничий прессинг существовал, разумеется, всегда. Почти все судебные процессы начала и середины пронинского периода были инициированы одной единственной ситуацией: ЧОП и его куратор не сошлись во взглядах на объем материального участия ЧОПа в милицейской повседневности. То есть ЧОП покорно носил ксероксы и принтеры, накрывал поляны, хоронил тещ, участвовал в праздничных патрулированиях, ремонтировал казенные стены и прочее; но в один прекрасный день этого стало мало. А гендиректору, наоборот, мерещилось, что вполне довольно.

Ах так?

И пошло-поехало.

Но в основе этого сюжета, как правило, все же лежали личные разногласия: несовпадение взглядов на порядок цифр. А так в целом ЧОПы и разрешители ощущали себя барахтающимися в одной купели. Все охранные проблемы и зарождались, и решались в одной и той же родимой лицензионке. Сор из нее выносился редко.

Однако в условиях общего укрепления властной вертикали бесконечно такое продолжаться не могло. ЧОПы надлежало втянуть в более высокие отношения. Тем паче, что к середине «нулевых» годов они успели-таки нагулять изрядный коммерческий жирок, который не грех было бы и растрясти.

Идея централизованных периодических проверок вполне отвечала веяниям времени. Проверки вроде бы проводились всегда, но в родимой купели этот вопрос никогда не вызывал особого бурления: все решалось вполне по-семейному, скромненько и прилично, можно сказать, символически. Да и, честно говоря, при своих-то людях кому придет в голову уверять, да еще с серьезным видом, будто всякая теоретическая заумь, к тому же сформулированная с подковыркой, способна принести пользу людям.

И потому, когда народец вытянули из разных теплых мест в чужие холодные НОУ для проверок, это стало первым знаком начавшейся централизации. Ее материальные последствия сразу стали всем понятны. Когда я выступила в Верховном суде, требуя отменить многоденежный столичный эксперимент по проведению проверок, взятка за одного бойца дошла до 300 долларов.

Эксперимент прервали, и нанесенных мною убытков от вынужденного простоя мне, наверное, не могут простить до сегодняшнего дня. Однако понятно, что колесо коммерческой истории разрешительной системы (в первую очередь столичной) на этом не замерло.

Подумайте, какая пропасть разделяет те времена, когда вы шептали своему местному куратору: «Володь, ну мои подойдут к тебе…» - и те, когда (это было на моих глазах) несколько директоров ЧОПов вели такой диалог:

- Да мои в «Хищнике» что-то застряли; сбой там какой-то. Мы уже все решили, я им уже и деньги из зарплаты вычел, раз ­– и не сдали.

- И у меня все не сдали. То же самое: сбой. Сейчас вот концы ищем.

- Не вы одни. Это МВД и ГУВД там никак не распилят. Оттого и сбой. Надо подождать. Скоро все решится.

- Поделят, что ли?

- Да, решат кому что. И тогда опять все пойдет без сбоев.

И, представьте, никто не воскликнул: «Как это – пилят?.. Что значит – МВД и ГУВД?» Нет, в обморок никто не падал, все говорили, как о чем-то обычном. Только вот сбой их беспокоил. Я не комментирую их версию причин неувязки («взятки проплачены, а люди не сдали») по ее сути, потому что не об этом сейчас речь. Но их спокойное отношение к известию о том, что вроде бы идет дележ «черных» денег между федеральной и столичной милицией, меня позабавил. Вот ведь она какая – централизация. Быстро же к ней люди привыкли.

Продолжение следует.

Об авторе; Светлана ТЕРНОВА, президент Правозащитной ассоциации охранного бизнеса